Впервые они прибегли к его крови восемь дней назад, когда кончились последние запасы пищи. Здесь, среди горных вершин, было совсем нечего есть, и поэтому предводитель делал все возможное, чтобы сохранить жизнь своей семье. Многие не могли принять его дар, потому что кровь, что текла в жилах гиганта, не походила на их собственную и была более мощной, более наполненной жизнью. Те, кто смогли её переварить, старались не потерять ни капли и увеличить общее количество пищи, смешивая драгоценную кровь со снегом или даже со своей собственной.

Ангрон не ел с тех самых пор, когда восставшие уничтожили Хоззин. В течение долгих недель, что они провели в горах — совершая набеги, уничтожая силы нуцерийцев и неизбежно отступая к вершинам и утесам, — любая пища, которую они находили, уходила его братьям и сестрам. Все они знали, что Ангрон отличается от них — это всегда было ясно, хотя никто не мог объяснить почему.

Когда последний из воинов напился крови, они расселись вокруг предводителя, прижимаясь друг к другу в стремлении согреться. Ангрон сжал кулак, ощущая, как кровь сворачивается, а плоть вновь зарастает. Все бойцы знали, что их ждёт впереди, но в глазах не читалось ни толики страха. Они были настоящими гладиаторами: борьба и смерть — вот и всё, что они когда-либо знали. Теперь же, сражаясь с нуцерийцами, бывшие рабы убивали ради чего-то важного. Чего-то такого, за что стоит бороться и за что стоит умереть.

— Теперь это только вопрос времени, — наконец произнес Ангрон, бросая на пол пещеры серебряное кружево, снятое с мертвого гвардейца. — Вскоре они найдут труп своего мертвого разведчика…

— Хоть и безголового, — ухмыльнулся Джохура. Он взглянул на Клестер, и та громыхнула цепью своего визжащего копья с насаженной на него головой нуцерийца. Гладиаторы дружно рассмеялись, и этот радостный звук эхом отразился от стен пещеры.

Ангрон усмехнулся: он знал, что веселье согревает тело лучше, чем что-либо другое.

— Они найдут его, после чего у них уйдёт совсем немного времени на то, чтобы отыскать нас в утесах, — продолжил он, когда все стихли.

— Ты специально оставил его там, чтобы они нашли тело, — предположил Кромах, и пальцы его заплясали на рукоятке глефы. — Ты хотел, чтобы они нас нашли.

— Не имеет значения, чего хочет каждый из нас, — ответил Ангрон, жестом указывая на всех обитателей пещеры. — Взгляните вокруг. Мы становимся слабее с каждым днем. Скоро эта гора высосет все силы из наших рук и мы не сможем держать клинки. Если мы и умрем, то пусть это произойдет не из-за этой горы. Мы падем свободными, сражаясь вместе, как братья и сестры, и заберем с собой в ад как можно больше этих тонкокожих ублюдков, Всадников.

Все они помнили последнюю ночь в яме, перед тем как Ангрон сорвал ворота с петель и поднял мятеж рабов в Нуцерии. Бывшие гладиаторы не смогли бы забыть тот день, когда поклялись друг другу жизнью, сбросили цепи и восстали — славный бунт против тирании Высоких Всадников! Никто не думал о победе, о том, как потом править миром, — их толкала вперед только решимость сражаться. Главное было заставить страдать нуцерийцев, прежде чем последний из рабов умрет.

— А теперь спите, — сказал Ангрон, вставая и направляясь к выходу из пещеры. — И пусть в ваших снах Высокие Всадники молят вас о пощаде — но милосердия они не дождутся. Я разбужу вас, когда они будут уже близко.

Бойцы снова сбились в кучу, обмениваясь шутками и разражаясь беззлобной бранью в адрес братьев, которые пробирались к центру.

Ангрон уселся у входа в пещеру и стал смотреть сквозь завесу кружащегося снега на едва видимые вдалеке фигурки Высоких Всадников, которые с каждой минутой приближались к утесам. Отряд ждала последняя битва.

— Тебе стоит отдохнуть, — произнес Ангрон, услышав за спиной шаги и тихий звон цепи.

— Я высплюсь, когда умру, — Джохура одарил Ангрона своей обычной кривой ухмылкой. — Завтра.

Предводитель рабов усмехнулся в ответ и жестом пригласил брата сесть рядом с ним. Ангрон иногда забывал, что Джохура был ещё почти ребенком — ему едва исполнилось пятнадцать лет. Горячий песок быстро превращал мальчиков в мужчин, если вообще позволял им взрослеть.

— Нигде еще воздух не был так хорош, как здесь, наверху, — произнес Джохура. Он поднял серебряное кружево мертвого гвардейца с того места, где его бросил Ангрон, и пропустил тонкие пряди между пальцами.

— Это потому, что ты свободен, — ответил ему Ангрон. — Мир прекрасен… аррггх, — прорычал он, отбиваясь от внезапной и пронзительной волны боли от Гвоздей, — прекрасен, когда ты смотришь на него без цепей.

— А вот эти цепи я, пожалуй, придержу, — Джохура продел свою цепь в дыру в кружеве и разорвал ею нервные имплантаты. — Мне нужно показать нашим бывшим хозяевам все новые трюки, которые я успел разучить и теперь могу с ними проделать.

Ангрон улыбнулся, но от нового укола Гвоздей Мясника его губы дернулись, исказив лицо в безобразной ухмылке. Некоторое время они сидели молча, глядя, как кружится и сверкает в воздухе снег и наслаждаясь тем, о чем оба так мечтали всю жизнь — свободой.