– Как это?
– Тати не понимает.
– Вроде ж на третьем уже по профилю идут, разве нет?

– Так-то оно так, но акушерство и гинекологию я стал изучать более углублено, когда моя мама в сорок восемь забеременела и... В общем всё кончилось плохо, - мне тяжело вспоминать тот период жизни. Мало мне было токсичных отношений с Ритой, ещё мама...

Тати охает, на лице читается сожаление. Потом она мнется, и я понимаю, что о ребенке я ни слова не сказал.

– Сестренку спасли. Копия мамы. Отец теперь весь в заботах о ней, - улыбаюсь, думая о Софьюшке.
– Ей сейчас четырнадцать. Капец ужасный возраст.

Тати заметно оттаивает и улыбается. Я достаю свой телефон, пролистываю галерею, нахожу фото сестрички. Показываю его Тати, и она сначала смотрит на Софу, затем мигом переводит взгляд на меня. Смеётся.

– Что такое?
– с улыбкой спрашиваю.

– Если бы ты не сказал не, что жто твоя сестра, я решила бы, что это твоя дочь. Вы так похожи, - Тати снова всматривается в фотографию. Отмечая, что у нас глаза скорее всего мамины. Очень мягкие и теплые, как горячий шоколад без молока. И она чертовски права.

– А-ах, нет, но ты, кстати, первая девушка, кому я рассказал очень личную историю. Так что, Тати, твой черёд, - она отдаёт мне мой телефон и достаёт свой. Так же что-то выискивает, затем показывает мне, повернув экран.

– Здесь мои родители, я и старший брат, - она перечисляет своих родных. Фотография очень старая. Видно, что оцифрована. Тати здесь лет десять не больше.
– Мы здесь все вместе в последний раз, - её голос дрожит, и я встречаюсь с ней взглядом, ощущая ментальную боль в груди.
– На следующее утро наша машина врезается в грузовую. У папы внезапно остановилось сердце, как потом будет сказано в протоколе. Выжила только я, и то потому, что меня практически вышибло от удара из машины. Не знаю как, но это чудо.

Я молча смотрю на Тати, и мне вдруг становится не по себе. Глядя на милую кнопку, никогда бы не подумал, насколько трагична её жизнь была в детстве.

Она тут же смахивает предательскую слезинку и улыбается очень ярко.

– Но у меня замечательные родители сейчас. Мамина сестра забрала к себе, - Тати снова смотрит на фотографию, а потом блокирует телефон.
– Ой, что-то не туда мы полезли, Максим. Кстати, эта история тоже впервые была озвучена. Я ни с кем ею не делилась. Даже девчонки не в курсе, что моя мама не мама мне вовсе.

Я тяну свою руку через стол и накрываю ладошку Тати. Крепко сжимаю, и она не сопротивляется.

– Главное, что есть сейчас, Тати. Разве стоит тратить своё время на пустоту?
– я завуалированно говорю о Константине. Тати меня понимает с полуслова.

– Мне нужно немного времени, Максим. Как-то слишком быстро всё произошло между нами, что я все еще боюсь признаться самой себе, что делаю что-то не так, - шепчет Тати, как-будто кто-то мог нас услышать.

– Нам некуда торопиться, кнопка, - я подмигиваю, а Тати обалдевает.

– Ты только что назвал меня кнопкой?!
– притворно ужасается, а сама же смеётся в голос. Я играю бровями и как кот расплываюсь в хитрющей ухмылке.
– Ох и задира, ты, Максим. А говоришь, что всё в прошлом.

Глава 11. Тати

Глава 11. Тати

– М-м-м, торт ну просто восторг, - съедая кусочек, я восторженно закатываю глаза. Максим смеётся, параллельно воруя с моей тарелочки кусочек сладости.

– О, да!
– едва прожевав, говорит он. Я смотрю на Максима, а тот наспех запивает сладость и морщит нос.

– Что? Слишком сладко?
– шепчу так невинно, что Максим на секунду останавливается и смотрит сначала мне на губы, затем только в глаза. Что-то между нами случается в этот момент. Какая-то невиданная сила притяжения. Он первым поддаётся вперёд, а я следом, и, кажется, когда стол вовсе не помеха, мы зависаем. Неловкая пауза, которая вмиг отрезвляет. Я опускаю голову, будто принимаю поражение, и Максим тоже. Мы снова хихикаем сами над собой.

– Мы же друзья, - Максим с ухмылкой произносит фразу, и я снова гляжу на него.

Долго.

Запоминаю каждую эмоцию, которая проносится на его лице прямо сейчас. Лучи света от ламп заведения бликуют и попадают прямо на его лицо: теплые карие глаза становятся цветом драгоценного янтаря, губы, как будто нарочно, очерчены по контору яркой бордовой полосой, а густая растительность дополняет образ мужественности и доброты. Само собой я прикасаюсь ладонью его щеки и провожу.

– Не каждому мужчине идёт борода, - говорю я, лаская мягкую щеку мужчины. Не сказать, что я фетиширую, да и вообще раньше мне не нравились бородачи. Но Максим..., я щиплю его, и он щурит от щекотки глаза.