– Я нормально, – отвечаю, смачно затягиваясь и выпуская дым в открытое окно.

Выкинув окурок, зацепляю новую сигарету из пачки. Мир не унимается:

– Тайка вообще не изменилась. Может, чуть поправилась только. Такая же, как была.

– Давай к делу, – киваю на папку. – Что думаешь?

Громов озирается и жмет на поворотник. Перестраивается в крайний левый ряд, поблагодарив «аварийкой» пропустившего. Потом постукивает по рулю пальцами.

– Думаю, что с тендерами связываться смысла нет. Сам знаешь, это «долгие» деньги. Встрянем по кредитам и лизингу, потом будем ходить с милостыней по банкам…

– Мы возьмемся, – решительно прерываю его, отбрасывая дизайн-проект назад.

Смотрю прямо перед собой и прищуриваюсь. Значит, Москва?..

– Ладно, Ванюш. Как скажешь. Буду послушной, – пищит Мирон, пародируя Алису, и ржет.

Я усмехаюсь. Вот клоун. Бью его кулаком в плечо и хоть немного расслабляюсь, позволяя вытянуть ноги, насколько это возможно.

Не знаю, что чувствую. Пусто. Будто форточку приоткрыли и там все время сквозняк. Выкинув сигарету, тянусь еще за одной, но понимаю, что перебор это. Две подряд я давно не выкуривал.

– Ну ок, давай возьмем, – рассуждает мой партнер. – А че мы, с милостыней, что ли, не ходили? Молодость вспомним. По проекту что скажешь? Успел посмотреть?

– В целом, дельно. Но надо проверить санпины.

– Да, я тоже сразу подумал.

Потираю виски и смотрю в сторону пролетающей мимо нас улицы.

– Дизайнер москвичка, сразу видно, – кривлюсь. – Материалы указала неподъемные. С такими только апартаменты в космосе строить, а Министерство образования точно не потянет.

– Согласен. С декоративной штукатуркой Тая загнула.

За разговорами не замечаю, как мы оказываемся в знакомом дворе. Убрав сигареты и телефон в карман брюк, устало вздыхаю.

– Может, у нас переночуешь? – спрашиваю.

– Ага, три раза. Мне жена яйца отрежет. Я домой лечу. Сейчас до Шарика домчусь с ветерком, два часа и со своими девчонками.

– Как знаешь.

«Форточка» в груди с треском захлопывается, но я усилием воли, сжав кулаки, ее открываю. И снова пусто. Идеально.

Прихватив папку и пиджак, выбираюсь из тачки.

– Все-таки эти «китайцы» – говно, а не машины, – выдаю, осматривая каршеринговое чудо.

– А я о чем, только Демидов мог на такое позариться, – соглашается Громов, не забывая словесно уколоть любимого зятя, а затем окликает: – Вано.

– Что? – оборачиваюсь, склоняясь к окну.

– Ты там поласковее с ней.

– Ага.

– Как с парашютом, Вань. Ласково-ласково, – смеется Мир, а потом становится серьезным. – Я же могу тебе доверить работу с «Формулой»? Если не справишься, тяжело будет, скажи, я возьму на себя.

– Все будет нормально. Хорошего полета.

Набрав на домофоне код, поднимаюсь на третий этаж и жму на звонок.

– О, Ванька, – улыбается сестра.

В квартире пахнет домом. «Форточка» снова колышется.

Обнимаемся с Машкой бегло, и я смотрю в дверной проем, ведущий в детскую комнату, из которого в эту же секунду выбегает моя пятилетняя племянница.

– Дядя Ваня приехал. Ура-а-а!

Подхватываю Ксюху и по привычке несколько раз подкидываю в воздухе, ощущая напряжение в мышцах. Прижимаю к себе, стараясь не переусердствовать с объятиями. Тож соскучился. В последнее время совсем редко видимся, но с новым контрактом будет почаще.

– Выросла капец, малая.

Ксюха смотрит мне в лицо, влажными ладошками разглаживает щетину и смачно чмокает в обе щеки.

– Я тебя так ждала, – визжит с детской обезоруживающей улыбкой.

– А я-то как ждал.

Человек никогда не бежит от любви.

Но если не чувствует взаимности, если в один момент вдруг понимает, что его не любят или любят не его.

Боже…

Тогда он уносит ноги на другой край земли, оставляя следы из слез и осколков.

Осколков разбитого вдребезги сердца…

Таисия Соболева (Валеева)

– Ты моя девочка, – с нежностью смотрю на дочь.

– Ма-ма, ма-ма, ма-ма, – лепечет Алиса безостановочно. Бьет ладошками по столику, закрепленному на детском стульчике, затем выкидывает с него поильник, вслед за которым на пол с грохотом отправляется разноцветная «игрушка-повторюшка».