— Ты мне изменяешь. У тебя есть любовница.
Муж смотрит на меня холодно:
— Допустим. Что это меняет?
— Все! Это меняет все. Я хочу развод.
— На развод ты, может быть, и подашь? А потом что… С голой задницей на панель отправишься? У тебя ничего нет и никогда не было. Всем, что у тебя есть, ты моей семье обязана.
Он делает паузу и добавляет:
— К тому же ты опять от меня понесла. О разводе не мечтай.
— Я не стану терпеть твою любовницу.
Муж пожимает плечами:
— Придется. Проглотишь.
Предупреждение: Очень эмоционально, герой с тяжелым характером
Глава 1
Она
— Как только у тебя наглости хватило!
Муж поворачивает голову в мою сторону. От его плеча неспешно отлипает высокая, красивая брюнетка.
Меня трясет от злости и негодования.
— Другого момента найти не мог, чтобы познакомить всю семью со своей потаскухой?! Надо было на похороны ее притащить?!
— Маша, будь добра, — кивает муж своей шлюхе. — Оставь меня с женой.
— Примите мои соболезнования, Ольга… Романовна, — говорит с тонкой улыбкой эта хищница, подчеркивая разницу в возрасте между нами.
Я теряюсь в догадках, сколько лет Маше — двадцать пять или меньше? Но вкладывается она в себя, будь здоров, лицо идеальное, модные широкие брови вразлет, томный лисий изгиб пушистых ресниц, красиво оформленные губы и точеная фигурка. Она точно проводит в спортзале не меньше нескольких часов в неделю, и тягает гантели, а не кастрюли с кашами и супами для детей и больных родителей.
— Уйди, — шагаю вперед к этой выскочке. — Пошла вон.
Сжимаю кулаки и разжимаю, как же меня трясет!
— Глеб, — выдыхает она скорбно. — Неужели ты это так и оставишь? Алексей Дмитриевич и для меня был не последним человеком, столько всего сделал, я ему обязана всем!
— Мария. Оставь. Давай, — немного накаляет голос Глеб. — Выйди. Наберу.
Мария проходит мимо меня, шепнув еще раз:
— Соболезную, — и скользит взглядом по моему платью с пятном.
Сынишку тетя перекормила кашей, и он срыгнул на меня. Я в запаре, успела замылить пятно, но оно все равно осталось на самом видном месте, как назло!
И это словечко «соболезную» явно касается не смерти отца моего мужа, а того, как я выгляжу — взмыленная, уставшая, не спавшая вот уже трое суток… Волосы под траурным платком слиплись от пота.
Я хочу принять горячую ванну с пеной, выпить немного вина, лечь в кровать и укрыться одеялом. Просто поспать и отключиться от всех проблем. Но не могу…
У мужа умер отец.
Если учесть, что это вторая смерть за полгода, то удар по Глебу колоссальный.
Сначала — мать, следом за ней — отец.
Я должна поддержать супруга, вот только у меня нет никакого желания это сделать.
Я хочу бить тарелки и обзывать его самыми последними словами. Хочу швырять его вещи с балкона и орать, чтобы не возвращался!
Потому что совсем недавно подруга за чашечкой кофе сообщила мне кое-что.
— Слушай, это конечно, совсем не мое дело! — начала издалека. — Но вот… Считаю, ты должна знать.
Она положила телефон на стол и показала несколько фото. Там был мой муж и эта… девица.
В автомобильном салоне.
— Мы с мужем давно хотим поменять старый ниссан. Присматривали новую машину. Увидели там твоего мужа с этой фифой. Попой она перед ним крутила, то раком загнется, капот открывая, то сиськи вот так зажмет… — цокает языком подруга. — Мне кажется, он меня даже не заметил. Еще бы! Взгляда от пятой точки этой шмары не отрывал, уехали вместе.
***
Я хорошо разглядела ее.
И когда эта стерва переступила порог дома, сразу поняла, что это — она.
Курве хватило наглости приехать в дом с трауром.
Одетая с иголочки. Черное платье не как знак траура, а вызов всей этой жизни — глубокое декольте, широкий алый ремень, подчеркивающий узкую талию. На голове — черная шляпка с тонкой вуалью и вызывающе красная подошва лаковых туфель.
Я как-то хотела такие. Муж остановил, сказав:
— Оль, ты чего? Ну, какие тебе лабутены? Ты едва ходить начала нормально, ногу не волочишь за собой после растяжения. Еще раз навернуться хочешь? У тебя и не было таких никогда! Не глупи, мы тебе сейчас сумочку выберем. Как ты любишь, размером побольше…
— Совсем охренел?
— Не шипи, гадюка. Я сейчас безразличен к яду. Понимаешь?
Голос Глеба сухой и холодный. От него веет, как от морозильника, и глаза такие же — пустые и мертвые. Умер отец, но именно у моего мужа — глаза мертвеца.
— Понимаю одно. Как только… похороним… папу, так сразу ты соберешь вещи и уедешь. Ты меня понял?
Мой голос дрожит от гнева.
Глаза болят — в них так сухо, словно там песок, красный песок, и я плачу этим сухим песком, но никто не видит этого.