– Вася, но я же прошу тебя как человека, перестань, пожалуйста. Ну вот скажи, зачем нас арестовывать, мы уже никому не можем мешать, – Татьяна Ивановна вдруг сама поддержала тему, которую хотела закрыть, что выдало её сильное душевное волнение.

– Для отчётности, Танечка, у них же плановое хозяйство. Арестовать столько-то и столько-то, столько-то из них расстрелять, и так далее. Для массовки могут и нас привлечь, потому и нужно быть сейчас незаметными, чтобы под сурдинку не угодить в Бутырку.

Татьяна Ивановна тяжело вздохнула и отвернулась, она выглядела расстроенной. С младых ногтей она любила русский народ всей своей немецкой душою. И когда маленький Коля пошёл в гимназию, она не захотела сидеть дома, как многие жёны чиновников, а занялась устройством клубов с чайными для рабочих в Московских народных домах – Садовническом, Новослободском, Сретенском и Введенском. Она помогала Народному театру при Сергиевском народном доме, занималась организацией мастерских для сирот, благотворительными делами, а в годы войны – помощью инвалидам и семьям ушедших на войн у. Многие в городе её знали как прекрасного организатора, неутомимого и отзывчивого человека. Неудивительно, что в восемнадцатом году её, можно сказать, «на руках внесли» в формирующийся аппарат Московского городского совета. Так как она искренне была «с народом и за народ», то образы грядущего светлого справедливого будущего её привлекли, она даже вступила в партию. Но, увы, не могла она не видеть, как далёк окружающий её мир от декларируемых идеалов. Разговор был ей в тягость и огорчал, потому что в нём была правда жизни, и она это тоже знала.

В городе шли аресты, а в Быково и Ильинском жизнь почти вошла в колею, за всю осень арестовали только двоих шапочных знакомых Татьяны Ивановны. Старшие Родичевы, следуя примеру Зои, решили тихо исчезнуть, раствориться в дачном посёлке среди старичков и бабушек с детьми, рабочего люда и мелких служащих, домашней прислуги и местных пьяниц, обрести покой между незамысловатым бытом дачников и историческим укладом жизни рабочей слободки, примыкавшей вплотную к дачному массиву.

Но перед Татьяной Ивановной во весь рост стояла проблема партийного учёта, ведь она продолжала состоять в партийной организации Моссовета. Решила её она быстро и просто – устроилась на полставки работать в регистратуру соседнего санатория для нервнобольных детей и встала на учёт в его первичную партийную организацию. Так посоветовал ей друг, психиатр Егор Васильевич, жена которого Ада и была председателем санаторной партийной «первички». Вот так Татьяна Ивановна исчезла из поля зрения органов госбезопасности, свирепо проводивших чистку рядов Моссовета.

Ненадолго вся семья в декабре собралась в Москве, чтобы тихо встретить Новый год вместе с приехавшим к родным на три недели в отпуск Николаем.

Николай достал для Феди и его трёх друзей билеты на ёлку в Колонный зал Дома союзов, там было представление, давали подарки, но дети выросли, у них в 11 лет были уже другие интересы. Вот побывать на катке в Парке культуры, сходить в музей или зоопарк, в кино, поесть мороженое в кафе с отцом и мамой совсем другое дело. Все новогодние дни каникул отец проводил с Соней и Федей, а пятнадцатого попрощался и улетел в Сталинград.

Наступил февраль 1938 года, аресты не прекращались ни на один день, даже наоборот, на этот месяц пришлось их больше всего, как и известий о расстрелах и прочих приговорах. Василий Дмитриевич помрачнел, узнав, что расстреляли бывшего генерал-губернатора Джунковского, которого некогда пощадил Дзержинский. Именно у него был чиновником для особых поручений тридцать лет тому назад Василий Дмитриевич Родичев. Снаряды рвались совсем рядом, мало ли что рассказал чекистам Джунковский, ведь о методах допросов на Лубянке было хорошо известно всем, кто хотел знать.

Решено было разъехаться по разным местам летом, а не собираться всей семьёй на даче. Соня должна была оставаться с Федей в Москве в июне, в июле же Федю отправляли в пионерский лагерь энергетиков на остров Хортица на Днепре. А потом в августе Федя должен был полететь с папой и мамой на самолёте в Ялту. Дедушка Адам в сопровождении бабушки Ани уезжал в июне на гастроли, потом они решили плыть на пароходе по Волге из Москвы в Астрахань через только что построенный канал «Москва – Волга», а оттуда двинуться в Кисловодск, подлечиться там пару недель.

Так что на дачу в Быково навестить дедушку с бабушкой Федя приезжал летом 1938 года лишь на пару дней, последний раз перед школой.

В июне они с мамой снова побывали на Сельскохозяйственной выставке, в парке Сокольники, в Измайлово. В Парке культуры Феде понравился аттракцион – спиральный спуск, ещё особенные качели и «Иммельман», а также катание с мамой на лодке. У Сони не было видно седых волос, стройная, в лёгком платье, она казалась юной девушкой.

– Девушка, разрешите предложить Вам и Вашему брату мороженое, – перед ними стояли двое молодых командиров.