Произведя генеральную уборку и помывшись в ванной, Комов, закутавшись в простыню и усевшись на диван, начал думать о своих неясных перспективах. Привыкнув к рваному ритму военной жизни, он не мог понять, а чем ему дальше заниматься. Демобилизоваться, восстановиться на исторический факультет? Возможно, но успеется. Лето лишь началось. Надо расслабиться, стараться привыкнуть к покою. А на какие шиши расслабляться?

Комов вспомнил про странную картину, подаренную ему Жиговым. Может быть, она каких-нибудь денег стоит? Надо попробовать продать.

Он отправился к школьному учителю истории, который увлекался антиквариатом. У того при взгляде на картину аж очки сползи с носа.

– Это же Эрнст, выдающийся сюрреалист. Откуда она у тебя?

Комов пожал плечами.

– Трофей. Из Берлина. Попался по дороге.

– Хочешь продать? – спросил учитель.

– Угу, – подтвердил Комов.

– У меня таких денег нет. – Учитель протестующе замахал ладонью. – Но попробую посодействовать. Есть пара вариантов.

– А сколько может стоить такая картина? – поинтересовался Комов.

Когда учитель назвал цену, у Комова защекотало под ложечкой. Названная сумма показалась ему огромной.

Продав картину, Алексей загулял: ходил по ресторанам, встречался со случайными женщинами, в конце концов ввязался в пьяную ресторанную драку и загремел в отделение милиции. Выяснив его личность, дежурный уважительно посмотрел на Комова и сказал, мол, как проспишься, отпустим, а то еще где-нибудь начудишь.

Странно и неожиданно пересекаются человеческие судьбы. Волошин прибыл в это отделение, чтобы лично допросить одного подозреваемого, и в стенной нише за решеткой обнаружил Комова, уставившегося на него похмельными глазами.

– Здорово, комендант, – пьяным голосом проговорил Комов и ухмыльнулся. – Нам надо выпить за встречу.

Волошин некоторое время молча смотрел на Алексея, а потом сказал:

– Сейчас я тебя отсюда вытащу, а потом поговорим. Когда проспишься.

Капитан Волошин ушел на фронт из МУРа, поругавшись с начальством по одному невнятному уголовному делу. Когда он вернулся, его по серьезной рекомендации направили в ГУББ и назначили начальником одного из отделов. Волошин не привечал надзаконные методы данной структуры, на которые смотрели сквозь пальцы, но, будучи прагматиком, понимал, что без них не обойтись. Увидев Комова, он моментально принял решение.

«Вот кому нужно возглавить оперативное отделение». Он вспомнил Берлин. «Этот никакими методами не погнушается. А тут при деле будет, а то, чувствуется, разболтался совсем, понесло его по закоулкам».

Вернувшись с фронта, Алексей Комов никак не мог приспособиться к мирной жизни. Он чувствовал себя неким существом, которое вытащили из струйной реки и бросили в вязкое болото. Хочется нырнуть, а не получается и приходится ползать по поверхности, страдая от незнакомых ощущений. Привыкший жить в напряженном режиме, непрерывно фиксируя окружающую обстановку в ожидании неожиданностей, иногда смертельных, он маялся от безделья. Ну, привел в порядок квартиру, начал, лежа на диване, читать художественную литературу, но не лезло, не затягивали острые сюжеты. Он три года лично участвовал в подобных сюжетах, хотел этих острых сюжетов, но только не на бумаге, а в реальности. Поэтому он влез в ресторанную драку с превеликим удовольствием. А когда начал работать в ГУББ, жизнь вошла в привычную колею.

Помещение сберкассы располагалось на первом этаже трехэтажного кирпичного дома старой постройки в относительно малонаселенном районе – рядом находилась промзона с какими-то складами. Комов взял с собой двух сотрудников: Фомина и Крона. Какую Крон имел национальность, Алексей не знал, да и знать не хотел. То ли немец, то ли швед, то ли еврей. Зато знал, что родился лейтенант Крон в Москве, в интеллигентной семье, а в его роте числился сапером, хотя еще много чего умел. Особенно без всякого грима изображать из себя кого угодно и внушать доверие кому угодно.

На месте преступления вовсю орудовала бригада из МУРа. Комов представился и спросил, кто старший. Ему ответили, что старший здесь капитан Мамонов, и он внутри допрашивает свидетеля.

– А были свидетели? – поинтересовался Комов.

– Была, вернее, есть, – сказали ему в ответ. – Уборщица осталась ночевать. У нее в чулане со всякими хозяйственными принадлежностями лежачок имеется. Она часто здесь ночует, говорит, что соседи по коммуналке у нее слишком буйные – выспаться не дают. А тут ночью спокойно.

Мамонова, одетого в чесучовый костюм, Комов обнаружил в кабинете начальника сберкассы.

– Привет губарям, – сказал он вместо «здрасьте». По работе они раньше пересекались и общались по-простому. – Вот, гражданка видела, как охранника зарезали и как сейфы вскрывали. – Мамонов указал на полноватую женщину средних лет. – А еще что ты видела, Анна?

– Мало что, – ответила женщина. – Темновато было. Они с фонарями ходили, и я кое-что увидела. Один был с усами, точно с усами.

– Это он охранника ножом ткнул? – спросил Мамонов.