Подойдя к дверям душевой, Джон услышал хихиканье. Он замедлил шаг и прислушался. Похоже, слышались, самое малое, три голоса — один из них женский. Свет не горел, что позволило Джону незамеченным проскользнуть внутрь. Медленно, на цыпочках, он подошел к последней кабинке, откуда доносились голоса.

Дверь была широко открыта, и при слабом свете сотового телефона он разглядел девушку, которая наклонилась над унитазом. И она, и парень, стоявший за ней, были голые, правой рукой он шлепал по ее голым ягодицам, в то же время входя в нее. Оба стонали от удовольствия.

Джон был в черных брюках и в темной рубашке, которые помогали ему скрываться в тени. Прижимаясь спиной к стене напротив кабинки, он приблизился на шаг. Сидя на унитазе, лицом к девушке, другой голый парнишка, держа в левой руке сотовый, правой толкал ее голову к себе. Она увлеченно работала ртом. Парень все снимал на сотовый.

Джон почувствовал, как член его твердеет.

— Ник, я хочу, чтобы сейчас ты вошел в меня, — сказала девушка, отнимая рот от парня перед ней. — И Шон, — повернулась она к парню за ней. — Я хочу, чтобы это было у меня во рту. — Она показала на возбужденный пенис.

Джон как можно тише сделал два шага назад. Он не хотел мешать им.

Парни поменялись местами, и все началось сначала. Ник теперь пристроился сзади требовательной девушки, по-прежнему крепко держа сотовый в левой руке. Стоны девушки стали раздаваться все чаще, и Джон понял, что она близка к оргазму. И он тоже.

Джон пристроился в одной из кабинок. Она была второй от той, где развлекались ребята. У него не было необходимости видеть их; ее стонов было достаточно, чтобы сводить его с ума. Он закрыл глаза и предоставил воображению и руке закончить работу, но его память не могла сохранить образы, которые он видел всего несколько секунд назад. Он мог думать только о Молли и о тех ночах, когда он входил в ее комнату и знакомил с искушениями этого мира.

Полный мыслей об этих ночах, Джон кончил через пару секунд.

Несколько минут он сидел, пытаясь восстановить контроль над своим телом. Каждые несколько секунд оно содрогалось от наслаждения. Когда он смог подняться на ноги, то привел себя в порядок и покинул душевую так же тихо, как и вошел в нее. Студенты уже ушли.

— Джон. — Он услышал, как кто-то позвал его, когда он вошел в спортивный зал.

Низко опустив голову и уставившись в пол, он продолжал идти, делая вид, что ничего не слышал.

— Джон Вудс. — Чья-то рука легла ему на правое плечо. — Ты не слышал, как я тебя зову?

Джон нервно обернулся и удивленно вытаращил глаза. У пожилого человека, стоящего перед ним, были тонкие белые брови и такие же редкие волосы, которые были зачесаны слева направо. Круглый нос и розовые щеки в сочетании с добрыми глазами придавали ему дружелюбный вид.

— Отец Льюис? — сказал Джон. Он с потрясенным видом поцеловал правую руку священника.

— Да благословит тебя Бог, сын мой.

— Я не знал, что вы придете.

— Решение было принято в последнюю минуту, Джон.

Отец Льюис был священником в католической церкви Пресвятой Троицы в Хантингтоне с давнишних времен. Джон Вудс уважал его всю жизнь.

— Как церковь, отче?

— Прекрасно, Джон. Примерно год назад мы заново покрасили ее. Ты должен как-нибудь вернуться и навестить нас.

Джон погрустнел.

— Я знаю, знаю, — сказал отец Льюис еще до того, как Джон собрался с ответом. — Воспоминания еще слишком живы, верно?

Джон смущенно кивнул.

— Я знал тебя с детских лет, Джон. Ты всегда был очень истовым католиком, и я всем сердцем любил вашу семью. Мне было больно узнать, что тебе пришлось оставить нас, чтобы справиться со своей потерей.

Джон не мог заставить себя посмотреть на священника.

Отец Льюис мягко улыбнулся.

— Но причина, по которой я оказался здесь, в том, чтобы сообщить тебе хорошие новости.

Джон наконец поднял на него глаза.

— Можем мы отойти на минутку? Тут слишком шумно.

Они нашли тихий уголок за спортивным залом.

— Ты помнишь Сару Мэттью? — спросил отец Льюис.

Джон сощурился.

— Невысокая женщина, с вьющимися светлыми волосами, красивыми глазами, громко хохочет каждый раз, как я выдаю одну из моих не очень смешных шуток, — напомнил ему священник.

Он покачал головой.

— Она всегда приносила яблочные пироги на наши распродажи. И у нее была очень симпатичная дочка Эмили.

Джон улыбнулся. Эмили Мэттью он помнил очень хорошо. Стройная высокая девушка, которая уже в четырнадцать лет заводила всех ребят, и они пускали слюни, глядя на ее созревшую фигуру. Джон помнил, как она однажды во время воскресной мессы бросила на него взгляд. Словно понимала, что она испорченная девчонка и хочет, чтобы он избавил ее от плотского искушения так, как он это делает с Молли.