Шрифт:
– Хватит балаболить, Игнат, звони!
Дед ухмыльнулся и вышел из гостиной. А Рита вопросительно посмотрела на бабулю.
– Не обращай внимания, детка, с утра дед заведенный. А причину не знаю, не спрашивай. Позвонил ему кто-то, он поначалу слушал, а потом послал звонившего со всей прямотой. Знаешь, как он умеет. Я даже интересоваться не стала, кто это был: отправил бы вслед. С годами, Ритуля, характер твоего деда становится все сложнее. Устала я что-то, – вдруг пожаловалась бабушка, а у Риты сжалось сердце: чем могла она ей помочь? Сколько раз предлагала переехать к ней в загородный дом, но бабуля отказывалась: оставить квартиру на мужа она опасалась. Дед Игнат после выхода на пенсию стал часто выпивать. Хотя бабушка и называла это бытовым пьянством, Рита считала деда распустившимся алкоголиком. Родители много лет назад перебрались в Анапу, старший брат Сергей – в Канаду, позже переманив к себе и их сестру Татьяну. Рита осталась в городе, где родилась, не только потому, что вышла замуж за Стрельцова – ей было жаль оставлять бабушку.
– Я договорился, Игорь просил скинуть в вотсап фамилию следователя. Ты хотя бы запомнила? – вернувшись, дед уселся на прежнее место.
– Вот визитка, – положила перед ним Рита кусочек картона, который ей вручил при прощании Арбатов.
– Вот это дело! – дед сфотографировал визитку. – Все, готово. Отправляю! Игорь обещал, что попробует добиться освобождения твоего мужа под подписку о невыезде. Ты рада? Хотя по мне, пусть бы в камере сидел!
– Я рада, – вяло ответила Рита, думая в этот момент не о муже, а о Павле: она ждала его звонка, на ее вызовы женский голос постоянно сообщал, что абонент недоступен.
– Я сделал, что мог, ухожу, а вы тут шушукайтесь дальше, – разрешил дед, поднимаясь со стула. Вид у него был довольный, Рита даже бросила на него удивленный взгляд: поводов для радости она пока не видела.
Павел дрогнувшей рукой погладил головку дочери. На глаза тут же навернулись слезы: его разумная девочка поняла все сразу же, как только он вышел из зала суда. Пять лет ребенку, а поговоришь, так можно и все десять дать. Да что там иной раз такой вопрос завернет, что соврать – не вариант, а объяснить как? Пока что находит он слова, кажется, контакт между ними особый, на уровне инопланетян, как однажды высказалась жена. Бывшая на данный момент, слава богу.
Павел женился рано, решение было спонтанным, поддержала его только мама, потому что была дружна с бабушкой Норы Софьей Давидовной Эфрон. Вынужденно дружна: карьера ее полностью зависела от вздорного характера начальницы, в адвокатской конторе которой она работала. Внучку Софья Давидовна любила безумно, поэтому, когда Нора заявила, что ждет от Павла ребенка, быстро организовала помолвку, а затем и свадьбу. Павел не сопротивлялся, женщину он любил, ребенку был бы рад… если бы тот родился. Только перед разводом Нора призналась, что соврала, и никакого выкидыша тогда не было. На недоуменный вопрос: «Зачем тебе это было нужно, я и так был готов сделать предложение?» ответила, что ей было все равно, их свадьба требовалась бабке. Павел тогда над туманным ответом жены не задумался, а надо было бы!
Отец его о скоропалительном браке высказался резко, что совсем не было для него характерно. На редкость миролюбивый нрав Алексея Игоревича Корсакова у многих даже вызывал недоумение: с точки зрения обывателей, у него было достаточно поводов раздражаться на жену, другой бы на его месте давно сорвался. Хозяйкой мать Павла была никудышной, дома бывала набегами, полностью свалив бытовые заботы и воспитание сына на мужа и свекра. Не обращая внимания на осуждение соседей и сплетни, «мама Аня», как называл ее Павел, делала карьеру.
Нора оказалась точной копией его матери с тем отличием, что карьеру делать, как, впрочем, и работать, не собиралась. Вот тогда Павел понял слова отца перед свадьбой о том, что все мужчины рода Корсаковых наступают на одни и те же грабли. Припомнив, что дед воспитывал его отца в одиночку, и даже упоминание о бабке в их неполной семье было под запретом, Павел смирился…
Непонятно, чем руководствовался суд, оставив Злату Норе. Зачем ей была нужна дочь, к которой та никогда не проявляла материнских чувств, изредка, правда, играя с ней, как с куклой. Наверное, Павел сам был виноват: старался перед соседями выставить бывшую жену заботливой матерью, врал безбожно, сам себе удивляясь. Потому все свидетели, которых вызвал ее адвокат, ничего плохого о Норе сказать и не смогли.
– Ну что, дорогой, прощайся со Златой.
В голосе Норы явно слышалась насмешка.
Павел попытался расцепить ручонки дочери – Злата крепко обхватила его ногу, глядя снизу вверх покрасневшими от слез глазками. У Павла на миг остановилось сердце.
Именно сейчас, когда он вот-вот сможет дать дочери все! Если то, что сказал вчерашний гость, – правда, у него будут такие деньги, какие и не снились Норе. «Ладно… пока пусть так. Но Златку ты мне вернешь!» – подумал Павел со злостью.
– Тебе дочь зачем? – спросил он с угрозой. И только сейчас до конца понял, какой силы ненависть испытывает к бывшей жене. А когда-то любил ее!
– Не начинай, Корсаков. Смирись. Отнеси ее в машину, – вновь, уже более откровенно, усмехнулась бывшая жена.
Павел поднял на руки дочь. Злата сразу обмякла в его объятиях, но он почувствовал, как она сцепила ручки на его шее в крепкий замок. «Как я ее могу отпустить? Что же эта женщина творит?! И судья эта, бабища равнодушная, что наделала?!» – Павел сделал несколько шагов и остановился, почувствовав, как напряглось тельце дочери.