– Нельзя так относиться к серьезному искусству создания щитов, – самым занудным из возможных тоном проговорила я, подражая одному из преподов.

Лепрекон спрыгнул и встал рядом со мной, а на щит приземлился третий участник нашей команды. И был он как-то слишком бледен для умеющего летать дракона…

Небо над Разломом – то есть под островами – от летучих студентов намертво закрыто могучими щитами. Но НАД академией им летать разрешается, так что для Кэмрена полет хоть и радость, но ведь обыденная.

Хотя… Вот такими зигзагами да по горочкам никто, конечно, не летает. Но у драконов-то по определению должен быть отличный вестибулярный аппарат?

– Забавно… – пробурчал Кэм, присоединяясь к нам.

– А ты почему не обернулся? – удивленно спросил Аластер. – Я думал, что, как и обычно, нам сейчас явят грандиозного властителя мира в драконьей ипостаси.

Друг закатил глаза и проворчал:

– И сколько ты мне про это напоминать будешь? Я всего разок обернулся в… не совсем идеальное для этого время.

Точно! Вот почему он бледный и выглядит, будто сейчас расстанется с обедом! Он же не обернулся! Решил проверить, как оно, человеком полетать? Вот уж не замечала за Кэмом страсти к экспериментам!

– Разумеется, припоминать буду вечно, к чему эти вопросы. И один раз? Один?! А не знаешь, кто же это у нас взлетал с разбегу с крыши общежития, чтобы потрясти чудесные глазки Ириски Мэльс? Ну, он еще тогда снес крылом любимый тополь профессора Тамриллы? А в тот раз, когда… Ой, Эль, ты куда?

– Кондрага искать, – сообщила уже отошедшая на десяток метров в сторону я. – Раз вам милее возможность поспорить в таком интересном месте, а не заниматься делом.

– Да, ты права, – мгновенно посерьезнел Аластер. – Нужно идти! К какой из лежек отправимся? И где их искать-то, главное…

Дракон закатил глаза.

– Карта тебе на что? Или ты ее не взял?

– Взял, но… – Лепрекон вытащил из кармана свиток с картой Нижней чаши Разлома, в кою мы, собственно, и стремились, и попали. Но действительно вопрос – а куда именно? Этот момент я как-то не учла…

Кэм забрал у него карту, развернул и посмотрел вверх.

– Сожалею, друг мой, что ты разучился определять по солнцу стороны света. Тем не менее это возможно. Юг у нас – там. – Дракон махнул рукой, указывая направление. – Мы примерно… вот тут, – ткнул пальцем в карту. – В Нижней чаше три лежки кондрагов. До самой большой отсюда далеко, к ночи только дойдем, да и опасно там. Вторая неподалеку, но тут, как ты сам выяснил, всего три берлоги, тоже так себе вариант. Остается та, что на западе. Где-то час до нее идти. И предлагаю идти вот этим локациями…

Мы все склонились над картой.

– Не плачь, мишенька! – попросил Алс, простирая руку на запад. – Я уже иду к тебе!

Разлом мне нравился. Была в этом месте некая эстетика древности, и эхо прошедших столетий и гремевших тут битв даже спустя сотни лет будили в душе странные чувства. Я вот и близко не героическая, но начинало хотеться совершить нечто запоминающееся.

Кто-то из преподавателей даже говорил, что в этом месте сама земля пропиталась энергией великих магов прошлого. Потому их потомков и тянет тоже совершить что-то весомое и достойное.

И если боевики наши хотели прославиться на границах, а потому им это вдохновение было кстати, то вот на стихийников действовало странновато!

Аластера вот почему-то на опасной нечисти замыкает.

– Дождь начинается? – вдруг раздался недоуменный голос лепрекона, который остановился под стеной здания, с остатками балюстрад и балконов, и вытянул ладонь вперед. – Странно, вроде еще недавно небо было голубым. А сейчас…

Я медленно подняла глаза. А неба над нами не было, хверс его подери!

Зато была развалившаяся на остатках балконных перил виверна – местная разновидность, – раззявившая пасть. Оттуда-то и капала вниз жидкая, как вода, слюна.

Время словно замерло. И мы замерли. Потому что виверны – такие твари, которые реагируют на резкие движения.

– Ага, не дождь, – тихо проговорил Ал. – Не люблю слякоть. Тем более такую сюрреалистичную.

Виверна развернула пасть шире и зевнула, издавая звук, от которого по коже пробежали мурашки. Слюна твари перестала капать и начала неуклонно загустевать, что свидетельствовало об ужасном: совсем скоро нечисть атакует. Зоологи обосновывали эту физиологическую перемену изменением выработки какого-то гормона, но эта мысль как мелькнула, так и улетела, не оставив подробностей.