– Я же сказал, у меня нет ничего, кроме меча.

Мэдлин понурил голову.

– Боюсь, я навлек на тебя страшную беду, Кормак.

Он обернулся и заговорил с Перевозчиком на языке, неизвестном юноше. Чудовище как будто улыбнулось, потом встало, повернуло барку и направило ее к другому берегу.

– Что за беду?

– Ты, видимо, не умер, хотя каким образом ты очутился здесь, понять невозможно. У каждой души есть с собой черная монета.

– Ну так что? Он же перевез нас.

– Да, но обратно он тебя не перевезет. В этом-то и беда! – Речка не такая уж широкая, Мэдлин. Если понадобится, я ее переплыву.

– Нет! Ни в коем случае не вздумай коснуться этой воды! Она – порождение Ада. Она сожжет того, кто ее коснется, и боль будет длиться вечность.

Кормак подошел к старику и положил руку ему на плечо.

– Никакой беды тут нет. Жить без Андуины я не хочу, а она уже переплыла реку. Так идем же. Я хочу добраться до гор еще до темноты.

– Темноты? Здесь не бывает ни темнее, ни светлее.

Такова Пустота, и она не меняется. Тут нет ни луны, ни солнца, а звезды – лишь смутное воспоминание.

– Пусть так, но идем же! – крикнул Кормак. Мэдлин кивнул, и они зашагали прочь от реки.

Шли они много часов, пока наконец усталость не овладела принцем.

– Ты никогда не устаешь? – спросил он волшебника.

– Здесь – нет, Кормак. Это еще одно доказательство твоей связи с жизнью. Давай сядем вон там на склоне. Я разожгу костер, и мы побеседуем.

Они устроились в кольце валунов. Мэдлин собрал хвороста, и маленький костер весело запылал. Волшебник, казалось, глубоко задумался, и Кормак не заговаривал с ним. Потом Мэдлин потянулся, мрачно улыбнувшись.

– Было бы лучше, юный принц, если бы мы встретились под солнцем в лесах вокруг Эборакума или во дворце в Камулодунуме. Но людям следует извлекать из событий то, что можно. Я учил твоего отца, когда он был в твоем возрасте. Он постигал все очень быстро и стал человеком, способным подчинить себе почти любые обстоятельства. Быть может, таков и ты?

Кормак пожал плечами.

– Я рос, как сын демона, которого все чурались.

Человек, заменивший мне отца, был убит, и я бежал.

Мне встретился Кулейн, и он меня спас. Потом оставил меня охранять Андуину, и я не сумел ее спасти. Вот история Кормака. Не думаю, что я такой, каким был Утер.

– Не суди себя слишком сурово, юный принц. Расскажи мне все подробности, а я буду твоим судьей.

Пока костер догорал, превращаясь в пылающие угли, Кормак рассказывал о своей жизни с Гристой, о поцелуе Альфтруды, который привел к убийству Гристы, о встрече с Кулейном и о бое с демонами, когда они защищали Андуину. Под конец он описал спасение Олега и его дочери и схватку с викингами, которая в конечном счете привела к нападению на хижину.

Мэдлин слушал молча, пока рассказ не завершился, а тогда подбросил хвороста на угли.

– Утер гордился бы тобой, но ты слишком мало себя ценишь, принц Кормак. Думаю, причина в твоем горьком детстве. Во-первых, когда на тебя напали братья Альфтруды, ты победил всех троих – поступок воина и истинно смелого человека. Во-вторых, когда появились демоны, ты сражался, как подобает мужчине.

А когда ты нес Олега с горы, ты вновь доказал силу своего духа. И да, ты потерпел неудачу – слишком могучие силы ополчились против тебя. Но знай, сын Утера, – потерпеть неудачу не так уж страшно. Настоящая трусость в том, чтобы и не пытаться победить.

– По-моему, Мэдлин, я предпочел бы поменьше геройства и побольше успеха. Но теперь нет смысла горевать об этом. У меня уже не будет случая что-либо исправить.

– Не будь так уж уверен в этом, – сказал волшебник вполголоса. – Этот мир, как он ни ужасен, во многом сходен с тем, который ты покинул.

– В чем, например?

– Владыка этого мира – Молек, некогда человек, но теперь демон. Тебе он известен как Вотан. Это – его владения уже более двух тысяч лет.

– Вотан? Но как могло произойти такое?

– Из-за глупости одного человека. Моей глупости.

Но лучше я расскажу эту историю на свой лад. Ты, конечно, знаешь про Фераг, последний живой кусочек Атлантиды?

– Да, Кулейн мне рассказывал.

– Ну, в те славные дни было много молодых людей, жаждавших приключений. И в нашем распоряжении была сила Сипстрасси, так что мы стали богами для смертных. Одним из этих молодых людей был Молек.

Он искал удовлетворения самым черным чувствам, и его наслаждения вызвали бы тошноту у большинства людей одной только мыслью о них. Пытки, муки, смерть для него были как крепкое вино. Свой мир он превратил в бойню. Мы, остальные, не могли это стерпеть, и Фераг ополчился против него. Наш царь, Пендаррик, возглавил войну, и Молек потерпел полное поражение. Кулейн сразился с ним на стенах Вавилона, убил его и обезглавил, а тело швырнул вниз на камни, чтобы его сожгли.