– Все должны выйти из спальни, я сейчас начну изгонять болезнь из Государя и не хочу, чтобы она после того, как уйдет из тела Царя, вселилась в кого-нибудь из вас, – Максим показал на всех, присутствующих в спальне.

Толмач перевел слова Клинга. Бояре понимающе покачали головами, перекрестились и вышли, за ними последовали стрельцы и Григорий.

После того, как Максим остался один, он тщательно просканировал ладонями тело Грозного от ступней до головы. Результаты были неутешительными. В организме Царя содержалось очень большое количество ртути и мышьяка. Все говорило о том, что Ивана Четвертого очень долго и изощренно травили. Хотя его организм отчаянно сопротивлялся, но уже не выдерживал и стал сдаваться…

«К сожалению, я ничего не смогу изменить, – подумал Максим. – Государю необходима комплексная регенерация всех органов, но для этого я должен отправить его в наше время. Но я не имею на это права, это может полностью изменить историю моей страны. Единственное, что я могу сделать, это на время облегчить страдания этого человека».

Клинг сконцентрировался и стал медленно водить ладонями в области ног Царя. Примерно через пятнадцать минут над телом Ивана Грозного возникла желтая дымка, которая на несколько секунд повисла над ним. Максим быстро приоткрыл небольшое оконце в спальне, желтый «туман» медленно вылетел на улицу. Уставший Клинг присел на край царской кровати, посмотрел на Грозного и негромко произнес:

– Это только начало, завтра мы продолжим…

Просидев так несколько минут и полностью восстановившись, Максим крикнул с нарочито английским акцентом:

– Григорий!

И почти сразу в спальню вошел толмач, а с ним бояре и стрельцы. Через пару минут Царь открыл глаза, его лицо выражало легкое недоумение и восторг. Иван Васильевич скинул с себя одеяло и присел на край кровати, там, где до этого сидел Максим, и через несколько секунд самостоятельно встал и подошел к окну. Бояре и Григорий перекрестились, они не ожидали такого эффекта, ведь Царь не ходил уже несколько лет. Клингу показалось, что бояре не то, чтобы потрясены, а еще и немного расстроены, что Государь встал. Иван Васильевич повернулся к Максиму и очень бодрым голосом произнес:

– Кудесник, Божий кудесник!

Толмач не знал, как это перевести на английский, поэтому молчал и бессмысленно хлопал глазами. Максим все понял и без перевода. Царь подошел к резному двухъярусному шкафу, открыл дверцу и что-то достал из него – это были золотые монеты. Грозный протянул их Максиму.

– Государь, благодарю, но я еще не закончил. Ваше лечение продлится еще несколько дней.

Толмач перевел Царю слова Максима.

– Возьми, – настаивал Грозный, – когда закончишь, получишь в пять раз больше.

Максим взял деньги, поклонился, закрыл футляр с медицинскими принадлежностями и вместе с Григорием вышел из спальни.

– Завтра я зайду к тебе на Английский двор около полудня, – сказал толмач.

– Хорошо, – ответил Максим.

***

Вскоре спальню Царя покинули и два боярина, которые своими глазами видели начало великого исцеления Государя. Это были Борис Бутурлин и Богдан Воротынский. Когда они вышли из Теремного дворца, Бутурлин спросил Воротынского:

– Что скажешь, Богдан? А если этот нехристь английский вылечит Царя? Мы с тобой надеялись, что месяца через полтора он отдаст свою грешную душу Господу, а он раз – и встал…

– Да, дела, – ответил Воротынский, – мне этот красный бес страсть, как не понравился. А если он раз и…

– Тише, я тоже об этом подумал, – прошептал Бутурлин.

– Интересно, где он остановился в Москве?

– Ясно, где. На Английском дворе. У меня на примете есть два лихих мужичка, и всю эту, скажем, оказию… Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – ответил Воротынский.

– Можно будет списать на простой грабеж. Ведь Царь дал ему золотые монеты.

– А как же его выманить-то с Английского двора, чай он ночью по Москве гулять не будет, – озабоченно сказал Воротынский.

– Как, как, очень просто, ему надо сказать, что Царю после его лечения стало совсем худо, и он приказал ему немедленно явиться сюда, в Кремль. Ну и по дороге…

– Ну, ты – голова, Борис, – с завистью произнес Воротынский.

***

После полуночи в комнату Максима на Английском дворе постучали. Клинг быстро встал с кровати. У него было предчувствие, что сегодня ночью что-то должно произойти, ему не понравилась реакция двух бояр, увидевших, как Царь неожиданно для них встал, поэтому Максим лег не раздеваясь. Клинг подошел к двери и резко распахнул ее.

На пороге стоял человек в черном плаще с капюшоном, который полностью закрывал его лицо. Это был толмач Григорий, но он больше напоминал монаха, чем дьяка из Посольского приказа, однако Максим сразу узнал его.