Логика налоговой системы также должна измениться. В настоящее время предполагается, что большинство налогов должны поступать от труда, зарплаты и потребления, меньшее количество – от доходов компании или прибыли капитала, и совсем немного от использования ресурсов. Общеизвестно, что даже спустя 100 лет индустрия ископаемого топлива пользуется субсидиями на производство или избегает затрат на другие расходы (такие как атмосферное загрязнение), вызванные сжиганием углеводородного сырья. С течением времени в результате долгого обсуждения был сделан вывод о том, что нужно перенести налоги с возобновляемых источников, включая людей (заработанный доход), на все невозобновляемые. Может казаться, что это налог только на минерально-сырьевые ресурсы, но по сути он также нацелен на те классы ресурсов, которые входят в категорию Хадсона и Беземера «монополии и недвижимость» и включают аспекты интеллектуальной собственности, финансовых транзакций и приращения капитала. Но эти налоги не будут касаться дохода от продуктивной экономики, особенно если эти доходы были реинвестированы. Переложение бремени налогов не должно повысить затраты продуктивной экономики, скорее, уменьшить деятельность, в которой видны незаработанные доходы или экономическая рента. Здесь есть также сильные экологические мотивы: такой переход будет поощрять цикличность и продолжающееся использование продуктов, компонентов и материалов, а не добычу новых ресурсов. А также он может добавить рабочих мест, поскольку повторное использование и восстановление требуют больше человеческих ресурсов.

Системный, но позитивный цикл в экономике становится видимым. Базовые дивиденды дают безопасность и автономность, позволяют предприятию или малообъемной работе быть жизнеспособными, а также увеличивают спрос на товары и услуги. Налоговый переход с зарплат и прибыли с производства поощряет использование труда, инвестирование и предпринимательский потенциал, вместе с тем отбивая охоту использовать сырье и уменьшая цикл ресурсов (что снижает, к примеру, стоимость жилищного строительства).

Здесь также появится небольшой доход от налогообложения, которого заслуживает базовый дивиденд. В каком-то смысле речь о том, чтобы взять незаработанный доход и раздать его всем и каждому, при этом поддерживая циклическую экономику в «замыкании контура», «замедлении потока», «сокращении палитры ресурсов» и стимулировании, возможно, необходимых инвестиций в инфраструктуру. Набирающая популярность идея «Нового Зеленого Курса» в большинстве стран [40] свободно сюда встраивается. Поскольку деньги активны и действительно растут на деревьях, можно сказать еще много хорошего о базовых дивидендах, изменении схемы налогообложения и затратах на инфраструктуру, – развитие этих идей может помочь с переходом на возобновляемые источники энергии и, возможно, регенеративное сельское хозяйство. Больше о еде и сельском хозяйстве скажем позже.

Два денежных дерева – это правительство/Центробанк (если он контролирует собственную валюту) и частные банки. Кредит можно создать, это мощное человеческое изобретение. Это технология. Кто это делает и по какой причине – значит очень многое. Можно выпустить рекомендации по критериям личного создания кредита: Ричард Вернер писал, что руководства по кредиту всегда используются и очень эффективны [41] – так что «пузыри ресурса» не останутся самыми яркими элементами экономического опыта по всему миру. Однако, если мы немного отвлечемся, деньги – средство, инструмент, значит, в первую очередь они должны быть хорошим слугой экономики, а не хозяином и уж тем более не богом. Последнее извратило бы все хорошее. В большинстве смыслов старая поговорка очень точна: любовь к деньгам – корень всех зол. Не сами деньги, а желание копить, не позволяя им двигаться, ставить деньги на первое место, уменьшая их количество в свободном обороте и взимая плату за их использование. Этот спор уходит корнями очень глубоко в историю, как и использование общественного достояния. Дэвид Грэбер написал крайне познавательную книгу, которая называется «Долг: первые 5000 лет истории» [42] .

Интересно, что во всех религиях есть запрет на «ростовщичество» – делание денег («процентов») на деньгах; многие доримские цивилизации понимали, что долг обременителен, и устраивали периодические отмены долга («прощение долга»).

Деньги похожи на землю и подобны всем объектам инфраструктуры, созданным прежними и теперешним поколениями, – это вид общественного достояния. Возможно, как и с другими видами общественного достояния, «огораживание» денег должно быть связано с большим количеством условий, указывающих, в каких случаях оно возможно. Форма прощения долга требуется сейчас по очень простой причине – накопившийся долг уже настолько велик, что уменьшает траты в продуктивной экономике. Поскольку появление денег связано в основном со снижением задолженности, а прощение долга универсально, это означает, что для тех, у кого долга нет, оно действует как немедленный бонус к тратам, хотя при этом остается справедливым для всех. Мораль и этика тесно сплетены с экономикой, и принятие решения о том, что справедливо, – как раз один из связанных с этим вопросов.

Если миру вещей приходится иметь дело с продолжающимися и существенными последствиями расхода материалов и энергии и загрязнения окружающей среды, денежной экономике приходится сталкиваться с последствиями «финансового загрязнения» (Эдейр Тернер так описывает долг в книге «Между долгом и дьяволом» [43] ), чтобы обнулить и трансформировать экономическую систему. Обеспечив «смягчение кредитного регулирования» и/или прощение долга [44] и найдя поддержку для адекватного базового дивиденда, власть совершит эту трансформацию. Игнорирование долга было бы подобно игнорированию продуктов сгорания, уже попавших в атмосферу, как будто они не влияют на настоящее и будущее.

Поскольку роль правительства видится нам как роль того, кто создает требуемые условия («правила игры») для процветающей экономики, с передачей власти местным и региональным органам управления их ответственность за деньги становится самой большой. По мнению экономиста Джона Кея [45] , для процветающей рыночной экономики тут все в одном: «почти вся сила современной рыночной экономики основана на управлении предпринимательской активностью от поиска ренты до создания богатства». Правительство может использовать свою силу создания и направления денег для применения четвертого принципа денежного цикла.

Общественное достояние – богатство, которое мы наследуем или создаем совместно и обязаны передать неизменным или приумноженным нашим детям. Нашим общим богатством являются дары природы, гражданская инфраструктура, произведения искусства и традиции, а также знания. Но важно помнить, что общественное достояние – это не просто ресурс. Общественное достояние – это ресурс плюс определенное сообщество и протоколы, ценности и нормы, разработанные сообществом для управления ресурсами [46] . Очень многим ресурсам требуется срочное общественное управление, например атмосфере, океанам, знаниям о генетике и биоразнообразии. Нет общественного достояния без общественных практик и норм для общества по управлению ресурсами к коллективной пользе. Формы практик естественным образом различаются от достояния к достоянию, поскольку и человечество разнообразно. Поэтому нет «стандартного шаблона» для общественных достояний, только общие паттерны и принципы. Значит, общественное достояние нужно понимать как объект и как призыв к действию, оживлять участием снизу, личной ответственностью, информационной открытостью и саморегулируемостью.

Одна из самых больших непризнанных проблем нашего времени – «огораживание» общественного достояния. Его можно увидеть в том, как патентуются гены и жизненные формы, как применение копирайта ограничивает творчество и культуру, в приватизации земли и воды и попытках трансформировать открытый интернет в закрытый, в частных рынках, в множестве прочих других примеров. Огораживание приватизирует и превращает в товар ресурсы, которые принадлежат сообществу или каждому его члену, а также уничтожает основанную на общественном достоянии культуру (тут часто возникают совместное производство и управление) по заказу рынка (денежные отношения и иерархия производитель/потребитель). У рынков часто нет почти никакой заинтересованности в местных населенных пунктах, культурах и способах жизни; но для любого общественного достояния они жизненно необходимы.