– Да не суетись так-то.

– Отстань, пластырь! – отбивалась она без особого рвения. – Человек приедет с семьей повидаться – а тут ничегошеньки не готово!

– Семья в наличии – это главное.

– Ничего, ничего не готово, буханка подсохла, мама с Наташкой наверняка опоздают!

И, вырвавшись на этот раз, усвистала на кухню. Это, надо думать, у девчат так принято: просто позарез им нужно бегать, косички в стороны, глаза навыкате, суетиться, нос во все углы совать – лишь тогда они будут в полном душевном здравии и уверенности в том, что все у них идет так, как надо.

Колька глянул на стол – полный порядок, аж слюнки текут. Оторвал еще корочку, стащил со стола огурец. Посмотрел на часы: с минуту на минуту прибудет электричка из центра.

Так, а что там на улице? Фью, а там нехорошо. Потемнело-то как, и ветер усиливается. Весь ясный день шевелил листочки да травку-муравку, игрался фантиками да обрывками газет, а теперь завывает, точно в трубу. Фу-ух – распахнул порыв окно, зашуршал листьями неведомой пальмы в горшке.

Немедленно появилась Оля и тотчас набросилась на Кольку:

– Ты зачем окно открыл? Чего напустил пыли полную комнату?

– Смотри, красота-то какая! – Колька указал на небо.

Буря скоро будет, ливень. Москва перед грозой – особая картина! Тут и там вспыхивают огни окон, потому что темнеет небо, в воздухе аж искрит, электричество ощущается. Уже слышались где-то за серой пеленой, обложившей небо, рычание и грохот, точно кто-то там, в небесах, двигал мебель. Сами тучищи, огромные, дымчатые, ползли по небу, вечернее солнце пыталось пробиться сквозь них. Не получалось. Лучи были слишком слабые и тусклые, но за серым пологом все-таки сияло малиновым светом. Птиц не видно и не слышно, они попрятались, ожидая окончания непогоды, лишь летучие мыши, как чертенята, чертили зигзаги в сумерках.

Оля, притихнув, встала рядом, подняв восхищенные глаза на темнеющее небо, – ну и как тут не положить голову Кольке на плечо? Он, приобняв ее, поцеловал в ароматную макушку. Однако спокойная Оля – это совершенно не Оля, поэтому она и тут нашла повод для переполоха:

– А у папы зонт есть, не знаешь?

– Нет, – признался Колька и снова глянул на часы, – да он, наверное, до дождя поспеет. Во, слышишь? Вроде бы его электричка.

– Наверное, поспеет, – с сомнением протянула она.

Тут, как по заказу, с небес грохнуло. Негромко так, точно разминаясь, свистнул ветер, но тучи, всполошившись, немедленно понеслись, как перепуганные овцы. Первые капли упали на пыльный двор, и вот уже начали постукивать по козырьку подвала, под окнами квартиры Пожарских, в котором располагалась обувная мастерская.

– А вдруг он опоздает?

– Не переживай, он никогда не опаздывает.

– Ну не он, а электричка?

Тут громыхнуло уже от души, аж сердце подпрыгнуло.

– Если у папы нет зонта, встретил бы ты его. Ему нельзя простужаться.

В самом деле, еще санаторный врач предупреждал, что легкие у Игоря Пантелеевича не в порядке и ни в коем случае нельзя даже подстыть, не то что простыть. Конечно, до станции не особо далеко, но если польет, то батя до нитки промокнет, а это ему совершенно ни к чему.

Надо же, и это Оля помнит, а сын родной стоит, как чурбан. Колька засмущался, и, прихватив зонт, поспешил на выход. Быстро прошел жилой квартал, напрямую через дровяные сараи, миновал лесополосу и крайние заборы Летчика-испытателя. Перемещался так скоро, как мог, и вроде бы совсем немного времени прошло, а темнело с каждой секундой. Вот уже словно глубокая ночь на дворе, ветер лютует, свистит по-разбойничьи, раскачивая в наставшей серой полутьме шары фонарей, трепля листья на деревьях, гоняя тучи, которые поменьше.

Колька раскрыл зонт, еще более прибавил ходу. Успеть бы, да осталось всего ничего, вот уже показалась новая дорога – а это не батина ли фигура? Конечно, без зонта, зато под мышкой какой-то портфель.

Сын свистнул по-особому в знак приветствия, папа, разобрав его клич за шумом ветра и дождя, приостановился, потом, точно спохватившись, прибавил шагу. Замешкавшись на кромке дороги, Игорь Пантелеевич почему-то замахал рукой, то ли здороваясь, то ли, напротив, прогоняя. Колька ускорил движение, а отец шагнул с тротуара на дорогу.

Ослепительная рыжая молния рассекла тучи, все немедленно потонуло в грохоте. Полыхнуло ярко-преярко, на мгновение весь мир стал черно-белым и застыл, как на фотографии. И Колька вдруг увидел, почему-то как в замедленной съемке:

…отец вступил на проезжую часть…

…из-за дождевой завесы вылетел автомобиль с выключенными фарами…

…бац! Снова сверкнула молния – в призрачном блеске вспыхнула серебристая туша…

Раздался глухой удар.

Автомобиль налетел на отца, он ударился о капот, скатился на асфальт, замер вниз лицом. В сторону отлетели кепка, портфель, раскрылся блестящий замок, из портфеля вывалились какие-то бумаги, которые немедленно подхватил и погнал ветер.