Любовь в прямом эфире

Аннотация

В нашу первую встречу все вокруг полыхало, а я заставила его дать мне интервью в прямом эфире. Через месяц я уже не могла представить жизни без него. Он приручил меня, сделал своей, заставил любить до безумия и забытья, а потом сам же все разрушил, запутавшись в хитросплетенной паутине лжи.

Восемь лет назад этот мужчина вдребезги разбил мое сердце, выбрав не нас. Хотя к чему винить только его? Я ведь тоже тогда от него отказалась, не боролась и отдала другой. Как я думала, навсегда.

 

История Софьи — подруги главных героинь романов "Старшая жена" и "Развод. Начать сначала".

 

В тексте есть: властный мужчина, сильная женщина, от любви до ненависти и обратно, встреча через время

Глава 1 День не задался с самого утра. Любимый кофе закончился, горячую воду отключили, а Иннокентий снова сиганул в форточку — наверное, опять побежал по своим бабам. Клянусь, если еще хоть одна соседка подойдет с претензией, что мой мальчик обрюхатил ее девочку, я отрежу ему Фаберже. Ишь какой любвеобильный и плодовитый! Я его пригрела, чтоб он меня радовал и с работы встречал, а он оказался наглым потаскуном и любителем кисок. Чтоб окончательно добить мамочку, второй мальчик тоже отказался подчиняться и не завелся. Наверное, аккумулятор сел, но во дворе как назло не было никого, кто смог бы прикурить. Злая и нервная, выхожу из машины и утыкаюсь в телефон, чтобы вызвать такси. — Соня! — зовет скрипучий голос. Черт, принесла же нелегкая. — Да, Эльвира Вениаминовна, — притворно мило улыбаюсь соседке, которая держит на руках пушистую белую кошку. Что хозяйка, что ее подопечная ведут себя как столбовые дворянки и смотрят на окружающих свысока. — Соня, сделай уже, наконец, что-нибудь со своим блядуном. Он опять за старое! — Что, Жозефина снова принесла в подоле? — выражаю искреннее удивление. — Это не смешно! — взвизгивает соседушка. — Между прочим, я тебе говорила, что твой Кеша запрыгнул к нам на лоджию. — Вы застукали любовников, когда они грешили? — Господи, прости мою душу заблудшую, но мне так нравится доводить эту прекрасную женщину. — Нет! Побойся Бога! — баба Эля крестится. — Но теперь она беременна. — Эльвира Вениаминовна, — цокаю я. — В прошлый раз вы тоже хотели повесить на меня внуков, но Жозефина родила котят чернее ночи. Мы уже разобрались, что те десять негритят — не наши. Мой Кеша хоть и гулящий, но серый в полосочку. — В этот раз это ваши! Чует мое сердце! — не унимается злыдня. — Хорошо, давайте так, — начинаю терять терпение, потому что такси уже ждет и сигналит. — Пусть родит, поедем на “Пусть говорят”, сделаем тест ДНК. Все, я опаздываю! До свидания! — разворачиваюсь, эффектно взмахнув волосами и иду к машине. Чувствую, что баба Эля бесится. Надеюсь, не проклянет. Спонтанная встреча с соседкой — тоже ведь не к добру. Сижу и думаю: о сколько нам еще открытий чудных готовит этот день?! Лучше бы обошлось без форс-мажоров, потому что именно сегодня мой друг и по совместительству главный редактор Вадик слег с температурой, а это значит я сегодня полностью отвечаю за выпуск. И давайте уже знакомиться, меня зовут Софья. Для близких и друзей — Соня, Сонечка, Софи, Софа и Сонька-золотая ручка. Я выпускающий редактор вечерних новостей на “Пятом канале”, веселый и неунывающий человек и старая дева бальзаковского возраста. Таксист едет молча, включив на весь салон женский шансон. Но не такой лирически-заунывный, а прям настоящий блатняк! Оригинально, ничего не скажешь. Не буду подпевать под "Хоп, мусорок", а то подумает, что я из этих самых. Но ножка дергается в такт, так как я хорошо знакома с подобными песнями со времен первой практики на телевидении. У нас был водитель дядя Коля, который на дальние расстояния ставил Круга, Кучина или "Вороваек". Некоторые девчонки тонкой душевной организации не любили с ним ездить, а мне было весело. Когда подъезжаем к новому телецентру, куда недавно переехал наш канал, водитель поворачивается и спрашивает: — Вы здесь работаете? — показывает пальцем на здание. — Угу, — отвечаю уклончиво, потому что, если сказать таксистам о своей профессии, то они сразу начинают рассуждать о политике и предъявлять, что мы слишком мягкие и не достаточно разносим чиновников в частности и власть в целом. Как говорит моя подруга и коллега Марта: “В нашей стране все знают, как учить, лечить и делать новости”. — А кем? — Бухгалтером, — бросаю первое, что приходит в голову. — До свидания! Наш новый офис блестит и сияет, как фантик от дорогой конфеты. Грустно было переезжать со старого, насиженного места, но теперь я даже полюбила это здание, потому что оно красивое, современное и многофункциональное. Внизу есть кофейня, где можно взять с собой бодрящий напиток в красивом, высоком стаканчике, что собственно, я и делаю. Смотрю на свое отражение в зеркальной стене телецентра: светлые волосы мягкими волнами падают на плечи, серый брючный костюм сидит идеально, шелковая блузка отличает жемчугом, черная сумочка, на которую копила сто лет, добавляет лоска. Хороша, мать. Все не так уж плохо. Доезжаю на лифте до своего этажа и уже на выходе слышу, как пищит мобильный. В одной руке держу стакан с чуть остывшим кофе, другой достаю телефон из бокового кармашка. На ходу включаю его и вижу, что пришла “Молния” — срочная новость: “Под Алматы разбился частный самолет. По предварительной информации, на борту находились два пассажира и три члена экипажа”. Вот вам и обещанный форс-мажор. Это значит: внеплановые экстренные выпуски, прямые включения, очень много интервью и сплошной головняк. Все также смотря в смартфон, поворачиваю направо, в коридор, и резко натыкаюсь на выросшую из ниоткуда стену. От неожиданного удара пошатываюсь, выпускаю из рук стакан с кофе, который летит не вниз, а прямо мне на грудь, заливая мою любимую шелковую блузку. — Вашу м… — хочу смачно выругаться, но.. — Софья, простите, пожалуйста, мы вас не заметили. Поднимаю голову и вижу сначала слегка опешившего и растерянного генерального директора. Перевожу взгляд и натыкаюсь на холодные, серо-голубые глаза еще одного мужчины, который стоит, не шелохнувшись, убрав одну руку в карман брюк. Этот серьезный, строгий взор, снисходительная ухмылка, дорогой костюм. Все в нем выражает уверенность и мужскую силу. Он вроде и несильно изменился за восемь лет, что мы не виделись. Стал шире в плечах, прибавилось морщин у глаз и седины на висках, да и взгляд теперь более циничный. Я думала, больше никогда его не увижу. Я делала все, чтобы этого не случилось. Но вот он здесь — стоит и смотрит на меня так, будто видит впервые. Ни один мускул на его лице не дрогнул; он закрыт от окружающих и от меня. Ну что ж, Лев Николаевич, я принимаю ваши правила игры. — Соня, вы не обожглись? — в реальность меня возвращает вопрос шефа — Данияра Булатовича. — К счастью, нет. Он остыл, — слабо улыбаюсь, понимая, что блузке кранты. — Ну слава Богу. Все нормально? Все по плану? — интересуется генеральный, а я все еще чувствую на себе взгляд его спутника. — Авиакатастрофа под Алматы. Разбился частный самолет. Будем собирать группу. Думаю, сделаем три экстренных, — докладываю я. — Ужасно, — качает головой шеф. — Известно, кто летел? — Пока нет. — Держите меня в курсе, — просит он и поворачивается к мужчине, — Кстати, Лев, познакомься. Это — Софья Касымова — наш лучший выпускающий редактор и продюсер спецпроектов. А это Лев Захаров. Будет отвечать за нашу безопасность. — Очень приятно, — коротко кивнул, а меня будто ледяным ветром снесло от его тона и безразличия. — Взаимно, — возвращаю ему сухой кивок, а сама вся горю изнутри. Ну вот и встретились… В голове моей за эти несколько долгих секунд пролетает все, что между нами было: первое знакомство, первый поцелуй, первое признание и первая ночь, которая сделала меня самой счастливой женщиной на Земле. Он приручил меня, сделал своей, научил любить до безумия и забытья, а потом сам же все разрушил, запутавшись в хитросплетенной паутине лжи. Восемь лет назад этот мужчина вдребезги разбил мое сердце, выбрав не нас. Хотя к чему винить только его? Я ведь тоже тогда от него отказалась, не боролась и отдала другой. Как я думала, навсегда. Глава 2 Залетаю в туалет и сначала пытаюсь прийти в себя от неожиданной встречи с бывшим. Что он здесь делает? Почему отвечает за нашу безопасность? Складываю два плюс два и вспоминаю, что у Льва было охранное агентство, но он что-то говорил о расширении. Видимо, все получилось, раз с небольших компаний он переключился на крупные телецентры. В нашем, например, находятся три канала, две радиостанции и три информагентства. Все они входят в один холдинг и принадлежат одной очень важной персоне. Ставлю сумку на пол и включаю холодную воду. Надо хотя бы постараться вывести пятно от кофе на любимой блузке. Смачиваю салфетку и принимаюсь остервенело тереть коричневый след, но делаю только хуже. Руки трясутся и не слушаются, а в голове полный кавардак. Бросаю бумагу в урну и вцепившись дрожащими пальцами в белоснежную раковину смотрю на свое отражение в зеркале. Изменилась ли я за те восемь лет, что мы не виделись? Не особо. Может, только волосы стали длиннее, а сама я еще циничнее. Помнится, Льву нравилась моя непосредственность и чувство юмора. Он смеялся над моими шутками и словечками, а еще говорил, что я особенная. Ну зачем память вновь возвращает меня в то время? Ведь я уже научилась о нем не думать. — Соня…Соня, ты слышишь меня, моя милая? — шепчет Лев мне в ухо, крепко удерживая в объятиях. А мне трудно дышать…но не от нехватки кислорода, а от обиды и жестокой правды, что бетонной плитой придавила. — Лева, отпусти меня, пожалуйста. Я больше не твоя, не мучай меня, — произношу сквозь слезы, которые предательски выступили, хоть я и пообещала себе не показывать ему свою слабость. — Я все сделаю ради вас. Я клянусь тебе. Вы ни в чем не будете нуждаться. Я признаю ребенка… — Нет больше никакого ребенка, Лева. Нет, — слова застревают в горле колючим комом. — Можешь передать ей, чтобы не волновалась. И мне от тебя ничего не надо. — Ты… — голос Льва резко меняется, в нем появляются жесткие нотки осуждения. Он отстраняется и странно смотрит на меня. — Что? Сделала аборт? Ты так плохо обо мне думаешь? — горько усмехаюсь, а самой выть хочется от нестерпимой боли. — В конце концов, хотя бы один ребенок у тебя все равно родится. Дверь в туалет открывается, что быстро приводит меня в чувство и возвращает в реальность. — О, Сонька! Привет! — звонко здоровается наш координатор Дина. — Бли-ин, пролила кофе? — с сочувствие спрашивает. — Ага. — Жесть. Новости видела? Кого отправишь? — спрашивает Дина уже из кабинки. — Руслана. Написала ему, он подъезжает. Оператора только дай толкового, чтоб не налажал. — Обижаешь, мать, — смеется коллега. — Слушай, тут генеральный водит по кабинетам какого-то мужика. Не видела? — Нет, — холодею я, поняв, о ком идет речь. — Тако-о-ой красавчик. Взрослый, солидный…такой, знаешь, альфа-самец. — Дина, — беззлобно ухмыляюсь, — мать двоих детей. Тебе двух бывших мало? — А что? — женщина выходит из кабинки и встает рядом со мной, чтобы помыть руки. — Я женщина свободная, год в разводе. Может, это моя судьба?! Вот знаешь, есть мужчины, которые к сорока отращивают пузо и лысеют. Мой второй бывший в последнее время ходит с "озером надежды" на голове, — заливается она. — А этот нет…такие мужики с годами только лучше, как, хорошее вино. Кстати, они вроде как в ньюсрум собирались. А вот это плохо. Не хочу с ним больше сталкиваться, не хочу бередить старые раны и переживать себе во вред. И потом ньюсрум — моя территория, где я чувствую себя как рыба в воде. А он придет и все испортит. Прохожу по в нашему open space офису (офис открытого типа), где работают журналисты двух редакций: русской и казахской. На съемки всегда ездят два корреспондента и один оператор. Темы в выпусках одинаковые, сюжеты похожи, только на разных языках. У каждой редакции свои выпускающие, но работаем мы в команде и часто друг друга прикрываем. Уже в кабинете закрываю за собой дверь и быстро иду к шкафу, где висит белая рубашка, которую я принесла на всякий случай, когда продюсировала Дебаты кандидатов в депутаты. Хорошо, что тогда я забыла унести ее домой. Серый пиджак вешаю на спинку стула, запачканную блузку снимаю и остаюсь в бежевом кружевном бюстгальтере и брюках. Достаю с вешалки рубашку, но тут же чувствую неладное: снова повеяло холодом, хотя я помню, что плотно закрыла дверь. У нас кабинеты-аквариумы, но стены оклеены специальной серой пленкой, чтобы редакторы могли уединиться и сосредоточится на текстах, а не на ходящих по офису людях. Поворачиваю голову вправо и задерживаю дыхание, как при погружении под воду. Он все-таки пришел. Я это чувствую. Мое тело всегда так на него реагировало, даже когда я пыталась бороться с этим притяжением. И как назло я оказывается не закрылась на ключ. — Выйди, — прошу, не оборачиваясь. — Я хотел поговорить, — слышу в ответ его низкий, строгий голос. Он не просит, а требует. — Нам не о чем говорить, — как можно уверенней отвечаю ему, надеваю рубашку, чуть приподнимаю волосы, а потом распускаю их так, что рассыпаются по моей спине. Да, Лева, я помню, как сходил с ума, когда я так делала. Только тогда на мне не было одежды. — И на будущее: стучись, перед тем, как войти в чужой кабинет. Я могла быть не одна. Еле застегиваю пуговицы, потому как ледяные пальцы совсем не слушаются. — Я учту. И все-таки нам надо поговорить, — повторяет он с нажимом. — Мне не надо, — приходится развернуться к нему, чтобы выпроводить. Удерживать оборону становится сложнее и мой небольшой офис сейчас кажется таким крошечным и душным, что хочется побыстрее сбежать. Поразительно: это он нарушил мои границы, а неловко мне. — Покинь, пожалуйста, кабинет. Ты мешаешь мне работать, — указываю рукой на дверь и жду. Смотреть на него не могу, ведь знаю, что это опасно для жизни. Он делает два широких шага и оказывается совсем близко. Нет, он не касается меня и не притягивает к себе, как когда-то. Но током бьет точно в цель, парализует, оглушает, лишает чувств. Я цепенею, когда Лев чуть наклоняется и тихо говорит: — Я думал, ты замужем, Соня. Глава 3 “Я думал ты замужем, Соня”, - только сейчас до меня доходит смысл его слов. И это отрезвляет, потому что еще чуть-чуть и я бы лужицей растеклась у ног Льва, а показывать свою слабость нельзя. Я уже давно решила, что этот человек — не мой и не для меня. Заштопала сердце толстой иглой, чтоб наверняка. И пусть оно все в шрамах, но новых мне не нужно. — Кто тебе сказал? — поднимаю на него удивленные глаза. — Ника, — говорит он после короткого молчания, а меня передергивает от этого имени. — Я думал, она врет. Но потом сам вас видел. — Как интересно, — напускное веселье всегда меня спасало в трудные моменты. — И как тебе мой муж? Понравился? — знать бы еще, кого он там видел. — Сонь, — морщится он. — Ты можешь сказать правду? Ты развелась? Как давно? — Моя личная жизнь, Лев Николаевич, тебя не касается. Или ты думал, я тебе восемь лет верность хранить буду? — отступаю назад и жестом указываю на дверь. — Выйди, у меня полно работы. — Я не уйду, пока не узнаю, — внезапно рычит злой Лев. — Соня, можно? Я к вам по поводу авиакатастрофы, — на мое счастье в кабинет после одного стука просовывается голова журналиста Руслана. — Да, Рус, заходи. Давай обсудим, — прохожу мимо незваного гостя, сажусь за компьютер и открываю ленту информагентства. Молодой, но подающий надежды репортер, немного тушуется и растерянно смотрит на грозного Льва, у которого разве что дым из ушей не идет. — Здравствуйте, — коротко кивает Руслан. — Здравствуйте, — отвечает он недружелюбно. — Рус, садись. А вы, Лев Николаевич, сходите к нашему координатору, она вам все покажет в ньюсруме. Он молча буравит меня цепким взглядом, но я держу оборону и делаю вид, что мне все равно. Лев, наконец, сдается и выходит из кабинета. Дышать становится легче и сердце потихоньку успокаивается. Весь день проходит в напряжении. Три экстренных выпуска, в каждом из которых по два прямых включения. Один раз мы потеряли сигнал с журналистом, вещавшим с места трагедии. Перенервничали все, а я больше других. Еще до полудня обнародовали список погибших и оказалось, что на частном самолете находился крупный бизнесмен и его младшая жена — токал. Выяснилось, что несколько лет он жил на две семьи, а его первая и официальная супруга даже не догадывалась о существовании второй. Пришлось отправить съемочную группу к особняку вдовы. Понимаю, что жутко, но работа у нас такая. Вездесущая Дина — наше справочное бюро — выяснила, что владелец холдинга разорвал контракт с прежней охранной фирмой и заключил договор с компанией Льва, которая устанавливала систему защиты двух министерствах в столице. Дина сказала, что они нам здесь все сделают по-новому и поменяют пропуски, как в сами кабинеты, так и в студии и аппаратные. Что ж, вижу, что мечта Захарова осуществилась. Большая компания — большие заказы. В обеденный перерыв сталкиваюсь в столовой с главным оператором Ринатом, который подбивает ко мне клинья с Дня журналистики. Мы с ним несколько лет работаем на одном канале, а он тут вдруг меня разглядел. Но я думаю, все дело в том, что он недавно развелся и решил, будто я только этого ждала. А еще он после пары бутылок пива мне сказал: "Я — татарин, ты — хоть и православная, но воспитывалась в мусульманской семье. Мы можем быть идеальной парой". Когда я ему это сказала на трезвую голову, он покраснел от стыда. А вообще Ринат симпатичный мужчина сорока лет. Высокий, широкоплечий, черноволосый. И оператор хороший. Не зря ведь главный. — Сонь, привет! — стоит с подносом у нашего с Мартой столика и улыбается, коротко кивнув моей подруге. — Марта. — И тебе не хворать, — забавляется коварная женщина. — Сонь, я не нашел твоей машины на парковке. — А-а-а, да, она у меня не завелась и я сегодня на такси. — Могу тебя подвезти после эфира. Я тоже буду допоздна. — Я, наверное, также на такси. — А ты подвези, — Марта многозначительно на меня смотрит и пинает под столом. — Чего этой красоте ехать ночью с незнакомцем, да? — Марта как всегда права, — лыбится Ринат. — Ну тогда я позвоню, как закончится выпуск. — Позвони-позвони, — кивает подруга, не давая мне и рта раскрыть. Когда довольный Ринат уходит, я бросаю гневный взгляд на Марту и спрашиваю: — Это что за сводничество? — А что? Клин клином вышибают, ты не слышала? Появился твой львеночек и ты потекла? Пусть знает, что ты не страдаешь. — Но Ринат же в разводе! — протестую я. — И? Мы в таком возрасте, что выбирать не приходится: либо разведенный, либо вдовец. Поверь мне, одинокий сорокалетний мужик в 90 случаев из 100 живет с мамой. А эти хуже разведенных и вдовцов. Марта старше меня на десять лет. Она красивая восточная женщина с густыми кудрявыми волосами и выдающимся носом с горбинкой. Марта — своенравная и свободолюбивая курдянка, которая когда-то пошла против правил и законов, и не пожалела. В 18 лет ее украл соседский парень, а в 19 она от него ушла с новорожденной дочкой на руках. Благо, родители ее приняли обратно и помогли. С тех пор Марта воспитывает дочь одна и не теряет надежды найти настоящую любовь. Подруга в курсе нашей со Львом непростой истории любви и расставания. Восемь лет назад я, Вадик и она работали на другом канале. Еще тогда Марта сказала, что красивый мужик — бедовый мужик. Но я была так сильно влюблена, что не придала значения ее словам. А потом они с Вадиком и мои подруги детства — Айлин и Диана — вытаскивали меня из депрессии. Жить после расставания со Львом мне просто не хотелось. Глава 4 В новостной аппаратной обычная суета перед большим эфиром. На часах без десяти девять, времени до старта все меньше и меньше. Надеваю наушник с микрофоном и смотрю на мониторы, где мелькают кадры с места крушения самолета, фотографии погибших, лица репортеров, повторяющих текст перед прямым включением. Перевожу взгляд на картинку со студии: ведущая Карлыгаш (каз. — ласточка ), которую мы все зовем Карлой, просматривает подводки к сюжетам на планшете, встроенном в стол. Присматриваюсь к ней и замечаю выбившуюся прядь из прически. — Девочки, — сообщаю в микрофон, — кто сегодня в студии? Подойдите к Карле, поправьте волосы, пожалуйста. Через считанные секунды рядом с диктором появляется наш гример Айя, которая быстро все исправляет и фиксирует волосы лаком. — Айечка, еще лоб припудри. Мне кажется, он блестит, — прошу я. — Сонь, люблю, когда твоя смена, — подмигивает мне Карла, — перфекционизм в его лучшем виде. — Только сменщице моей не говори, — шучу я, и вся команда в аппаратной тихонько посмеиваются, потому что знают о наших высоких отношениях с Алиной — еще одним выпускающим редактором. В прошлом году она по-крупному меня подставила, когда я пыталась скрыть, что моя подруга Диана — жена любовника известной актрисы Альбины Арман. — Здравствуйте! — слышу за спиной голос самого главного шефа — да что ж такое, утро с него началось вечер, похоже им закончится. — Здравствуйте! — команда переполошилась, увидев Данияра Булатовича во плоти. — Не обращайте на нас внимания. Мы немного понаблюдаем за процессом. Вот, Лев, сюда тоже нужны электронные ключи и в студию. Услышав знакомое имя, я остолбенела. Он зашел следом за гендиректором, когда я как раз сверяла верстку со списком поступивших сюжетов. Бросаю на него быстрый взгляд через плечо и понимаю, что он смотрит на меня. Сдалась ему наша новостная? Все это, я уверена, он смотрел еще днем. Стараюсь вернуться к работе и связываюсь по телефону с монтажкой, откуда до сих пор не прилетел третий по очереди сюжет. — Ребят, что у вас? — спрашиваю видеоинженера. — Отправляете? Хорошо, проверьте и сразу скидывайте. Три минуты до эфира. Когда на циферблате высвечивается 20:58 встаю из-за стола и мысленно готовлю себя к хорошему эфиру. Люблю свою работу, чувствую себя на своем месте, и даже присутствие бывшего не собьет меня с толку. — Дети мои, всем удачи! — говорю я стандартную фразу, к которой все уже привыкли. — К черту! — звучит традиционный ответ моей команды. Слышу за спиной перешептывания руководителя с незваным гостем. Хочется врезать обоим за то, что отвлекают. Но…один меня уволит, другой подумает, что я одичала и превратилась в истеричку. — Минута до эфира, — предупреждает режиссер и в аппаратной все замирает. — Пять, четыре, три, два, один! Мотор! Звучит тревожная музыка, идут анонсы главных репортажей, заставка Вечерних новостей, после чего появляется ведущая со словам: “Вас приветствует информационная служба “Пятого канала”. Наши корреспонденты и я, Карлыгаш Жусупова готовы представить вам картину дня. Здравствуйте. Начнем выпуск с трагедии под Алматы, где сегодня утром разбился частный самолет”. *** В целом эфир прошел хорошо, без эксцессов. Я хоть и бывалый журналист, но тоже не могла сдержать слез, когда увидела родителей молодой стюардессы, погибшей в авиакатастрофе. “Она мечтала летать”, - все, что смог сказать убитый горем отец. Выхожу на крыльцо телецентра ближе к десяти. Делаю глубокий вдох и поднимаю голову к черному небу. Какой теплый и уютный нынче сентябрь. Завтра у меня выходной и надо хотя бы погулять с подружками, которые на пороге сорока лет успели развестись, снова выскочить замуж и родить детей. А у меня кот. И тот приходит только пожрать, поспать и посрать. Ну а чем не мужик? — Мышка, — от его голоса хрустальное сердце, склеенное вдоль и поперек дребезжит. Называть меня детским прозвищем — запрещенный прием. Он встает рядом со мной плечом к плечу и я знаю, что это нарочно. — Господи, ну что еще? Оставь меня в покое. Христом Богом прошу, — молю я, бросая на него гневно-измученный взгляд. — Ты же агностик? — от его чуть кривой, но сексуальной улыбки слабеют колени. — За восемь лет взгляды поменялись. Сначала хотела подстричься в монахини, потом решила — нет, в мире столько соблазнов, надо попробовать все, — безбожно вру и ехидничаю. — Поэтому так быстро выскочила замуж? — Конечно, — продолжаю играть на его нервах, — надо же было на практике применять все, чему ты меня научил. Чего добру пропадать? — Софья, — хрипит он, потому что мои слова его задели. Он же был у меня первым. — Шутки у тебя стали ниже пояса. — Не нравится? — вскидываю подбородок и хочу добить его окончательно, но не успеваю. — Сонь, прости, задержался. Давно ждешь? — к нам идет Ринат, лицо которого сияет, как гирлянда на новогодней елке. — Нет, только вышла. Поехали? — спрашиваю, не обращая внимания на разъяренного Льва. — Сразу к тебе или может, перекусим где-нибудь? — да етить-колотить, как говорил мой дед Ваня. Что за самодеятельность? — Ко мне. Для перекуса я слишком устала, — притворно вздыхаю и искоса наблюдая за тем, как у этого недоделанного царя зверей ноздри от гнева раздуваются. — Понял, — расплывается в улыбке Ринат, будто думает, что ему что-то перепадет. — Поехали. — До свидания, Лев Николаевич, — заканчиваю беседу, как приличная женщина. — Мы не договорили Софья Дильшатовна, — прилетает мне в спину. Черт, он и мое отчество помнит. Не отвечаю, не оборачиваюсь назад, а иду рядом с Ринатом к его машине. — Что хочет от тебя? Этот мужик весь день ходил сегодня по этажам, — сообщает мне оператор. — Понятия не имею, — пожимаю плечами. В дороге болтаем с Риной на отвлеченные темы и я даже смеюсь над его шутками. Вижу, что нравлюсь ему, но у меня внутри ничего не екает. В это же время пытаюсь потушить пожар, который вспыхнул от такой незначительной близости со Львом. И что это за превратности судьбы? — Сонь, а давай сходим поужинать как-нибудь? — спрашивает коллега, когда мы останавливаемся в моем дворе. — А знаешь, почему бы и нет? — мозги у меня совсем расплавились из-за сегодняшней встречи с бывшим, потому что в обычном спокойном режиме я бы не согласилась. Вспомнила, как десять лет назад Марта советовала: “Соня, надо хотя бы ходить на свидания. Замуж тебя сразу не позовут, зато вкусно и бесплатно накормят”. Ну что ж, досоветовалась. — Здорово. Завтра у меня правда съемки до вечера. Давай послезавтра? — Хорошо. Созвонимся. Устало улыбаюсь ему, но он расценивает это по-своему, тянется ко мне и целует в щеку. Такая напористость мне не нравится, потому что я все еще не люблю, когда ко мне лезут вот так, неожиданно, без санкции. В пятак я ему, конечно, не дам. Но на этом наше общение на сегодня закончится. — Все нормально? — хмурится Ринат. — Да, прости, просто устала. И Иннокентий ждет. — Это еще кто? — Мужчина мой, — огорошиваю я. — Усы, лапы и хвост. — А-а-а-а, кот, — хохочет оператор. — У тебя отличное чувство юмора. — Спасибо. Ну пока. *** Открываю дверь в квартиру и включив свет, чуть не отдаю Богу душу, когда вижу в прихожей это чудо с бубенцами и горящими глазами. — Мя-я-яу! — вопит он, что в переводе на человеческий значит: “Где тебя носит, женщина? Жрать давай!” — О, возвращение блудного попугая! — щурюсь я и сажусь на корточки рядом с ним. — Ну что, Кеша, нагулялся? Говорят, Жозефина от тебя залетела. Признавайся, наглая ты морда, твоя работа? — Мя-я-я-я-я-я-яу-у-у-у! — сокрушается питомец и отводит взгляд. Расцениваю его нытье, как отрицательный ответ. — Точно не при делах? Если родятся в полосочку — не отвертишься и я лишу тебя колокольчиков. — Мя-я-я-яу, — жалобно стонет — мол "только колокольчики не трогай". Прислоняюсь к стене, вытягиваю ноги и подзываю к себе Кешу. Он подходит ближе и принимается заглаживать свою вину лаской. — Ладно, Иннокентий, живи. Не буду лишать тебе радости бегать по бабам. Хоть кому-то в этой квартире должно быть хорошо. Слушай, если ты у нас такой стрелок, может я сделаю на тебе бизнес? Ну а что? Я слышала девочек специально к таким, как ты, породистым, привозят. За деньги. Буду кошачьей сутенершей мамой Соней. Если блядуешь, то хоть с пользой. — Му-у-ур-р-р, — радостно мурлычет мой мальчик. Понравилась, значит, идейка. Поглаживаю его по спинке и мысли сразу переключаются. На ум вдруг приходит любимое стихотворение бабушки — Аллы Федоровны. Она держала томик Анны Ахматовой на журнальном столике и по настроению открывала его и читала вслух: Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь Пушистый кот, мурлыкает умильней, И яркий загорается огонь На башенке озерной лесопильни. Лишь изредка прорезывает тишь Крик аиста, слетевшего на крышу. И если в дверь мою ты постучишь, Мне кажется, я даже не услышу. Как поразительно точно и тонко оно отзывается сейчас. Я гоню от себя образ Льва, но он все равно возвращается. После стольких лет одиночества и боли он появился снова. Зачем? Почему? И что же он увидел тогда, если сделал неправильные выводы? Не хотела проявлять слабость и снова страдать по нему, но слезы непроизвольно текут по щекам. Я-то думала, что все выплакала, а оказалось, нет, еще осталось. Моя любовь к нему была первой, яркой, безумной. Я растворилась в ней и в нем, сгорала от его прикосновений, сходила с ума от того, что он делал со мной. Когда мы сегодня случайно столкнулись, сердце предательски потянулось к нему, а тело захотело вспомнить, каково это — быть с таким мужчиной, как Лев. Воспоминания…они покрыты пылью восьми лет разлуки и пеплом сгоревших надежд. Тогда, в нашу первую встречу, все вокруг тоже полыхало. Глава 5 8 лет назад — Вадик, — зевнула в трубку, даже не открыв глаза, — я, конечно, понимаю, что мы давно не виделись, но ты сам обещал мне выходной за съемки в воскресенье. — Сначала послушай, а потом ворчи. Я для тебя, мать, стараюсь. Тебе первой звоню. По блату, — говорит в сердцах мой друг и выпускающий редактор. — Та-а-ак, — села и потерла глаза. За окном холодный октябрь, на часах девять утра, а в голове ни одной положительной мысли. — В центре города взорвался бензовоз. Горит жилой дом. Там пожар такой, что даже у нас видно. И да, это прямо рядом с тобой. — Все, я бегу, — подскочила с кровати и начала быстро искать, что надеть. На такие случаи у меня всегда готовы джинсы и свитер. — Наши уже выехали? — Да, там все пересечетесь. Выйдешь на прямое в одиннадцать. — Ты даешь мне так мало времени? — прикусила губы, прикидывая, сколько всего нужно сделать. И это я еще даже не умылась. — Не ной, мать. Все давай, не облажайся. — И я тебя люблю, Вадик, — фыркнула в трубку. Через полчаса я и другие журналисты, очевидцы и владельцы сгоревших квартир стояли за ограждением и наблюдали за пожарными, боровшимися с огнем. Густые черные клубы дыма заволокли безоблачное синее небо. Пылал не только дом, но и авто, припаркованные поблизости. Как оказалось, у восьми тонной машины отказали тормоза и водитель два квартала пытался справится с управлением. Затем он съехал в сторону и врезался в дерево. После мощного удара бензин разлился по всей округе. Водитель в тот момент был еще жив — его зажало в кабине. Прохожие пытались ему помочь, но мужчина сам закричал, что сейчас рванет. Так и случилось. Сначала загорелось дерево, потом пламя перекинулось на стены дома и автомобили. Началась спешная эвакуация жильцов. Мы успели записать интервью с очевидцами и теперь я смотрела на весь этот апокалипсис и выстраивала в голове текст для эфира. Внезапно в толпе людей в форме мелькнула знакомая фигура. Высокий бугай глянул в мою сторону, и я помахала ему. Он сделал знак ладонью — мол, позже подойду. Это был мой брат. Знала, что он тоже будет здесь. — Мама, я уже на месте. Сейчас я найду Юлю, ты только не паникуй, — рядом со мной возник мужчина, который с ужасом смотрел на горящий дом и держался за голову. — Мам, пожалуйста, не плачь. Дай мне время. — Извините, мужчина. Я случайно услышала ваш разговор. Вы ищете кого-то? — я сама подошла к нему с микрофоном, когда он закончил разговор. — Моя сестра живет в этом доме, — показал он рукой. — Но телефон отключен. Она беременна, а ее муж в командировке. Черт, — он остервенело нажимает на дисплей. — Когда надо, ни до кого не дозвонишься. — Я уже здесь давно, но беременную женщину не видела. Давайте, сделаем так, у меня брат в ЧС работает, он нам поможет, — ищу глазами Анвара и когда нахожу, складываю руки в молитве — прошу, чтоб подошел. — Мышка, как чувствовал, что ты прибежишь сюда, — пробурчал родственничек, подходя к заграждению. Двухметровый черноволосый азиат в зеленой форме офицера Департамента по чрезвычайным ситуациям производил неизгладимое впечатление. Так было всегда, когда люди узнавали о нашем родстве, потому что я классическая русская девушка с русыми волосами и зелеными глазами, а он — типичный смуглый уйгур. Именно поэтому незнакомец удивленно перевел взгляд с меня на него. — Что у тебя, давай быстрее. — Бро, тут такое дело. Вот мой знакомый, — показываю на мужчину, — у него в этом доме сестра живет. Она в положении. Но он не может ей дозвониться и здесь ее тоже нет. Помоги, пожа-а-а-а-алуйста, — протянула я по-сестрински. — Имя фамилия? — спросил ЧС-ник. — Юлия Николаевна Захарова, — сказал взволнованный незнакомец и тут же осекся. — То есть, Маринина. У нее фамилия мужа. — Дата рождения? — 25.10.88, - взволнованно отвечает мужчина. — Хорошо, сейчас выясню. Брат ушел, а мой собеседник взял телефон и снова начал кому-то звонить. — Вы не волнуйтесь. Мы найдем вашу сестру, — попыталась успокоить его, а он так странно на меня посмотрел, что у меня от этих голубых, как льдинки, глаз, мороз пробежал по коже. И вообще он выглядел так, будто сошел со страниц “Men’s Health”: высокий, широкоплечий почти блондин в голубой рубашке под раскрытым пальто, черных брюках и вычищенных до блеска туфлях. Среда обитания таких краснокнижных особей — стеклянные небоскребы в верхней части города. — Спасибо, — выдохнул он, — за помощь. Извините, не спросил, как вас зовут? — Софья. Можно Соня. — Лев, — представился он. Через несколько минут Анвар вернулся к нам с хорошими новостями. — Нашли. Она в четвертой, в ожоговом. Но ничего серьезного. — Спасибо! Спасибо, брат, — незнакомец протянул руку и Анвар пожал ее. — Я твоя должница. Так, а кто у нас в “четверке”? — задумываюсь я и щелкаю пальцами, — Жанка. — Все, Мышка, дальше без меня. Зашиваюсь, — мой грозный родственник приложил ладонь к горлу, а после развернулся и зашагал к пожарным. — Сейчас я вас сведу с женой моего брата. Ее зовут Жанна, она врач в четверке, — достав телефон, принялась искать ее в контактах. — Этого брата? — спросил растерянный Лев. — Что? — подняла на него глаза. — А, нет, этот родной, то есть сводный. А Жанна замужем за моим троюродным братом. Короче, у меня очень большая семья. Алло, Жанна-Жанночка-Жануля! — пропела я в трубочку. — Сонька, давай очень быстро, у нас тут аврал из-за пожара, — строго говорит доктор. — Да я поэтому и звоню. Сейчас к тебе подъедет человечек по имени Лев, мой знакомый. У него в ожоговом сестра. Пожалуйста, можно он тебя наберет и ты поможешь им встретиться? Он до нее дозвониться не может. — Ну ладно, — вздыхает Жанна. — Дай ему мой номер. — Ты супер. Я твоя должница! — сноха посмеялась, а потом отключилась, но я все еще держала телефон в руках. — Лев, записывайте номер, — отдала мужчине мобильный, чтобы он переписал контакт и в этот момент ко мне подбежал оператор с выпученными глазами. — Соня, эфир через четыре минуты, — заявил он, запыхавшись. — Все-все, я готова. — Даже не знаю, как вас благодарить, Соня, — уголки львиных губ поползли вверх. — Вас сам Бог послал. Он отдал мне телефон и хотел уже уйти, но от меня так просто не уходят. — Стойте, — закричала я, схватив его за рукав черного пальто. И в этот момент, я клянусь, меня будто кипятком ошпарило. Я, которая большую часть жизни боялась прикосновений незнакомых мужчин, сама дотронулась до одного из них. И мне стало страшно от собственной реакции, потому что мое сердце сделало сальто и мертвую петлю одновременно. Лев посмотрел на меня недоуменно. Примерно, как на сумасшедшую. — Я помогла вам, вы помогите мне. — Что вы хотите? — непонимающе переспросил. — Короткое интервью. Я выхожу сейчас в прямой эфир. Вы просто стоите рядом и когда я задам вопрос, вы ответите. — Я? Нет! Пожалуйста, не надо! — он вдруг испугался, как ребенок. — Я камеры боюсь. — А вы не на нее будете смотреть, а на меня. Как будто мы с вами просто разговариваем. Не обращайте внимания на оператора, — достав телефон, пишу сообщение редактору о том, что помимо меня будет еще один человек в кадре, а именно Лев Захаров. Я запомнила фамилию. — Соня, минута до эфира, — предупредил оператор, державший связь со студией. Я вставила в ухо наушник и теперь тоже слышала ведущую. — Лев, встаньте вот здесь, — указала ему на место рядом. — Не волнуйтесь вы так, я вас не съем. — Я надеюсь, — хмыкнул он. — На прямой связи со студией наш корреспондент Софья Касымова. Софья, расскажите, что сейчас происходит на месте ЧП? — слышу вопрос диктора. Рассказала сначала, как произошла авария и что, к сожалению, водителя бензовоза спасти не удалось. — Есть ли пострадавшие? — спросила ведущая. — По предварительной информации, во время пожара пострадало 40 квартир. Две сгорели полностью. Жильцы в панике покидали охваченные пламенем комнаты, не успев захватить ни деньги, ни документы. Восемь человек получили травмы. Рядом со мной сейчас Лев Захаров. Он прибыл на место ЧП в поисках сестры, которая живет именно в этом доме и сейчас не отвечает на звонки. Лев, как вы узнали о пожаре? — сую микрофон ему под нос и говорю глазами “Давайте, не тормозите!” — Сестра разговаривала по телефону с мамой, — ответил Лев, сдвинув брови к переносице. Он, как и я советовала, смотрел на меня. Ох, лучше бы я так не говорила, потому что от его взгляда мне захотелось провалиться сквозь землю. — И в какой-то момент она закричала, что все горит. Потом связь прервалась. И телефон сейчас отключен. Она живет на четвертом этаже, и окна выходят как раз на дорогу. — Вам удалось найти сестру? — Да, спасибо сотрудникам Департамента по ЧС. Она сейчас в больнице. Сказали, что ничего серьезного, но я сейчас к ней поеду и все выясню. — Удачи вам, — кивнула ему и сразу переключилась на камеру. Диктор задала еще несколько вопросов, а когда мы, наконец, закончили, я обнаружила, что Льва и след простыл. Расстроилась, но понимала: для него сейчас важнее найти Юлию. В течение дня я вспоминала о нем и никак не могла выкинуть из головы. А когда кодировала отснятый материал на компьютере, в том числе и наше короткое интервью, остановила видео на том моменте, где оператор взял его крупным планом. И тогда я подумала: “Какой же красивый мужик. Жаль, больше не встретимся”. Но у судьбы были свои планы. Глава 6 Лев Наше время Лев мчал по широкому проспекту, выдавливая запрещенные на этом участке девяносто и приближаясь к ста километрам в час. Кровь тяжелым молотом ударила в виски, хотелось не кричать, а рычать, от того, что она уехала не одна. Разве он мог подумать, когда подписывал контракт с владельцем медиахолдинга, что встретит ее на “Пятом канале”? Пробивать каждого сотрудника не имело смысла — их там несколько сотен. Шанс столкнуться с ней был один на миллион. Но это случилось. Сделав музыку погромче, он пытался тем самым заглушить мысли о ней, но ее красивое лицо все еще стояло перед глазами. Она несильно изменилась за восемь лет. Может, волосы стали чуть длиннее. Лев помнил, как вкусно они пахли и какими шелковистыми были на ощупь. И память неожиданно подарила ему воспоминание — горькое и сладкое одновременно. Комнату заливал теплый утренний свет. Лев разлепил веки и первое, что увидел, — ее, сидящую на краю кровати, спиной к нему. Она грациозно приподняла вверх длинные светлые волосы, потянулась, как кошечка, и отпустила пряди, позволив им водопадом упасть на обнаженные плечи. — Сделай так еще раз, — хрипло попросил он, сев на кровати и прислонившись к мягкому изголовью. Соня обернулась. Ее точеный профиль, плавный изгиб тонкой, изящной шеи и нежная кожа сводили с ума. — Что именно? — хитро улыбнулась. Переспросила, хотя все прекрасно поняла. — Волосы, — ответил он, понизив властный голос, и она подчинилась. Нагая, притягательная, чуть сонная и загадочная — такой она была тем волшебным утром. И эта ее не наигранная естественность его заводила и доводила до предела. — Ко скольки тебе на работу? — одеяло зашуршало, когда он его решительно отбросил. — Вообще-то мне уже пора. Я люблю приезжать первая. А что? — она села в пол-оборота. Длинные локоны прикрывали красивую упругую грудь. Ворвавшиеся в комнату солнечные лучи упали на ее умиротворенное лицо, и она прикрыла глаза. Лев сделал глубокий вдох и выдохнул через нос. Сил терпеть эту пытку уже не было. Лев помнил Софью нежной и невинной, страстной и горячей. Сколько раз за эти годы он закрывал глаза и видел каждую родинку на ее лице и теле, маленький шрам чуть ниже живота, блестящие локоны, которые он пропускал сквозь пальцы. Невыносимая тоска по женщине, которая перевернула его привычный мир, сделала его тем, кем он стал сегодня. У Льва было два варианта: бухать по-черному, чтобы забыть её последнее “ненавижу” и ледяные от трескучего мороза пальцы, которые она отдернула, или работать на износ, чтобы больше не думать о своей вине. И когда, наконец, он понял, что подыхает без Софьи и хочет ее вернуть, правда больно ударила ножом в самое сердце. Пять долгих лет мужчина был уверен, что его Соня — вовсе не его. Она теперь чужая жена и мама. После того, как Ника бросила ему вдогонку: “Если ты к ней, то она уже занята. Я видела ее с мужем и сыном в парке”, он поехал к Софье, дабы лично в этом убедиться. Поехал наобум, потому что не был уверен, что она живет по прежнему адресу. В последний раз, когда Лев пробивал ее, она находилась в Астане. Однажды ему прислали фотографию, где Соня сидит в кафе с мужчиной. Она ему даже улыбалась. На сердце Льва тогда не то, что кошки скребли, черти плясали. Позже был еще один снимок: тот же мужик провожал ее до подъезда. Софья держала в руках цветы. После этого Лев снял наблюдение за ней, решив, что она действительно начала новую жизнь. Теперь же он хотел убедиться, что Ника сказала правду. У Сониного дома как всегда было невозможно припарковаться, потому что она жила в самом центре города. Оставив машину за пару кварталов, он дошел до ее двора, и услышал знакомый звонкий смех. Спрятавшись за елью Лев увидел Софью на детской площадке. Она сидела на качелях с малышом — таким же светловолосым, как и она. Они не сильно раскачивались и смеялись, а потом мальчик, которому на вид было года полтора протянул пальчик и закричал: — Па-па! — Да, это твой папа, малыш! Молодец! — похвалила она. К ним подошел мужчина лет тридцати пяти и подхватил карапуза на руки. Тот мигом завизжал от восторга. Софья как маленькая девочка спрыгнула с качелей и подошла к ним. — Ма-ма! — по слогам сказал мальчонка. — Леш, этот ребенок просто гений! — радовалась Соня. — А я тебе что говорил? Он в тебя. Может, тоже будет журналистом, — засмеялся мужчина. Этот короткий диалог расставил все по местам. Лев понял, что опоздал и потерял ее навсегда. “Все правильно”, - сказал он себе тогда. — “Соня не будет всю жизнь его ждать. Она имеет право быть счастливой”. И Лев ей это право дал. *** С генеральным директором “Пятого канала” Данияром Бегалиным он познакомился несколько месяцев назад в качалке элитного спортклуба. Именно благодаря ему удалось заполучить контракт на обслуживание всего холдинга. Но у Льва уже была хорошая репутация, так как его компания “засветилась” в Правительстве. Этот успех — результат большой и кропотливой работы. За восемь лет из середнячка он выбился в лидеры. Лев хотел сам посмотреть объект и начал именно с самого рейтингового в стране телеканала. И вдруг появилась она с этим пятном от кофе, гневным взглядом и желанием выматериться. О, он помнил, как смачно она ругалась и дралась. Как же забыть разукрашенную физиономию мужика, который распустил руки в кафе? — Как давно она у вас работает? — спросил Лев, когда Софья ушла. — Кто? Соня? Года три примерно. А что? — директор прищурился и понял, что настроение гостя резко изменилось. — Ты ее знаешь? — Знаю, — многозначительно ответил Лев. — Ничего себе! Еще один нарисовался, — засмеялся Данияр, покачав головой. — В каком смысле? — Ты меня знаешь, я — однолюб, — сказал он, положа руку на сердце. — Но до меня тоже доходят слухи о сотрудниках. Надо же знать, чем живет родной канал. — И к чему это сейчас? — нахмурился Лев. — К тому, что Соня у нас неприступная скала, на которую многие хотят залезть. А дальше этого — не знаю. Профессионал — отличный, а личная жизнь на то и личная. — Куда лезть, если она замужем? — Лев крепко сжал кулак. — Соня? Замужем? — усмехнулся Данияр. — Насколько я знаю, у нее нет мужа. — Ты уверен? — тело вмиг напряглось от этой новости. — Может, в разводе? — пожал плечами Данияр. — А может, гражданский брак. Сейчас же так модно. — А ребенок? У нее же есть ребенок? — Лев, иди проветрись, — директор канала похлопал товарища по плечу. — Мы точно говорим об одном человеке? У Софьи нет детей. Как нет детей? Он же своими глазами видел мальчика, как ему показалось, похожего на Софью. Тот карапуз так звонко хохотал у нее на руках, что у него не осталось сомнений в том, что она — его мать. Он решил сам все узнать у Сони и без стука зашел к ней в кабинет. Это было ошибкой, потому что перед его взором предстала женщина с точеной фигурой и в кружевном бюстгальтере. Да, на ней были брюки, но он был сосредоточен на том, что выше. Она повторила трюк с волосами будто специально для него. Знала ведь, чертовка, как его вело от этого. Внятного ответа от нее так и не добился. Соня закрылась от него, выстроила высоченную стену и только зло отшучивалась. А ведь он помнил, как смеялся над ее смешными историями и словечками. У этой девчонки был дар рассказчицы. После короткого диалога в кабинете Лев дал задание подчиненному собрать на Софью подробное досье, и злился на себя за то, что не сделал этого пять лет назад. Он ведь поверил той картинке счастливой жизни и принял все за чистую монету. Несмотря на то, что Лев уже посмотрел все аппаратные, в том числе и новостную, он все равно попросила Данияра провести его туда во время вечернего эфира. Увидев Софью в ее стихии, у Льва заныл тот самый жизненно важный орган, отвечающий за чувства. А другой, тот, что ниже, тут же отреагировал на ее плавные движения, мелодичный голос, поворот головы. Они с режиссером словно на пару дирижировали оркестром. То он, то она отдавали команды сотрудникам. — Переверстка! — громко сказала она и быстро напечатала что-то в компьютере. — Убираем шестой сюжет. — У нас переверстка! — повторила девочка из команды и все засуетились. Потом у нее запищал телефон, она быстро глянула в него, потом снова открыла страницу на мониторе и заявила: — Даем срочную новость после третьего сюжета! Найдено тело четвертого погибшего. Я быстро напишу. Ее пальцы летали по клавиатуре со скоростью света. И снова эта болезненная вспышка в голове, вернувшая его в то время, когда они, пусть и недолго, но были вместе. Поздний вечер. Соня сидела по-турецки на его диване и увлеченно печатала на ноутбуке. Ей прислали сценарий спецрепортажа с редакторскими правками и она их вносила. Из одежды на ней был лишь тонкий белый пуловер до бедер и шелковые шортики. Рукава Софи закатала до локтей, а волосы собрала в пучок и зацепила карандашом. Лев сидел в кресле напротив и тоже работал за компьютером. В какой-то момент отвлекся и посмотрел на Софью. Она бесшумно шевелила губами, читая написанный текст. Потом нахмурилась, прикусила губу — задумалась. Лев, помимо сильного желания, чувствовал кое-что еще. И это что-то — такое забытое, но воскресшее и засверкавшее еще ярче, преследовало его уже несколько дней. Хотелось это ощущение накрыть сосудом и не выпускать, потому что с ним жизнь стала казаться правильнее и лучше. А все из-за нее. Просто находится рядом и молчать уже было для него счастьем. — Сонь, — тихо позвал он. — М-м-м? — отозвалась она, продолжая стучать по клавиатуре. — Я тебя люблю. Софья оторвалась от экрана, подняла на него колдовские изумрудные глаза и подарила ему свою светлую улыбку. — Я тоже тебя люблю, Лева. Это самый настоящий мазохизм: вспоминать, смотреть на нее и не иметь возможности дотронуться. Тем более теперь, когда он знал, что по собственной глупости потерял столько лет Лев подал сигнал Данияру, что выходит. В голове крутилась только одна мысль: “он дурак”. Вот вроде умный мужик, охранная фирма, многомиллионные заказы. А по жизни дурак. И, наконец, контрольный в голову, — встреча на крыльце телецентра. Пробить Сонину броню было невозможно, а шутка том, что она на практике применяет то, чему он ее научил, невероятно злила. И тут вылез этот черт из табакерки — какой-то наглый мужик — видимо из тех, кто хочет залезть на скалу. — Сразу к тебе или может, перекусим где-нибудь? — спросил смертник. Да, для Льва он уже не жилец. — Ко мне. Для перекуса я слишком устала, — вздохнула Софья и ушла с ним. Он смотрел им вслед и медленно закипал. Лев уже подъезжал к дому, когда ему позвонил подчиненный. — Дастан, ну что, выяснил что-нибудь? — нетерпеливо спросил мужчина. — Да. Объект, то есть Софья Дильшатовна Касымова никогда не была замужем официально. И детей у нее нет. — Спасибо. Ты молодец! — Еще какие-нибудь указания будут? — Нет, отдыхай. Лев отключил звонок, перестроился в крайний левый ряд и развернулся. Если она с этим чернявым, то он им помешает и Соня его, наконец, выслушает. Он не мог поверить, что она так изменилась. Ведь была девчонкой, которая боялась мужчин, а за каждое несанкционированное прикосновение давала в морду. Память отшвырнула его на восемь лет назад, когда их первое свидание чуть не закончилось в полиции. Глава 7 Лев 8 лет назад Сестру он действительно нашел в четвертой горбольнице. Пока ехал, позвонила мама и сказала, что Юля вышла на связь. — Я знаю, что она в больнице, — успокоил он мать. — Как раз туда еду. Может быть, даже пустят к ней. В приемном отделении он сразу же набрал родственницу Софьи — Жанну и она вышла в холл его встретить. Она была худенькой невысокой казашкой в белом халате и со стетоскопом на шее. — Вы от Сони? — слегка улыбаясь, спросила она. — Да, — кивнул он, не обращая внимания на шум и людей вокруг. — Пойдемте, проведу вас в отделение. Только надо будет халат и бахилы накинуть. — Хорошо. — Давно нашу Софью знаете? — спросила она внезапно, когда вела его по коридору. — Нет, недавно познакомились, — ответил Лев и вдруг сам себе улыбнулся от воспоминаний о журналистке. — Хорошая она у нас девочка. Очень добрая, отзывчивая, — врач начала и так и эдак расхваливать девушку. — Наша гордость. А дети как ее любят! Девочки, дайте халат и бахилы, пожалуйста, — попросила она у медсестры, когда они вошли в ожоговое отделение. Льва впустили ненадолго в палату, где лежала его сестра Юлия. Увидев брата, она расплакалась и сжала перебинтованную руку. — Юлька, напугала нас, — он сел рядом с ней и обнял за плечи. — Я так испугалась, — всхлипнула она. — Говорила с мамой, а потом какой-то удар, окна выбило и…огонь. Телефон уронила, а пока собирала документы в сумку…смотрю — у меня штора горит. И во-о-от — показала она на боевую травму и еще больше разревелась. — Главное, живая! Мама переволновалась ужасно. Но я ее уже успокоил. Что с малышом? — указал Лев на кругленький живот. — Нормально. Но сказали, что лежать мне здесь несколько дней. — Лежи. Я обо всем позабочусь, — Лев ласково поцеловал сестру в макушку. Она по-детски мило потерла влажный нос пальцами свободной руки и прижалась к брату. — Как ты нашел меня? Мне что-то вкололи и я отрубилась. А когда очнулась, поняла, что не помню наизусть ни одного номера. Только мамин городской! — Добрые люди помогли, — Лев снова вспомнил Софью и нечто странное и забытое внезапно наполнило проскользнуло маленьким котенком в его сердце и забилось в уголок. Вечером, после сумасшедшего дня, Лев сидел в одиночестве в своей квартире и просматривал отчет на ноутбуке. Поняв, что в глазах уже рябит от цифр и схем, он отложил компьютер, потер лицо ладонями и посмотрел на часы. Почти девять. Телевизор он не включал сто лет, но сегодня захотелось посмотреть новости на одном канале и он как раз успел к началу. На экране сначала появилась заставка программы под динамичную музыку, затем ведущая в студии поприветствовала зрителей и представила первый сюжет о взрыве бензовоза. Когда она сказала: "С подробностями наш корреспондент Софья Касымова" Лев тут же напрягся и сделал погромче. Его новая знакомая стояла на фоне горящего дома и с серьезным лицом рассказывала о пожаре. На ней была не по погоде легкая курточка, а волосы собраны в хвост. Лев отметил, что она очень красива, и еще голос…такой поставленный, приятный, выразительный. Ему захотелось послушать ее еще раз и он полез в интернет. В поисковике вышел список ее сюжетов, и Лев посмотрел парочку. Она вещала из здания суда о громком процессе по делу какого-то криминального авторитета, бегала с полицейскими во время рейда по саунам и вылавливала проституток для интервью. Одна даже послала ее на хуй прямо в микрофон. Лев еще посмотрел репортаж о митинге дольщиков, пожаре на алматинской барахолке и массовой драке во время концерта местного певца. Да, у этой девчонки была очень насыщенная жизнь. Леве дико захотелось встретиться с ней еще раз. Зацепила. Занозой проникла под кожу. На следующий день он через свои каналы нашел ее телефон и после обеда позвонил: — Алло, — мелодично отозвалась девушка. — Софья, здравствуйте. Это Лев. Захаров. Помните, вы мне вчера помогли. Она немного помолчала и ответила: — Ах, да. Лев, здравствуйте! Как ваша сестра? — Спасибо, все нормально. Но она в больнице. — Ничего серьезного? — спросила она искренне. — Нет, к счастью. Я вообще поэтому и звоню. Вы меня вчера выручили и я хотел бы вас отблагодарить. — Оу, — удивилась она. — Это так…по-восточному. — Ну так, как положено. Может, кофе выпьем или… — Я если честно поздно заканчиваю. В районе девяти. — Понял. Тогда кафе? — Да, окей. Почему нет? — Вы на машине? Или вас забрать? — Если не сложно, можно и забрать. У меня офис на Новой площади. — Все хорошо. Давайте я в десять подъеду? — Годится. А потом был небольшой дружеский разговор ни о чем и обо всем в машине, во время которого они плавно перешли на “ты”. Она увлеченно рассказывала о том, что сегодня снимала владельцев сгоревших квартир, который хотят подать в суд на компанию, владеющую бензовозом. — Так что скажи сестре. Может, она тоже подпишет коллективный иск. — Обязательно. Спасибо, — Лев украдкой посмотрел на нее и снова сосредоточился на дороге. Про себя отметил, что Софья была сегодня особенно хороша в строгих черных брюках, белой рубашке и кожанке. Ее распущенные волосы струились по плечам, а первое, на что он обратил внимание при встрече, — губы, чуть подкрашенные помадой. — Можно вопрос? — спросила она, когда они сидели в кафе и ждали заказ. — Ты женат? — В разводе, есть дочь Алиса. Ей десять, — сразу ответил он. — Красивое имя. Сказочное, — улыбнулась Соня. — Все, больше лезть в душу не буду. — А ты? — поинтересовался он и сделал глоток воды из стакана. — На выданье, — она беззаботно заправила прядь за ухо, а он чуть не расплескал всю воду от ее неожиданного ответа. — В смысле? Ты замуж выходишь? — Не-е-ет, — засмеялась она. — Ну выражение такое устаревшие, — она принялась активно жестикулировать. — То есть девушка такого возраста, когда уже пора замуж. Правда мой возраст больше относится к бальзаковскому. — Занятная ты девушка, Соня, — Лев заинтересованно скользнул по ней цепким взглядом, отчего на ее щеках вспыхнул легкий румянец. Лев уже давно не испытывал такой легкости в общении с противоположным полом. Он привык решать задачи и проблемы, а на душевные разговоры ни сил ни времени уже не оставалось. А Софья…она казалось ему необычной, интересной, очаровательной. Такие, как она, сейчас редкость. В середине вечера ему позвонила дочь. Ее звонки он всегда принимал, потому что знал: Алиса очень скучает. Лев сам сказал, что она может набрать ему в любое время. Чувство вины перед дочерью до сих пор гложило его. Он извинился перед Соней и вышел в холл кафе, чтобы спокойно поговорить. — Привет, Лисёнок, — ласково сказал он. — Папа, а ты когда придешь? — грустно прошептала дочь. — В субботу, как обычно. — Это долго. А раньше можешь? — Хочешь, завтра заберу тебя со школы? — немного подумав, предложил Лев. — Хочу. А ты маме позвонишь, предупредишь? — Конечно. Я ей напишу. — Нет, ты лучше позвони. Вдруг она не увидит, — настаивает девочка. — Хорошо. Ох уж эта Алиса — маленькая хитрая лисичка! Уже не в первый раз она создавала ситуации, чтобы соединить родителей. И разве можно ее в этом винить? — Па-ап, я соскучилась. Сегодня у меня опять был приступ. Лев нахмурился, прочистил горло и спросил: — Мама была рядом? — Да. Она сказала, надо сходить к врачу. — Она права. Чувство вины снова пронзило его. Пообещав дочери приехать, он заблокировал телефон и вернулся в зал. А там развернулась настоящая драма. Рядом с соседним столиком сидел на корточках мужик с разбитым носом. Он стонал и прикрывал его рукой. Багровые капли стекали по подбородку на светлую рубашку. — Сука! Ты мне нос сломала, — вопил мужик, которому на вид было чуть больше тридцати. — Скажи спасибо, что я тебе твой корнишон не отрезала и в жопу не засунула! — огрызнулась растрепанная Софья. Она стояла скрестив руки на груди и Льву показалось они дрожали. Вокруг разукрашенного суетились официанты и администратор. — Может, скорую? — предложила одна из девушек. — Мы уже вызвали полицию, — сообщила хостес. — Что здесь происходит? — громко рыкнул Лев, сразу же обратив на себя внимание участников шоу и посетителей. Он выглядел так грозно и властно, что даже администратор готова была бегать перед ним на задних лапках. — Девушка ударила мужчину. — В смысле девушка ударила? — возмутилась Софья. — а ничего, что он меня лапал? — Сука, я думал, ты официантка, — выругался терпила. Лев не стал церемонится и под крик впечатлительных барышень — всех, кроме Сони — одним ловким движением поднял мужика за шкирку и бросил на стул. Очень хладнокровно и выразительно он объяснил ему, что девочек обижать нельзя. Потом Лев выпрямился, осмотрелся и сказал хостес: — Записи с камер принесите. — Но..- замялась она. — Быстро. Испуганная сотрудница ресторана убежала, а Лев повернулся к Соне — Как все было? — Ты ушел в холл, а я в туалет. Иду обратно и этот, — бросила она брезгливый взгляд, — схватил меня и усадил на колени. Начал лапать. А я ненавижу, когда меня трогают. Ну я и врезала ему. Но немного не рассчитала, — пожала плечами она. — Понятно, — Лев потер переносицу. — И давно у тебя это? — Что? — выпучила она свои прекрасные зеленые очи. — Ты сказала, не любишь, когда тебя трогают. — А-а-а, это? Да, давно, — произнесла девушка, отведя взгляд. — Полиция приехала! — воскликнула официантка, стоявшая рядом. Соня и Лев одновременно обернулись, а один из полицейских вдруг расплылся в ехидной улыбке. — Мышка, опять ты? Кто на этот раз? — Дай угадаю, — усмехнулся Лев, — тоже твой родственник? — Это мой кент со двора. Привет, Расул! Как жизнь? — Соня подняла ладонь в знак приветствия. — Ну как ты думаешь, Мышка? Весело, благодаря тебе, — посмеялся парень. — Так, что у нас тут? Он наклонился к “потерпевшему” и принялся с интересом его разглядывать. — Я так понимаю, твоя работа? — поинтересовался он, подняв голову и поймав взгляд Сони. — Ты как серийный убийца, Мышка. Уже имеешь свой почерк. Бьешь прямо в нос. — Спасибо, — фыркнула девушка. — Я старалась, чтобы крови в этот раз было немного. — Немного, блядь? Ты меня изуродовала! — начал протестовать мужик. — Сиди уже, — недовольно буркнул Расул. — Вот здесь запись с камер, — хостес протянула флешку напарнику участкового. — О, вот это хорошо. Вот это молодцы! Ну рассказывай, Мышь, че ты тут устроила? Лев смотрел на этот театр абсурда со стороны и совершенно неожиданно для себя осознал, что Соня нравится ему ещё больше. Вот только одну ее опасно оставлять для жизни…окружающих. Участковый, посмотрев видео, заявил, что здесь налицо домогательство и самооборона. "Потерпевший" тут же переобулся, начал извиняться и плакаться, что его бросила жена и он пришел залить горе горькой. Градус повышался, а мозги отключились. Соня только цокала, закатывала глаза и острила. Но на мировую все-таки пошла, потому что: "Мне этот гемор нафиг не сдался на ночь глядя. Оформляй". *** — Извини, что так получилось. Вообще-то это приличное место, — сокрушался Лев, когда вез Софью домой. — Бывает. В любом приличном обществе есть неприличные люди, — философствовала Соня. — Хорошая фраза. Надо запомнить, — Лев внимательно следил за дорогой, но украдкой поглядывал на девушку. — А почему тебя называют Мышкой? — Это с детства, — тихо засмеялась она. — Когда мне было четыре мама вышла замуж за отчима. Он меня удочерил, дал свое отчество и фамилию. От первого брака у папы двое сыновей. Когда он привел нас знакомиться с его родней, я очень страшно всех боялась и держалась за мамину юбку. И на все вопросы отвечала тихо-тихо. И сестра папы сказала, что я пищу, как мышка. Ну вот. — А драться тебя тоже папа научил? — Не-е-ет. Папа научил меня стрелять. Он любит охоту. Мои братья занимались боксом и меня немного приобщили. — Брат, который ЧС-ник? — Да. Один из. — А то, что твой друг сказал — правда? — Что именно? — Что у тебя почерк, как у серийного убийцы? — Не-е-ет, — засмеялась я. — Это прикол у нас такой. Я только один раз ударила парня, который распустил руки. Это было в нашем дворе. Мне было лет 18. На несколько секунд воцарилось молчание. Лев хотел задать очень важный, но неудобный вопрос. Однако не знал, как сделать это правильно. — Можно последний вопрос? — Давай. — Почему ты не любишь, когда тебя трогают? Он мельком взглянул на Соню, а она и бровью не повела. — Меня в детстве пытались похитить цыгане на Зеленом базаре. — Да ладно? — воскликнул Лев. — Не может быть! Ты шутишь? — Серьезно! Я понравилась жене цыганского барона, потому что была белокурая и кучерявая. Лев громко засмеялся. — Понятно, — он крутанул руль и машина повернула направо, — не хочешь об этом говорить? — Не хочу, — кивнула Соня. Лев припарковался в ее дворе и заглушил мотор. Он догадался, что Софья немного зажата после случившегося. И хотя ему очень хотелось слегка коснуться ее руки, но пришлось сдержаться. И, когда она поблагодарила за вечер и спешно покинула салон, он точно решил, что эта встреча не последняя. Глава 8 Софья Наше время Умывшись и переодевшись в домашние шорты и майку на тонких бретельках иду на кухню заварить себе чай. Поплакала, пострадала и вроде бы успокоилась — нам не привыкать. На столе звонит мобильный, а на дисплее высвечивается фотографии мамулечки. Только она может звонить так поздно. — Привет, мам! — Привет, дочь! — передразнивает она. — Почему трубку не берешь? — Пардон, была в ванной, не слышала. А что? — А что у нас с голосом? Ты что плакала? — у мамы тон бывалого следователя. Нет, ну как она это делает? — Не-е-ет, просто Кеша чудит. Мне опять предъявили за его непристойное поведение, — отшучиваюсь я. — Не кот, а простигосподи, — цокает маман. — Не гоже, ваше сиятельство, так о внуке, — призываю к совести этой святой женщины. — Кстати, о птичках… — резко меняет тему мама. — О нет, не начинай, пожалуйста. — Я и не собиралась. Я хотела напомнить, что в воскресенье у нас "Бющюк той" ( уйг .- праздник колыбели ). Сыну Амины 40 дней. Не забудь. — Опять? Блин, мать, я скоро разорюсь на этих тоях. Это же стабильно опять десятку нести ( десять тысяч тенге — это почти 2 000 рублей). — Не ной! Вот замуж будешь выходить или родишь, тебе родня по двадцатке принесет. И гулять будут три дня от радости. — Даже если эту двадцатку умножить на количество нашей родни, моя свадьба не окупиться, — фыркаю я. — Ты только поэтому звонишь, или еще что-то? — по голосу ведь чувствую, что не договаривает. — Да, еще, — делает многозначительную паузу, а по спине пробегает холодок. — Что-то с папой? — со страхом спрашиваю. — Не-е-ет. Что с ним станется? Он живее всех живых, — мама сначала смеется, а потом делает голос ниже. — Сонь, я видела твоего отца. Молчу. Сжимаю в кулаке чайную ложку и кусаю губы. — Ты здесь? — зовет мама. — Соня? — Да, — отвечаю сипло. — И где ты его видела? — На ярмарке. Мы с папой ездили туда за мясом. Столкнулись случайно. Узнал меня сразу. Первый даже подошел. — М-м-м, — тяну еле слышно. — Про тебя спрашивал. — Ох, мам! — протестую я. — Вы не виделись почти сорок лет и тут он вдруг вспомнил: “А-а-а, у меня же, кажется, дочь есть от этой женщины!”, — Софа, ну что ты так реагируешь? — А как мне реагировать на человека, который тебя беременную бросил и развелся? М? Не поздно он спрашивает про меня? Может, еще двадцать лет подождет, пока я на пенсию не выйду? — Так, понятно, — обреченно вздыхает мама, — ты не готова к разговору. Соплю в трубку, пытаясь унять гнев и горечь. Не знаю, что меня больше разозлило: то, что мама спокойно говорит о человеке, который ее предал в самый важный момент, или что он спрашивал про дочь, которую не захотел признавать? — Не готова. И не буду, — веду себя сейчас, наверное, как капризный ребенок, но биологический отец — больная тема для меня. — Хорошо. Не злись, а то морщины раньше времени появятся, — мама переводит все в шутку. — Ложись пораньше и не пускай кота в кровать. — А кого мне еще туда пускать, если не кота? Прощаюсь с мамулечкой и погружаюсь в болезненные детские воспоминания. Нет-нет, у меня было счастливое детство: мама, бабушка Алла, дедушка Ваня. Мы жили втроем в этой самой квартире в “Золотом квадрате” — центре Алматы. Я купалась в маминой любви и ласке, а баба с дедом меня всячески баловали. Алла Федоровна преподавала музыку в консерватории, дед Иван Васильевич работал фотографом в газете “Казахстанская правда”. Типичная интеллигентная семья. Но в детском саду, из которого меня забирал обычно дедуля я стала замечать, что за другими детьми приходят мужчины помоложе и ребята называют их папами. Когда я спросила об этом маму, она почему-то заплакала и ответила, что мой папа на небе. Фотографий в то время и так было с гулькин нос, поэтому я никогда не задавалась вопросом, а как он выглядел. Мне было тогда почти четыре. Моя мама — Наташа — школьная учительница русского языка и литературы. В 90-м ей дали в классное руководство пятиклашек и вот тут началось самое интересное. Были у нее там двойняшки: Равиль и Анвар. Один — серьезный, усидчивый, другой — разбойник. Она пару раз вызывала родителей в школу, но приходили тети. А когда Анвар выбил окно в кабинете математики, мама не выдержала и сама позвонила его отцу. Он прибежал на следующий день в школу и…влюбился в маму с первого взгляда. Оказывается, жена Дильшата Касымова умерла несколько лет назад от рака. Мужчина работал стоматологом, а с детьми помогали его сестры. Только он не сразу признался маме в своих чувствах, а после первого родительского собрания. Мама его ухаживания приняла, несмотря на то, что он был другой национальности. Ближе к Новому году Дильшат сказал, что хотел бы представиться семье. У бабушки как раз был день рождения 24 декабря, и мама его пригласила. И вот праздничный стол накрыт, на часах уже восемь вечера, а дорогого гостя все нет и нет. Мама вся извелась, то и дело поглядывала в окно, перешептывалась с бабушкой. Наконец, раздался звонок в дверь, которую пошел открывать дед. На пороге стоял взлохмаченный, избитый, замерзший мужик с выбитым зубом и запекшейся кровью на губе. В руках он сжимал несчастный, помятый букетик гвоздик. Дедушка Ваня посмотрел на него с ног до головы, повернул голову и крикнул через плечо: — Аллочка, кавалер пришел. Ну проходи. Иван Васильевич, — представился дед. — Дильшат, — кивнул гость. Мужчины пожали друг другу руки, а когда из зала выбежали женщины, дед развернулся и по дороге в комнату пробурчал что-то себе под нос. Много лет спустя, когда дед уже был без ума от зятя, бабушка призналась, что пока Дильшат со мной знакомился, он зашел к бабе на кухню и шепнул ей на ухо: — Господи, Аллочка! И где она только таких уёбищных находит? Характер у меня все-таки дедовский. На самом деле, мой будущий папа мог просто до нас не дойти. По дороге на день рождения на него напали воры и, пригрозив ножом, сняли импортное пальто и часы. Это были девяностые. Тогда даже в центре города тебя могли “раздеть”. Мы с маминым ухажером быстро нашли общий язык, потому что он умел показывать фокусы и с удовольствием катал меня на спине, изображая лошадку. А когда они поженились, он меня удочерил По сей день я так и осталась для него единственной дочкой, потому что позже мама родила ему еще одного сына. Не вся уйгурская родня Дильшата приняла меня и маму с первого раза. Некоторые первое время смотрели косо, но потом оттаяли и подружились с Наташей. С 91 года я жила в полной семье, с родителями и новыми братьями. Родители отчима были хорошими, тихими пенсионерами и жили в большом частном доме на окраине Алматы. И я с большой любовью помню их уйгурский дворик, залитый солнечным светом, стену, увитую виноградной лозой, голубую деревянную летнюю кухню и большой сад, где цвели яблоня, груша, урюк и персики. В сезон они падали на сочную траву и мы с братьями и сестрами собирали их для компота. Я сразу сдружилась с двоюродной сестрой Эсмигюль — моей ровесницей. Вместе мы смотрели за тем, как летом бабушка Аджар, которую все внуки называли “мома” ( уйг. бабушка ) пекла тандырные лепешки. Нам всегда доставалась первая и я до сих помню вкус горячей хрустящей корочки. А дедушка Аруп, то есть “бува” делал для нас деревянных куколок и мы их украшали травой, цветами и пряжей. Но самым интересным и волшебным было засыпать в саду под звездами. Когда летние ночи были душные, дедушка стелил на траву большой ковер, а бабушка вытаскивала подушки и "копяшки" — толстые и теплые лоскутные одеяла, но не большие квадратные, а длинные и прямоугольные. Мы засыпали на них, считая звезды, а просыпались уже дома. И утром, за столом во дворе, бабушка нас кормила свежими хрустящими лепешками, настоящим маслом, и чаем с молоком и солью — любимым напитком всех уйгуров, который называют "аткян чай". А дедушка срезал перочинным ножиком гроздья винограда и ставил на стол. Несмотря на то, что мы с мамой переехали к папе в трешку, я часто гостила у своих родных бабушки и дедушки. Проснувшись однажды утром, я услышала приглушенные голоса, доносившиеся из кухни. Вкусно пахло горячими блинами и я осторожно, на цыпочках подошла к двери. Любопытство меня и сгубило. — Зря я сказала Наташе, что видела Сергея. Она в лице сразу поменялась, — сокрушалась баба. — Хотела, как лучше, — вздохнул дед. — Да куда уж! Глаза б мои его не видели. Сам ведь стоял, не знал куда себя деть. В коляску вцепился, взгляд потупил. Я подошла, спросила: “Кто у тебя?” А он мне: “Дочка”. Я только головой покачала и говорю: “А Софушке уже десять лет. Не хочешь на старшую дочь посмотреть?” — Ох, Аллочка-Аллочка! — в щелочку увидела, как дедушка встал, открыл форточку и закурил. — Обидно! И за Наташу, и за Сонечку. Особенно за Сонечку. Мы ей всю жизнь говорили, что папа умер, а он еще нас всех переживет. Я, как мышка, прошмыгнула в комнату, свернулась клубочком и заплакала, понимая, что меня обманули и мой папа жив. Просто я ему не нужна. Тогда я никому ничего не сказала. Горькую правду я узнала лет в двадцать два, после смерти дедушки. В первые годы жизни именно он заменил мне папу и до последних дней называл доченькой. И в самые темные времена, в мое тринадцатое лето, дедушка был со мной, как и другие мои близкие. Он был такой трогательный в своей заботе и любви, что после его скоропостижного ухода, мое сердце еще очень долго ныло. У меня, наконец, хватило сил и смелости прижать маму с бабушкой и потребовать рассказать правду. Всю без утайки. Оказалось, в двадцать один мама вышла за моего родного отца, с которым училась в педагогическом институте. Год они прожили на квартире, а потом красавец-мужчина помахал ей ручкой и ушел в закат, сказав, что полюбил другую, то есть мамину подругу. Мама очень страдала и только после развода поняла, что беременна. Она, конечно, рассказала об этом бывшему мужу, на что он ответил: “Мы уже не живем вместе, это не мой ребенок”. Вот так мама со мной под сердцем вернулась в родительский дом, а через несколько месяцев свидетельстве о рождении меня записали как Софью Ивановну Смирнову. Вынырнув из воспоминаний, протираю ладонью влажную щеку. Дико злюсь на себя за то, что спустя столько лет меня колотит от одного упоминания об этом человеке. Будто мне других проблем мало! Вымещаю злость на посуде, которую с грохотом убираю в шкафчик. Хозяйка из меня так себе, но порядок я очень люблю. Кеша прибегает из другой комнаты и прыгает на стол. — Мя-я-яу! — недовольно кричит он. Сидит, склонив голову на бок. Ушами шевелит, хвостом виляет и и смотрит на меня так снисходительно, как на умалишенную. — Мя-я-я-я-я-я-я-яу! — ворчит, будто хочет сказать: “Чего раскудахталась, дура?” — Ой, все, Кеша, выйди вон, не доводи мать до греха! — острый нож в руке опасно сверкнул. Бросив на прощание короткое “Мяу” — мол, "Че, ПМС у тебя что ли?", Иннокентий ретируется. Но тут как тут возникает новая напасть — звонок в дверь. Кого еще нелегкая принесла в одиннадцать вечера? Иду в прихожую, смотрю в глазок и замираю, забыв, как дышать, потому что в подъезде стоит злой и страшный серый волк по имени Лев. Глава 9 — Что тебе надо? — спрашиваю Льва через дверь. — Поговорить, — отвечает он уверенно. — Много вопросов накопилось. — К кому? Ко мне? — усмехаюсь я. — Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы задавать вопросы? И вообще, я уже собиралась ложиться спать. И я, — прикусываю до боли щеку, — не одна вообще-то. Ну правда же, не одна. А Кеша Льва не знает, поэтому начнет шипеть, гадить, может, даже поцарапает. Он у меня жуткий собственник, хоть и самец-молодец. Недолгую тишину разрушает громкий стук в дверь. — Соня, открывай, или я тут такой шум подниму, что соседи выбегут. — Это угроза? — огрызаюсь я. — Это предупреждение, — рычит Лев. — Поговорим и я уйду. Если Льву взбредет что-то в голову, он ведь так и сделает. А моя соседка по площадке — та самая Эльвира Вениаминовна — та еще ведьма. Чуть что не по нраву, сразу полицию вызывает. Весь подъезд уже против себя настроила. Обреченно вздохнув, поворачиваю замок, открываю дверь и тут же натыкаюсь на взбешенный взгляд Левы. Быстро скольжу взором по еле заметным морщинам в уголках глаз, его тонким, как нить губам (значит, злой), мощной шее и кадыку, широким плечами и вздымающейся груди. Столько лет прошло, а он все также хорош. А я все также его ненавижу. — Ну? Чё надо? Делает шаг навстречу, оказывается непозволительно близко и я чуть задираю голову. — Ты правда не одна? — подозрительно щурится. — Правда. Я теперь живу не одна. — Оператора все-таки домой привела? — цедит сквозь зубы. — А если и так, то что? Какое тебе дело, кого я вожу домой? Ты же тоже не монах, как я вижу. Не рукоблудствуешь. — Софья, — ноздри у зверя раздуваются от гнева. — Что Софья? Или ты думал, я тебе восемь лет буду верность хранить? Так вот открою тебе тайну, Лев Николаевич. Ты не единственный мужчина на Земле. Внезапно в спальне что-то громко падает. Слышны возня, шуршание и недовольный вопль питомца. — Кто у тебя там? — Лев показывает рукой на дверь. — Там Иннокентий, — спокойно отвечаю я. — Какой еще Иннокентий? — переспрашивает на ходу, потому как уже летит в мою комнату. Помнит, оказывается, где у меня спальня. — Смоктуновский, блин. Ты куда? Но уже поздно! Лев открывает дверь и мы вдвоем застываем, глядя на бедлам, который устроил Кеша. Хвостатый умудрился опрокинуть стул, цветочный горшок с подоконника и где-то раздобыл старый капюшон, отороченный мехом. Вот его-то он и дерет прямо на моей двуспальной кровати. — Кеша, паразит! — первая прихожу в себя и ору на ребенка. — Фу. Кот прекращает безобразничать, поднимает голову и впивается заинтересованными глазенками в пришельца, то есть в Льва. — Ты завела кота? — чуть покосившись, спрашивает мужчина. — А что не видно? И тут Иннокентий громким шипением показывает, кто в доме хозяин. В него точно дьявол вселился, потому что он никогда так не реагировал на мужчин в моей квартире. А бывали у меня только папа и братья. Но Лев ему явно не понравился, потому что Кеша продолжает рычать, обнажив острые клыки. — Так, остынь уже, Отелло, — обращаюсь к Коту и выталкиваю Льва за дверь. — Неожиданно. Но камень с души упал, — мне показалось, или довольная ухмылка озарила его лицо? — А чего ты радуешься? — вскидываю подбородок. — Мужиков у меня в квартире искать не надо. Я не твоя жена. Иди-ка к своей благоверной. А то она у тебя такая ревнивая. Шагаю к входной двери, чтобы открыть ее и выпроводить непрошеного гостя, но он заявляет мне вслед: — Я развелся. Встаю, как вкопанная. Не оборачиваясь и не дыша. — Я это уже однажды слышала, — тихо произношу. — На этот раз окончательно, — уверенно говорит Лева. — Официально. Минуты безмолвия заполняют пустоту между нами. Он медленно приближается ко мне и я чувствую, как между нами уже искрит. Но я не могу снова поддастся искушению и подпустить этого мужчину близко. Только не сейчас… — Как давно? — острый ком режет горло изнутри, но я все равно спрашиваю через силу. — Шесть лет назад. Опускаю голову на грудь и тихо смеюсь. — Шесть лет? — оборачиваюсь и одариваю его злой ухмылкой. — Шесть долбанных лет? И ты приперся сейчас, и только потому что мы случайно встретились? — Я думал ты замужем, Соня, — неожиданно для себя слышу в его признании нотки боли и разочарования. — Шесть лет назад я хотел вернуть тебя. Приехал сюда, но понял, что опоздал. Мы стоим так близко к друг другу, что мне не хватает кислорода. Я задыхаюсь. — Я видел тебя с мужчиной и маленьким ребенком в твоем дворе. Подумал, что это муж и сын. Мальчик был очень похож на тебя. А еще он назвал тебя мамой. Вглядываюсь в его уставшие ледяные глаза и до меня доходит, что он говорит правду. Этот эпизод действительно был в моей жизни. Маленький, короткий, незначительный. — Господи! — закрываю лицо ладонями. — Это Лешин сын. — Кто такой Леша? — Брат мой троюродный, — сиплю я. — Сколько их у тебя? — ошарашено спрашивает Лев. — Пол Казахстана? — Леша из Караганды. Он внук бабушкиной сестры. Они с сыном жили тогда месяц у меня, потому что его жена была в Алматы на лечении. А я помогала ему с Илюшей. Он постоянно говорил “мама”, потому что скучал по Насте, своей настоящей маме. Значит, ты видел нас вместе… — И сделал неправильные выводы. Я дурак, — вздрагиваю от его глухого рыка. Лев запускает ладонь в волосы и ерошит их. — Надо было все перепроверить. — Это бы ничего не изменило, — произношу отрешенно. — Я все тебе сказала еще тогда. Я вру. Безбожно вру, потому что я ждала, что он придет. Тогда я сбежала в Астану, чтобы забыть о нем. Но вернувшись в родной город, где все напоминало о Льве, я искала его в толпе и, видя знакомый силуэт, дрожала от волнения. А потом отпустило. Я просто поняла, что он больше не придет. Я стою, прислонившись к стене, и плачу, хотя не хотела, чтобы он видел мою слабость. Лев молча подходит ко мне, осторожно протягивает руку и сначала почти невесомо касается волос, а затем уверенно гладит мое лицо ладонью. Только ему восемь лет назад я позволила к себе прикоснуться. Он сломал все мои барьеры, перерезал колючую проволоку и научил не бояться. — Пожалуйста, уйди! Мы все уже выяснили. — Я тебя все равно верну. — Нет, я не хочу. — мотаю головой, глотая слезы. — Нельзя дважды войти в одну реку. — А я попробую, — шепчет, прижимаясь лбом к моему лбу. — А я не позволю. — Я люблю тебя, — признается он. — Всегда любил. — Так не бывает, — закрываю глаза и рвано дышу. — Восемь лет прошло. Мы изменились. И я тебя уже не люблю. Он не отвечает, а без спроса и жадно впивается в мои губы, целует смело и нежно одновременно, словно его мучает жажда и только я могу ее утолить. А я…Я уже сто лет живу в одиночестве, но помню вкус его поцелуев. — Молодые люди! А что здесь происходит? — скрипучий голос Эльвиры Вениаминовны возвращает меня в реальность и я мигом отталкиваю Льва от себя. Соседка стоит на пороге моей квартиры в длинном шелковом халате и тюрбане в тон. На руках у нее лежит Жозефин, которая лишь презрительно фыркает. — Соня, у тебя дверь не заперта и у тебя в комнате так шумно! — Извините, — Лев выражает яростное недовольство, что нас прервали и соседка чувствует его враждебность. — Я ведь могу и полицию вызвать, Соня. За шум после десяти. — Мы больше так не будем, Эльвира Вениаминовна, — приторно-сладко выдавливаю я. — Вы можете идти. Старушенция окидывает меня пренебрежительным взглядом и направляясь в выходу, говорит: — Какой кот, такая и хозяйка! Я мгновенно закипаю от этой реплики и за секунду оказываюсь прямо рядом с ней, беру за локоток и выпроваживаю в подъезд. — Вы как всегда зрите в корень, Эльвира Вениаминовна! — ядовито начинаю. — Может, вы тогда стерилизуете свою киску, чтобы она не текла и не давала всем подряд? Женщина в изумлении смотрит на меня и только открывает рот, как я тут же захлопываю дверь перед ее носом. Отдышавшись, поднимаю голову и исподлобья гляжу на Льва. — Тебе тоже пора, — выдавливаю я. Он ничего не говорит, но идет ко мне. — Я сделаю так, что ты меня простишь, — угрожает на прощание. — Не надейся! — снова распахиваю многострадальную дверь. — На выход! Лев уходит, а я запираюсь на все замки и на ватных ногах иду в спальню. Кеша переключился с капюшона на горшок, но убирать весь этот беспорядок у меня просто нет сил. Сворачиваюсь на кровати котенком и только сейчас, в конце этого сложного дня позволяю себе плакать громко, кричать и стучать по подушке. Кешка понимает, что я окончательно слетела с катушек, запрыгивает ко мне и принимается слизывать слезы с покрасневшего лица. Он поднимает свою лапку и опускает ее на мою ладонь. — Мя-у, Мя-у, — жалобно мурлычет, утешает и будто говорит: “Мать, ну не раскисай. Зачем тебе этот двуногий, когда есть я?” Эх, Кеша! Если бы ты знал, как я любила его. К четвертому свиданию я была без ума от Льва, хотя все еще не позволяла к себе прикасаться. Он терпеливо ждал, а потом решил действовать. Глава 10 Софья 8 лет назад Это случилось в конце четвертого свидания. Мы как обычно сидели в его машине и прощались. Обычно я всегда выскакивала первая и шла к себе. Мне казалось, так я смогу избежать пресловутого “поцелуя в щеку” на ступеньках подъезда, которым обычно такие дела заканчиваются. Был у меня опыт пару раз и тот закончился плачевно. Поэтому я заслужила звание “Мисс первое свидание”, потому что дальше максимум второго ничего не двигалось. Как сказал Вадик, я их просто пугаю. А Лев не из пугливых. Он будто все про меня понял и поэтому не спешил, не напирал и не нервничал из-за моих причуд. И только с ним я впервые почувствовала себя в безопасности. А может, все потому что я просто в него влюбилась. — Спасибо за еще один прекрасный вечер, — искренне поблагодарила и потянулась к ручке. — Подожди, — остановил меня Лев, вышел из машины, обошел ее и, открыв мою дверь, протянул мне руку. Я недоуменно перевела взгляд с раскрытой ладони на самого Льва. Он знал, что делает и его уверенность моментально передалась мне. — Не переживай. Это всего лишь рука, — улыбнулся мужчина. Помедлив, я глубоко вздохнула и вложила свою ладонь в его. Она была твердая и сильная, но сжимала нежно и бережно. Только сейчас, в тридцать лет, я испытала радость и трепет от мужского прикосновения. Это был не фейерверк, не искры и не электрический разряд, о котором пишут в романах. Тепло его руки передалось и мне, проникло под кожу, разбежалось по венам. Холодное сердце, покрытое ледяной коркой, много лет провело в зимней спячке. Оно долго сопротивлялось, но дождалось оттепели. И вот лед раскололся, обнажив орган, который, оказывается, умеет любить. Но признаться в этом даже самой себе было страшно. На следующий день Лев приехал за мной на работу. Похолодало. На мне было короткое пальто, беретка, шарф, синие джинсы и ботинки на высоком каблуке. Распущенные волосы волнами падали на плечи. Я хорошо подготовилась, нарядилась и накрасилась, ведь мне хотелось быть красивой для него. В его глазах плескалось восхищение, которое вмиг подняло мою самооценку Он повторил свой трюк с ладонью и на этот раз страх отступил быстро. А чтобы закрепить результат Лев не отпускал меня даже за рулем. Одной рукой он вел машину, другой держал меня, переплетая наши пальцы. Я разглядывала тыльную сторону его ладони и в какой-то момент мне остро захотелось прикоснуться к выпуклым венам. Сначала я помедлила и просто разглядывала их, а затем дотронулась и погладила пальцами. Лев скользнул по мне удивленным взглядом и интуиция мне подсказала, что моя внезапная ласка его тронула. С ним было всегда интересно, поскольку Лев много читал, повидал мир и наши взгляды на жизнь совпадали. Да и разница в возрасте была небольшой — всего пять лет. Почти как у меня со сводными братьями. Я полюбила его за ум, тактичность, ощущение защищенности, которое он дарил. А еще за запах, что кружил голову. Им был наполнен весь салон его белого джипа, где мы впервые поцеловались. Меня целовали только раз, и это самое страшное воспоминание в моей жизни. Но об этом знал только узкий круг самых близких людей. Эту темную сторону своей жизни я не собиралась рассказывать Льву. Я хотела остаться для него хорошей и чистой. И снова свидание до полуночи. И машина, припаркованная под фонарем. И мы с ним сидим, держась за руки. Я понимала что у взрослого тридцатипятилетнего мужчины есть свои потребности, а я жуткий тормоз. И ведь он возился со мной? Почему? — Что завтра делаешь? — поинтересовался Лев. — Завтра выходной. С подругами встречаюсь. — Про меня уже рассказала? — уголок его рта чуть дрогнул. — В общих чертах, — пошутила я. — Это радует, — кивает он и совершенно неожиданно подносит мою руку к своим губам и целует ее. Сердцу становится тесно, оно увеличивается с каждым биением и давит на ребра. На лбу выступают капельки пота, а низ живота начинает непривычно покалывать. Это новое ощущение мне неожиданно нравится. — Лева, — шепчу я неуверенно. — Соня, — отвечает он тоже шепотом, словно зная наперед, о чем, я хочу попросить. — Поцелуй меня, пожалуйста. — Хорошо, — он наклоняется ко мне и бережно кладет ладонь на мою шею и ведет вверх, фиксируя затылок. — Не бойся. — Я не боюсь, — выдыхаю в миллиметре от его губ и закрываю глаза. Первый раз — осторожный, неспешный, щемящий, медовый. Поцелуй, которого стоило ждать столько лет! Когда Лев понял, что я не дышу, он слегка оттянул мою нижнюю губу, чуть отстранился и спросил: — Ну как? Как? Как будто у меня за спиной выросли крылья и я вот-вот взлечу. Мне требовалось время, чтобы распробовать его, но я уже понимала, что не остановлюсь и захочу еще. И вскоре я осмелела настолько, что действительно пожелала большего. *** — Кажется, я готова, — осторожно призналась подругам, когда они собрались у меня на Женсовет. Они уже давно были замужем и воспитывали детей: у Айлин — школьницы, у Дианы — маленький сын. Мужья их любили и на руках носили, и я искренне была за них рада. Вот только в моей душе ближе к тридцати начала образовываться пустота, которую хотелось заполнить. Дело в том, что я никогда не любила и не была любима. Для всего мира я была неунывающей и свободолюбивой Соней, но за улыбкой и смехом я скрывала боль одиночества. Это когда ты не вроде и не один, но одинок. — Ты уверена? Он что-нибудь тебе говорил? Просил? — рассудительная Айлин забросила вопросами. — Нет-нет, Лев очень терпелив, — покачала головой и тут же покраснела. — У нас дальше поцелуев на заднем сидении машины ничего не зашло. — Да-а-а, — мечтательно потянула нежная. — На улице сейчас целоваться холодно. Вот так отлипнешь от него, глотнешь ледяного воздуха и заболеешь. И как оно — в машине? У нас с Азаматом никогда там не было. — Целоваться? — переспросила я и задумалась. — Очень атмосферно. Тесно, правда. Но так как будто в сто раз острее. Маленькое пространство, мы вдвоем закрыты в машине от всего мира, и салон наполнен нашими запахами. У него такой кедровый, сандаловый, с нотками гвоздики и корицы. У меня — сладкая малина, пион и магнолия. И это сводит с ума, — мечтательно произнесла я с закрытыми глазами. А когда открыла, увидела, как на меня, разинув рты смотрят подруги. — Айлин, тебе не кажется, что наша девочка созрела? — Диана просто сияла, как солнце. — Определенно, — вторила ей подружка. Нет, я не была инициатором нашей близости. И не подавала Льву никаких завуалированных сигналов. Мы даже не говорили о своих чувствах, хотя мне хотелось о них кричать на весь свет. Конец ноября выдался снежным. Мы с Левой не могли проехать мимо такой красоты и пошли гулять в сквер на Старой площади. Тепло-желтый свет фонарей освещал узкие аллеи, где снег на елях лежал, словно белый хлопок. Пушистые снежинки, кружась и летая, ложились на сверкающий воздушный ковер. Деревянные скамейки сиротливо стояли, присыпанные сахарной пудрой. Подняв голову к небу я завороженно наблюдала за падающим снегом. — Красиво. Я будто в детство вернулась. Дедушка катал меня здесь на санках. От воспоминаний стало тепло на душе, хотя пальцы показывало от холода. Перчатки я по рассеянности оставила в другом пуховике. Лев встал рядом со мной и, переплетя наши пальцы, сказал: — Какие ледяные! Давай согрею. Он оказался напротив меня взял мои ладони в свои и принялся то растирать, ты дышать на них. А я смотрела на него и мое сердце вновь утопало в нежности. И вдруг само собой вырвалось: — Я люблю тебя. Лев остановился, посмотрел мне в глаза и на мгновение мне почудилось, что в них промелькнула радость. — Сонь… — Нет-нет, Лев, прости, — растерялась я. — Это случайно вырвалось… — Я тоже тебя люблю, Соня, — уверенно сказал он. — Ты удивительная. И я сейчас чувствую себя влюбленным школьником, с не взрослым дядей. А потом мы побежали греться в машину, где целовались как безумные на заднем сидении. Я вздрогнула, когда неожиданно уже теплая ладонь Льва проникла под мой свитер, легла на живот и поползла вверх. — Лева, — простонала я и он резко отстранился и сел. — Прости. Прости, Соня, не удержался. Я поправила пуловер и, набравшись смелости, сказала ему: — А что если я скажу тебе, что готова? Лев привез меня к себе, несмотря на то, что моя квартира находилась неподалеку. Он сказал, что живет там один, но дочка ночует по субботам. Поначалу было боязно оказаться на его территории, но все произошло так быстро, что я и опомнится не успела. Нас накрыло цунами и смыло огромной волной. От пуховиков и всем, что было под ними, избавлялись на ходу и двигались в сторону спальни. Я была дезориентирована в пространстве и полностью положилась на Льва. А он все раздевал меня, целовал, шептал, что любит и сильно хочет. И я хотела его не меньше. Приглушенный свет в комнате; тишина, разрезаемая нашим шепотом и стонами; я, обнаженная и пунцовая от стыда пыталась прикрыть руками то, что так тщательно скрывала. Но моя стеснительность и невинность еще больше распалили Льва, который выглядел как настоящий царь зверей — мощный, статный, мускулистый. И вот самодостаточная независимая Соня рядом с этим мужчиной стала совсем ручной, зависимой. Разум отключился, остались только чувства. И они были настолько яркими и сильными, что я с удовольствием принимала его смелые ласки. А в тот самый момент — своеобразную точку невозврата — я посмотрела в его потрясающие голубые глаза и прошептала неуверенно: — Пожалуйста, ты только не делай мне больно. Понимаю, что прозвучало двусмысленно, но он меня понял. — Никогда, — пообещал он и сделал меня своей. *** Конец осени и начало зимы были самым прекрасным временем в моей жизни. Я купалась в любви, заботе и нежности Льва. Он называл меня своей любимой девочкой и как-то признался, что дуреет от того, что стал моим первым. Ни секунды я не сомневалась ни в его словах, ни в поступках. Мы встречались каждый день, но по субботам приезжала Алиса, с которой он меня пока не познакомил. Я понимала, что девочка воспримет меня в штыки. О матери Лисы, как называл ее Лев, мы практически не говорили. Он просто сказал, что они давно перестали друг друга понимать и решили расстаться. Я не лезла в душу. Да и зачем мне знать, ведь он теперь мой…Мой мужчина. Я смаковала это слово, часто так говорила и этим же дразнила. Все, что у меня было, я тоже отдавала ему. В середине декабря, на день независимости ( 16 декабря), мы закрылись в его квартире. Я все-таки приготовила мясо по-французски по рецепту Дианы и не спалила дом. Лев даже похвалил. Мы лежали в обнимку на диване, укрывшись пледом и смотрели кино. Потом целовались. Снова любили друг друга. А вечером меня “обрадовал” редактор спецпроекта, для которого я снимала репортаж. Он позвонил и сказал, что надо срочно внести правки, которые отправил по почте. Я уже была в своей любимой шелковой пижаме — коротких шортиках и майке. Накинув тонкий белый пуловер, я пошла в гостиную и достала из рюкзака ноутбук, который всегда носила с собой. Лев сказал, что раз уж я занята, то и он поработает. Я села по-турецки на широком диване и открыла ноут. Рядом лежал блокнот с вложенным карандашом, которым я зацепила пучок на голове. Лев устроился в кресле напротив. — Сонь, — тихо позвал он, когда я уже заканчивала править текст. — М-м-м? — отозвалась я, продолжая стучать по клавиатуре. — Я тебя люблю. Я оторвалась от экрана, подняла на него глаза и улыбнулась. — Я тоже тебя люблю, Лева. Отложив работу, я поднялась с дивана и, не разрывая зрительный контакт со Львом, распустила волосы, сняла пуловер, подошла к нему и села на колени. Он подался вперед и провел ладонью по бедру. Я же запустила пальцы в светлую львиную гриву и заглянула в глаза любимого хищника. — Левушка. Мой Левушка, — нежность затопила душу до краев, хотелось гладить и целовать его везде. Я коснулась губами его лба, глаз, щек. Оставляла короткие поцелуи на лице, губах и шее, а желание только росло. — Соня, моя милая. Нечаянная радость, — произнес он со странным надрывом. — Прямо как у Талькова: “Несвоевременная страсть, горькая, а сладость”. К чему это? — Тяжело жить с умной женщиной, — усмехнулся Лев и припал губами к шее. — А ты? Почему ты такой серьезный? — этот вопрос уже несколько дней мучил меня. Я чувствовала что Лев стал напряженный и задумчивый. — Все нормально, — он прижал меня к груди и поцеловал в макушку, а я обняла его за талию. — Проблемы на работе? — не унималась любопытная Варвара. — Я все решу, — пообещал он. — Ты только верь мне, Сонь. Хорошо? Что бы ни случилось, что бы кто не сказал, доверяй мне. — Конечно, — потерлась щекой о его футболку. Да, я верила ему безоговорочно. Любила безумно. И уже не представляла жизни без него. Мы не говорили о будущем и не строили планов. Я думала, все впереди и сейчас надо наслаждаться нашими уютными зимними вечерами. Но, как оказалось, это было затишьем перед "идеальным штормом". Глава 11 Соня Наше время На следующее утро просыпаюсь от телефонного звонка и проклинаю всех: Льва, который заявился на ночь глядя и лишил сна, соседку с ее потаскушной кошкой, не менее потаскушного, но все же любимого Иннокентия, разбившего что-то на кухне. Ну и конечно, под горячую руку попадает гонец, а именно — Вадик. — Я убью тебя! — рявкаю в трубку. — Ну что ты звонишь мне в восемь? У меня выходной! — Уже нет! — В каком смысле? — Алина отравилась и обнимается с унитазом, а ты — ноги в руки и бегом на работу! — издевается главный редактор. — Фак! — ругаюсь я. — Я тебя ненавижу! — Сделал гадость, сердцу радость, — смеется друг. — Давай, моя звезда, родина тебя не забудет! Собираюсь впопыхах, толком не позавтракав. О том, что машина не заводится, я вспомнила за пять минут до выхода. Снова придется ехать на такси, но с моей крошкой все равно надо что-то делать, поэтому звоню папе. — Доча, привет! — со второго гудка берет трубку отец. — Папаня, привет-привет, мой хороший! — милым голосочком воркую я. — Сколько? — тут же спрашивает он, зная, что если у меня такая интонация, значит мне что-то нужно. — Машина не заводится. Я вчера забыла про нее, а сегодня на работу вызвали. — Та-а-ак, — размышляет папа. — Сегодня я уже не вырвусь, у меня запись полная. Давай, Сонечка, завтра утром к тебе с Равилем подъедем и посмотрим. — О, отлично! Завтра как раз суббота, выходной. Хочешь блинчиков напеку? — Ну договорились. Пеки, — смеется папа и я с облегчением вздыхаю, что хотя бы одну проблему решила. На выходе из квартиры оборачиваюсь, окидываю взглядом прихожую и вдруг вспоминаю, как только вчера меня целовал здесь Лев и мигом на губах появляется терпкий вкус этого безумства. Отгоняю от себя мысли о нем и переключаюсь на Кешу, который вальяжно прошел к центру прихожей и встал прямо напротив меня. — Так, Кешуля! В квартиру никого не пускать. На соседнюю лоджию не прыгать. Жозефину по возможности не тарабанькать, иначе будет у тебя злая-презлая теща. А это в сто раз хуже злой матери. — Мя-я-яу, — дерзит мне хвостатый, как бы говоря “Напугала”. — Ты это, не огрызайся давай. Береги колокольчики смолоду, — верчу указательным пальцем вокруг своей оси. — и квартиру не разнеси. На работе второй день подряд будем выдавать материалы об авиакатастрофе: во-первых, нашли черный ящик, во-вторых, стали известны подробности жизни бизнесмена и его токалки, а в-третьих, мои ребята договорились с родными погибших членов экипажа об интервью. В десять часов у нас проходят традиционные “летучки”, где мы обсуждаем темы на сегодняшний эфир, разбираем ошибки прошлого выпуска и в конце я раздаю задания корреспондентам. Обычно собрание проходит в конференц-зале за большим овальным столом, но сегодня там, как и на всем этаже, устанавливают электронную систему пропусков, поэтому мы собираемся в ньюсруме. — Так, дети мои, всем все понятно? — спрашиваю свою команду и журналисты послушно кивают. Самому старшему репортеру в моей команде 30, самой младшей — 19. Так что я для них уже старушка и добрый полицейский. Потому что злой у нас Алина — моя сменщица. Гоняет всех, как сидоровых коз. Вот только ее боятся, а меня уважают. По крайней мере, я на это надеюсь. По дороге в кабинет меня окликает Ринат. Оборачиваюсь, а он стоит весь такой счастливый с коробкой из нашей кофейни. Смотрит на меня так, как будто вчера не просто меня поцеловал в щеку, а делал кое-что другое. Эх, не надо было соглашаться на ужин. — А, Ринат, привет! — сдержанно улыбаюсь. — Соня, — подходит ближе и протягивает покупку. — Это тебе. Слушай, зашел сегодня в кофейню, а там чак-чак. А я вспомнил, что ты на Дне журналистики его наворачивала и сказала, что любишь. — Да-да, помню, — черт, как бы это забыть? Я так люблю чак-чак, что сожрала всю тарелку. — А я тебе еще тогда сказал, что мы идеальная пара, потому что чак-чак — это же татарский десерт. — Я знаю, у меня тетя татарка, — начинаю нервничать, потому что девчонки за компьютерами уже хихикают, понимая, к чему клонит наш главный оператор. И почему он делает это при всем честном народе? Но и это не самое страшное, потому что стоит мне посмотреть в сторону, как я встречаюсь взглядом со злющим Львом. Тут же отмечаю, что он хорошо, как дьявол-искуситель: синие джинсы, белая футболка, стильный пиджак. Бывшему не дашь сорока трех, а наши девчонки поглядывают на него и только так пускают слюнки. Это заметно. Лев вроде бы и говорит с начальником нашей Службы безопасности, но испепеляет меня своим ледяным взором. А что ты хотел Лев Николаевич? Я женщина свободная! И в выборе наряда сегодня не ошиблась: черная узкая юбка-карандаш с разрезом сзади, бордовая блузка с длинными рукавами и шпильки. Помада в тон. — Кстати, что с машиной? Завелась? — Ринат перетягивает мое внимание. — Ой, нет. Я вчера про нее совершенно забыла. А сегодня вот вызвали на работу из-за того, что Аля заболела. — Блин, у меня съемки сегодня допоздна. А то я бы тебя подвез и посмотрел, что там. А хочешь завтра приеду и помогу? Кошусь в тот самый угол, где стоял Лев, но там уже нет ни его, ни нашего безопасника. — Риныч, спасибо тебе большое, но я уже с папой договорилась. — Тогда я спокоен, — Ринат неожиданно наклоняется и тихо интересуется, — А ужин завтра в силе? Ужин! Я забыла, что обещала ему ужин. Что же делать? Не могу же я его продинамить. Снова смотрю в сторону — Лев весь красный от злости. Интересно, слышал ли он про предложение Рината? — Да-да, я помню. — Тогда завтра созвонимся? — заговорщицки подмигивает коллега. — Окей. Захожу в кабинет и все делаю на автомате. А сама думаю: “Ну зачем я согласилась? Зря дала надежду человеку!” Ладно, схожу на ужин и там скажу ему, что мы можем быть только друзьями. Какой насыщенный у меня завтра день: утром приедет папа, в обед встречаюсь с подружками, а вечером что-то вроде свидания. — И что у тебя с машиной? — слышу над головой знакомый низкий голос и подскакивают от неожиданности. — Ты охренел? — ругаюсь на него, приложив руку к сердцу. — У меня чуть инфаркт не случился. — Я бы тебя откачал, — усмехается он, привалившись плечом к двери. — О, Лев Николаевич, я смотрю изволите шутить! — встаю со стула и смотрю на него с вызовом. — Во-первых — стучаться надо. Во-вторых, как говорил мой дед: пришел — спасибо, ушел — большое спасибо, — а потом делаю морду кирпичом. — Дверь закрой с той стороны. — Ты сказала, машина не завелась, — Лев и не думает уходить. Вместо этого он скрещивает руки на груди и смотрит насмешливо. — А тебе какая разница? У меня есть помощники. — Я видел того чернявого-кудрявого. — Да, Ринат мне поможет, — вскидываю подбородок. — Он мне вот чак-чак принес, — бросаю взгляд на коробочку. — А я люблю сладенькое. — Я знаю. Я тебе тоже его приносил, — равнодушно отвечает. — Не начинай! — щурюсь и чувствую, как между нами искрит так, что сейчас взорвется. — Ключи давай от машины, — протягивает ладонь и ждет. — А может тебе еще дать ключи от квартиры, где деньги лежат? — Оттуда тоже можно, — скалится Лев. — Нет! — мотаю головой. — Мне твоя помощь не нужна. Мне есть, к кому обратиться. — Давай ключи, — не унимается мужчина. — Мои ребята все сделают. Если ничего серьезного, быстро починят, помоют и под окном припаркуют. — О Боже мой, Лева! Думаешь, починишь мне машину и я тебя прощу и отдамся. Ни-фи-га! — Я сказал, что искуплю вину и исправлю ошибку, — нависает надо мной и хмурится. — Даже если для этого нужно сто раз починить твою машину или сделать ремонт в твоей квартире. — Лева, ты что-то путаешь. Меня такими вещами не купишь. Заведи телку и ей чеши про тачку и хату. — Не могу, — серьезно говорит он. — Почему? — Я однолюб. Смотрим друг другу в глаза, тяжело дышим, понимая, что еще чуть-чуть и точно рванет, но в этот момент Лев хватает мою сумку со стола. — Эй, отдай! Отдай! — чуть ли не кричу я, но он поднимает руку вверх и выглядит это так, будто я прыгаю рядом с ним, как собачка на задних лапах. — Я помню, ты всегда держала ключи от дома во внутреннем кармане на замке, — он открывает сумку, шарит там рукой и вытаскивает оттуда ключи от машины. — Привычки не меняются, да, Соня? — Ненавижу людей, которые хотят “причинить добро”, когда их об этом не просят, — цежу сквозь зубы. — Не благодари, — Лев кладет их в карман. — Верну, как починят. Опускаюсь на стул и хватаюсь за голову. Господи, ну чем я перед тобой провинилась? Я же хорошая девочка! — Святые угодники, как ты достал меня, — поднимаю голову, — Ну хорошо, — я напишу тебе номер машины. Беру стикер и ручку, но он меня останавливает. — Не надо. Я знаю и номер, и марку. — Ах ты паразит! — Паразит не я, а твой кот. — И ты тоже. — Не прощаюсь, — Лев открывает дверь и выходит из кабинета, а меня всю колотит от гнева. И ведь он не остановится. А мне что делать? Глава 12 К полудню подъезжает Вадик — мой закадычный друг и главный редактор информационной службы канала. Мы познакомились с ним на первом курсе университета. Вадим приехал в Алматы из Усть-Каменогорска и был таким скромным, но очень умным дрыщом. А как он работал со словом! Все преподаватели прочили ему большое будущее и как в воду глядели. Вадика все любили за чувство юмора, легкость и талант. А сам Вадик любил, когда его любят. Вот только в личной жизни у него постоянно были проблемы. Дело в том, что его типаж — маленькие худенькие азиатки. Десять лет назад он влюбился в одну девушку из Кыргызстана и уже хотел жениться на ней. Но она поехала на выходные к родителям в село под Бишкеком, и ее украли. А нравы там в то время были такие же, как у нас. Украли — значит, выходи замуж. В общем, сначала я вытаскивала Вадика из депрессии, потом он меня. Так мы и дружили: я, Вадим и Марта — три раненных сердца. — А я смотрю вольготно живется начальству, которое подкатывает к полудню, — шучу я, зайдя в кабинет друга. Он уже сидит за компьютером и что-то рассказывает Марте, которая устроилась на нашем любимом мягком диванчике. — Во-первых, начальство не опаздывает, а задерживается, — ржет Вадик. — А во-вторых, я сдавал анализы. — Ой, и что там? Воспаление хитрости? — плюхаюсь на диван рядом с Мартой. — А ты мне зубы не заговаривай, — Вадим поправляет очки на носу, — мне тут птичка в клювике принесла, что твой бывший вернулся. — О, я бы этой птичке свернула ее красивую шею, а лучше отрезала бы ее длинный клювик. Да, Марта? — смотрю на подругу. — Пф-ф-ф, — фыркает она, — вставай в очередь. Вас много, я одна. — Ну, допустим, — говорю Вадиму и слежу за его реакцией. — Появился. Вчера ночью заявился ко мне, полез целоваться и сказал, что хочет вернуть. Вкратце описываю наш с ним разговор, а друзья только цокают и закатывают глаза. — Окстись, Софья! — предостерегает Вадим. — Или ты уже все забыла? — Не забыла, — опускаю глаза. — И если я его увижу здесь, то опять дам ему в морду! Как в тот раз! — Вадик воинственно прижимает очки к переносице указательным пальцем. — Ой, я тебя умоляю Ермолов! Кто кому дал в морду? — смеюсь я, вспоминая былое. — Для него это была так — легкая пощечина. А вот как он тебя потом в сугроб окунул… — Я между прочим стоял за твою честь! Встаю с дивана, подхожу к нему сзади, чуть наклоняюсь и обнимаю. — Вадь, я знаю! Ты самый лучший друг! Но как мне теперь быть, если он снова сегодня появился и забрал мои ключи от машины, чтобы ее починить. — Даже так?! — бровь Марты ползет вверх, а нос подается вперед. — А Лео-то времени зря не теряет. Как в мире животных это называется? Брачные игры? — О, наша Марта дело говорит! — усмехается Вадик. — Смотри, Софа, как бы потом не поднять хвост, как голодная львица. — Мне это не грозит. У меня иммунитет, — отшучиваюсь я. — Правда, есть кое-что еще. Меня Ринат пригласил на свиданку, — перевожу я тему. — Софья, ты уж реально окстись! У тебя то пусто, то густо! — ржет, аки конь Вадик. — Какой-то мужицкий дождь! — Я поставлю на Лео, — заявляет Марта, поправляя свои роскошные иссиня-черные кудри. — Очень колоритный персонаж. И хотя Ринат — душка, но мне интересно, как этот царь зверей будет замаливать свои грехи. — Ставлю на Рину, — подхватывает Вадик. — Поддержим отечественного производителя! *** До вечера Лев больше не появляется и даже не звонит. Начинаю переживать за своего мальчика. Не за Леву, а за "рафик". Решаю, что если не явится до эфира, то после найду его телефон и вынесу мозг так, что он пожалеет о своей затее. За полчаса до выпуска беру со стола телефон и распечатанные листы с версткой, открываю дверь и тут же впечатываюсь в твердую мужскую грудь. Поднимаю голову и нервно сглатываю — Лев. В нос ударяет знакомый аромат. Столько лет прошло, а он все тот же. Видимо, привычки действительно не меняются. Постоянство — наше все. — Мышка сама попалась в мышеловку, — Лев ловко прижимает меня к себе одной рукой. — Если не уберешь руку, Мышка отгрызет тебе кадык. Или даст по яйцам, — мило улыбаюсь и с величайшим удовольствием давлю шпилькой носок его туфли. — Могу заразить бешенством. — Дикая Мышка меня еще больше заводит, чем ручная, — вижу, что ему больно, он чуть морщится. — Вот, кстати, твои ключи. Машина под окнами. Тебе поставили новый аккумулятор. Машина, как новая. Не благодари, — вытаскивает их и трясет перед носом. Я резко хватаю их и прячу в ладони за спиной. А еще отхожу на безопасное расстояние. — И не думала, — фыркаю я. — Ты все это сделал, чтобы напроситься на "спасибо"? — Не только, — уголок рта уж слишком сексуально ползет вверх. — Во-первых, хотел тебе помочь. Искренне. А во-вторых, теперь тот чернявый не заявится к тебе завтра. — Ах вон оно чё, Михалыч? — смеюсь я. — А ты не только наглый, но и изобретательный. — На войне, знаешь ли, все средства хороши. Подхожу к нему вплотную, встаю на носочки и шепчу на ухо: — Только ты, просчитался, Левушка, — произношу с придыханием. — Завтра вечером я со своим чернявым другом иду на свидание. И планы на этот вечер у меня грандиозные. Отстраняюсь и наслаждаюсь картиной: царь зверей повержен. В глазах огненная ярость, желваки ходуном ходят. — А теперь, извини. У меня прямой эфир. Эффектно убираю волосы за спину и выхожу из кабинета, маняще виляя бедрами. Узкая юбка-карандаш до колен, подчеркивающая мои нижние девяноста — лучший выбор, чтобы уделать бывшего. — Ты с ним никуда не пойдешь, — рычит мне вслед, придерживая дверь в кабинет. Хорошо, что ньюсрум опустел и нас никто не услышит. — Тебя забыла спросить, — отвечаю, не оборачиваясь. Знаю, что он смотрит на меня и негодует. Кажется, помимо соседки мне теперь нравится доводить Льва. Глава 13 — И что это за знакомый? — допытываются папа с братом, сидя у меня на кухне в субботнее утро. Я все-таки напекла блинов, заварила любимый папин чай и теперь сидела с ними за столом и рассказывала, что машину мне уже вообще-то починили. — Просто знакомый, пап, — успокоила я. — Услышал, что у меня машина не заводится, вызвался помочь. У него друзья на СТО. Кстати, даже стало интересно, сколько Лев оставил на СТО? Просто мне вернули не мой старенький “рафик”, а прямо-таки новый “РАФ” (Тойота Рав4) — с новым аккумулятором, идеально чистым салоном, кузовом, натертым воском, отполированными фарами. Все вместе по моим скромным подсчетам влетело ему в копеечку. — Я видел. Она у тебя блестит так, как будто из салона, — подхватывает Равиль. — Имя-то есть у знакомого? — Лев, — признаюсь я и делаю глоток чая. — Смотри-ка, целый Лев, — качает головой папа. — Это ничего не значит, — улыбаюсь. — Это просто старый знакомый. — А глаза-то горят, Соня. И где-то я это уже видел, — с тоской замечает папа. Папа и братья не в курсе моей ситуации со Львом и последующими событиями. Обо всем знает только мама, потому что если бы я сказала, то отец и Рава с Анваром достали бы ружья и устроили охоту не на косуль, а на Льва. Еще бы дядь с собой потащили. А мне мокрухи не надо, достаточно было мокрого Вадика, которого Лев окунул в сугроб. Поэтому мама сказала папе, что я просто рассталась с мужчиной и сильно переживаю. Отец — человек очень тактичный и сдержанный, но когда со мной в тринадцать лет случилась беда, он и его братья, как горячие восточные мужчины, были готовы вершить самосуд. Хорошо, что дедушка Ваня их тогда остановил. Все сделали по закону. Проводив папу и брата, начала собираться на встречу с подругами. Им я тоже решила все рассказать, потому что у нас с детства нет секретов друг от друга. Айлин и Диана — мои героини. За последние два года они столько всего пережили, но вышли из своих собственных трагедий победительницами. И да, эти девчонки дважды вытаскивали меня из бездны. В первый раз — в тринадцать. Во второй — в тридцать. Мы встретились на летке популярного кафе в центре города. Так как сентябрь был теплый и солнечный, столики на верандах все еще стояли и это еще одна отличительная черта Алматы. Осень у нас преимущественно сухая и красивая, как сказочная иллюстрация. Одно из моих самых любимых времен года, когда хочется много гулять, собирать разноцветные листья и упавшие на землю каштаны, любоваться яркими красками осени. — Лев вернулся, — говорю как бы между прочим. — Что? — Айлин округляет глаза, а ее вилка просто не доходит до рта. — Как? — Диана едва не выливает на себя горячий чай и отставляет чашку в сторону от греха подальше. — Вот так. Совершенно случайно он оказался в телецентре. Его компания устанавливает у нас электронную систему пропусков. Рассказываю подругам во всех подробностях о наших со Львом столкновениях — неожиданных и спланированных. То и дело слышу их ахи и вздохи, Айлин более серьезна, а Диана, кажется сейчас расплачется. Она у нас чуть больше месяца назад стала мамой дочки. Из-за разбушевавшихся гормонов она стала еще сентиментальней и сердобольней. Теперь ей всех жалко еще больше. — Может, стоит дать ему еще один шанс? — осторожно предлагает Диана. — Может, ваша встреча- это судьба? Через столько лет она сама вас друг другу подтолкнула. Как в кино или сериале! — Нет. Я буду весьма категорична, — протестует Айлин. — Ты же помнишь, какой она была после расставания? Кожа да кости. Рыдала целыми днями, пока не уехала. Ты правильно ему сказала: “В одну реку нельзя войти дважды”. — Но, Айлин, а если это и вправду любовь? — не унималась Ди. — Он же хотел ее вернуть, а там она — с мужчиной и ребенком, — у подруги глаза на мокром месте. Она берет со стола салфетку и вытирает слезы. — Почему он не проверил? Почему сдался? — парировала Айлин. — У него же были возможности! Он безопасник! — Потому что это не по-пацански. Я знаю, у меня же брат! — доказывала свое Диана. — Он увидел, что она счастлива и все, у него в голове сложилась картинка красивой семейной жизни: она замужем, у нее сын. А уводить жену и мать из семьи не по-мужски! — И все равно, он слишком напористый- возразила Айлин. — Судя по Сониным рассказам, не Лев, а бронепоезд. Мчит без остановки. — Я вам тут не мешаю, нет? — остановила я подруг. — Я не собираюсь с ним сходится. Но он меня не понимает. — А что ты сама чувствуешь? Вот тут? — Диана прикладывает пальцы к сердцу. — Из груди выпрыгивает? Я опешила, потому что то, что она описала, я действительно чувствовала, когда мы были вместе. А в последние дни мне хочется его просто убить. Но…рядом с ним сердце снова ожило, и меня это, конечно, пугает. Мой психотерапевт из столицы, с которой я до сих пор поддерживаю связь и общаюсь по видеосвязи, сказала, что я “выиграла” в лотерею и попала в редкую касту однолюбов. — Я не знаю, — отвечаю невнятно и подруги переглядываются. У Дианы на столе звонит телефон. Он смотрит на дисплей и извиняется: — Это Тим. Оставила его одного с Амелией, — она берет трубку и воркует, как соловушка, — Да, милый? Проснулась? Вы потеряли Потеряшку? В последний раз я видела его в кроватке. Там нет? Ну тогда посмотри на диване между подушками. Нашли? Вот молодцы. Все, целую. Скоро буду! Только Диана сбрасывает звонок, как оживает телефон Айлин. — Простите, девочки. Это Арсен. Да, дорогой? Какая погода? Хорошая. Надень на прогулку легкую шапочку и ветровку. Шарф? Зачем шарф? Нет, Арс, нигде не дует. Не перегревай. Смотрю на своих девчонок и думаю: вот смогли же они начать сначала после предательства? Встретились других мужчин, влюбились, родили от них детей. Так почему я так не могу, хотя за мной тоже ухаживали другие мужчины? Что у меня за Стокгольмский синдром? — Какие вы милые, — расплываюсь я в улыбке. — Материнство сделало вас еще краше. Айлин протянула руку и крепко сжала мою ладонь. — Солнышко, не переживай. У тебя все получится. Есть новости? — Ну-у-у, последняя стимуляция яичников прошла не совсем удачно. Но мой репродуктолог не теряет надежды, говорит, что в следующий раз будет лучше. И теперь я жду нового цикла. — Ты такая молодец! — хвалит Диана. — Ты такая сильная. — Да ладно вам, девочки. Все хорошо! — А донор? — осторожно спрашивает Айлин. — Ты уже выбрала? — Нет. Пока надо со своими клеточками разобраться. А там посмотрим. Но выбор у них большой, на любой вкус и цвет, — признаюсь честно. Мне и правда, нечего скрывать. — Знала бы я, что к тридцати восьми у меня почти не останется яйцеклеток, заморозила бы их еще в тридцать. Как Пугачева. Забеременеть самостоятельно я не могу, но очень хочу стать мамой. — И станешь, — хором говорят подруги. — Ты будешь самой лучшей мамой, Сонечка, — мягко отзывается Диана. Какой бы оптимисткой я не была, горько осознавать, что мой ребенок ходил бы уже в первый класс. Но я даже не узнала, кто это был — мальчик или девочка. И снова вернулись эти болезненные воспоминания о том дне, когда я сказала Льву, что беременна. Тогда, 8 лет назад мы тоже сидели в кафе. Я протянула ему тест. Он, конечно, не ожидал, ведь у нас только раз было без защиты. Но мне показалось, что после первого шока он даже обрадовался. А через несколько минут к нашему столику подлетела женщина, которая крепко держала за руку дочь. Я сразу узнала девочку — в квартире Льва стояла ее фотография в рамке. — Вот, Алис, посмотри на шлюху, из-за которой твой любимый папочка ушел из семьи, — закричала она и мигом приковала к себе взгляды присутствующих. Глава 14 Соня 8 лет назад Задержка в три дня была для меня большой редкостью. Обычно все приходило в срок, а тут нет и нет. А еще непривычная тошнота по утра наводила на мысли о беременности. Не стала гадать и лениться, а сразу же побежала в аптеку и купила тест. Положительный. Я была счастлива. Да, я помню то чувство огромного, как Вселенная счастья, что внутри меня зародилась новая жизнь и этот малыш — плод нашей с Левой любви, частичка каждого из нас. В то воскресное утро я не стала тревожить своего мужчину, потому что знала, что у него ночевала дочь. Это значит, что он отвезет ее домой и затем мы встретимся. — Доброе утро, Сонечка! — прошептал все еще сонный Лев. — Все хорошо? — Да Левушка, — сказала спокойно, а самой хотелось кричать на всю квартиру. — Ты когда освободишься? У меня есть новости. — Хочешь, сходим сегодня пообедать в твое любимое кафе? — Давай. Я буду в том районе у родителей и потом сразу к тебе. — Договорились…Люблю. — И я тебя люблю, Левушка. Маме я решила пока не говорить, хотя она знала, что у меня роман со Львом, и я даже показывала ей фотографии. Она одобрила, сказала, что красивый и глаза добрые. А умолчала я, потому что отец ребенка все-таки должен узнать обо всем первым. В кафе пришла первая и сразу же сделала заказ. Отчего-то очень захотелось лимонада из манго и маракуйи, и нашей старой-доброй селедочки. Через пятнадцать минут пришел Лев. Мне показалось, он был чем-то встревожен, но я старалась не думать о плохом. Лева коротко, но нежно поцеловал меня в губы и сел напротив. — Рассказывай, что за новости? — Ты голодный? Может, что-нибудь закажешь? — заботливо спросила, когда официантка поставила на стол графин с лимонадом и стаканы. — Нет, не очень. Подождала, пока девушка отойдет и вытащила из сумки электронный тест, который делала несколько часов назад. Положила его на стол и пододвинула пальцами. Лев поменялся в лице. Он был шокирован, потерял дар речи на несколько секунд и столько же гипнотизировал тест. — Ты беременна? — прохрипел он. — Да, я сегодня сделала тест. И вот…Ты не рад? — в душу пробрался червячок смятения и разочарования. — Нет, что ты! — Лев тут же улыбнулся и взял мои ладони в свои. — Я счастлив. Все будет хорошо. — Что ты имеешь ввиду? — засмеялась беззаботно я. — Мы с тобой потом все обсудим, — произнес он так, будто успокаивал. — Не бери в голову, я все решу. — Лев, скажи правду, у тебя какие-то проблемы на фирме? — нахмурилась я, но он не успел ответить. Лев мгновенно изменился в лице, а через секунду рядом с нашим столом возникла разъяренная женщина, которая держала за руку девочку. Нетрудно было догадаться, что это бывшая жена Льва — Ника, и их дочь Алиса. Девочка плакала. — Вот, Алис, посмотри на шлюху, из-за которой твой любимый папочка ушел из семьи! — закричала она и мигом приковала к себе взгляды присутствующих. — Ника! — Лев мгновенно оказался рядом с женщиной и попытался ее увезти, но она не поддавалась. — Ты что следишь за мной? Зачем ты привела Алису? Но она его даже не слушала. — Давай, шалава, вставай. Посмотри, что ты наделала? Видишь, моя дочь плачет из-за тебя? — кричала Ника дурниной. — Лева, что происходит? — я сидела, не шелохнувшись. Шок, неверие, ступор, дикая тошнота — все смешалось во мне. — Соня, я тебе все потом объясню. Прости меня. Прости, — с надрывом умолял он. — Я должен отвезти их домой. — Лева? — завизжала Ника, не обращая внимания на то, что дочка дергает ее за рукав, плачет и зовет: “Мама, мама, поехали”. — Ты, сука полезла на чужого мужа! Посмотри, Алисочка, вот так выглядит любовница твоего папы. Это из-за нее он нас бросил! — она подталкивает дочку вперед и та, всхлипнув и насупившись, смотрит на меня с ненавистью. — Что ты несешь?! Успокойся, Ника! — Лев удерживал ее, а она все никак не успокаивалась. — Лев, — мрачно выдавила я, встав из-за стола. — Что значит “полезла на чужого мужа”? Вы же в разводе? — Нет! — засмеялась Ника. — Понимаешь, ни один судья в нашей стране не разведет супругов, если жена на третьем месяце беременности. Она смотрела на меня со злостью и чувством собственного превосходства. Я понимала, что у нее истерика и она сейчас неадекватна. Но и я уже была на грани. Меня колотило. Голова кружилась, я потерялась в пространстве. Свидетели этой мерзкой сцены смотрели на меня с осуждением, ведь для них я была любовницей, разлучницей, тварью. — Соня, посмотри на меня. Пожалуйста, — взмолился Лев все еще не отпуская жену. — За день до нашей встречи мы подали заявление, нам дали месяц… — А потом мы передумали, потому что забеременели, — выплюнула мне в лицо Ника. — Ника, закрой рот! Успокойся! — рявкнул мужчина. Она вырвалась из объятий Льва и посмотрела на стол, где все еще лежал мой тест. — Ты я смотрю тоже времени зря не теряла. Ты, шлюха, мужа моего не получишь. Желаю тебе и твоему выродку сдохнуть! Эта фраза подействовала на меня как красная тряпка на быка. Я схватила графин и выплеснула лимонад на Нику. Оранжевая жидкость стекала по ее волосам и белоснежной шубе. — Еще одно слово, и я не посмотрю, что здесь твой ребенок. Лев, лечи свою истеричку, — я вложила в эти слова столько злости, что мне стало страшно от самой себя. — Тварь, я убью тебя! — она хотела наброситься на меня, но Лев схватил ее за талию. В этот момент их дочь Алиса начала задыхаться. — Ма…ма, — еле выдавила девочка и сильно закашляла. Я вспомнила, что у нее астма. — Па…па. — Она задыхается, Лев, — закричала Ника, сев на корточки рядом с Алисой. — Зачем ты вообще ее сюда привела?! — процедил сквозь зубы мужчина. Подхватив дочку и посадив к себе на колени, он одним движением расстегнул ее пуховик. — Дай ингалятор! Быстрее! — Сейчас! Сейчас! — Ника нервно зашарила по сумке и найдя то, что нужно, и протянула Льву. Он несколько раз нажал на него и со злостью посмотрел на жену. — Он пустой! Ника, почему ты не проверила? Твою мать, — выругался мужчина. — Все хорошо, Лисенок. Я с тобой. Лев подозвал официантку, вложил ей в ладонь крупную купюру и ингалятор, и попросил купить такой же в ближайшей аптеке. — Спокойно, Лисенок, дыши. Вот так. Вдох-выдох, вдох-выдох, — Лев дышал вместе с ней, а я смотрела на них как завороженная. Он не мой. И никогда не был моим. И его дочь сейчас страдает из-за меня. Из-за нас. Я видела в ней себя в десять лет, когда узнала, что мой отец жив, но я ему не нужна. Схватив пальто и шарф, я убежала из ресторана. Внимание Льва было приковано к ребенку и мой уход он не заметил, что к лучшему. На ходу надев верхнюю одежду и повязав вязаный шарф, я подбежала к дороге и подняла руку, чтобы поймать попутку. Остановилась старенькая иномарка и я быстро запрыгнула в салон. Назвав адрес, откинулась на сидении и тихо заплакала, прикрыв рот ладонью. Все было ложью. Вся моя любовь и нежность. Его слова о разводе. И сразу все встало на свои места: его просьба о доверии, задумчивость, серьезность. Он как паук сплел свою паутину лжи и утащил в нее меня. А я…Господи, какая я дура! Я поверила в любовь с первого взгляда и думала, она взаимна. Но ведь если любят, так не предают? Я проплакала весь день и весь вечер. Я не хотела никого ни видеть, ни слышать. Лев звонил, не переставая и я просто его заблокировала. Он приехал к вечеру, звонил в девяти, стучал кулаком в дверь. — Соня, открой дверь! Я все объясню. Пожалуйста, прости меня! Я могу все объяснить. — Уходи, — набравшись храбрости, попросила я. — Я больше не хочу тебя видеть. Просто исчезни из моей жизни. И вновь я плакала навзрыд и он все это слышал. Какая нестерпимая боль. — Я люблю тебя, Соня! Только тебя! — громко признался Лев. — Так получилось. Нас должны были развести — Я тебе не верю. Ты лжец. Ты предатель. Иди к своей семье! Твоя дочь в тебе нуждается. Дверь соседней квартиры открылась и из нее высунулся муж Эльвиры Вениаминовны. — Молодой человек! Я сейчас вызову полицию! Прекратите орать! Лев ушёл, а я вздохнула с облегчением. Боль и разочарование разрывали сердце, скручивали внутренности, затуманивали рассудок. Но я понимала, что надо жить ради новой жизни, которая зародилась во мне. Но как это сделать, пока даже не представляла. Глава 15 На следующее утро я не смогла поднять голову с подушки и разлепить веки. Глаза опухли, нос покраснел и в целом я выглядела, как женщина, не выходящая из запоя. Я знаю, снимала таких, заливающих боль алкоголем. Сердце все еще ныло, но меня сейчас заботило другое. Низ живот немного тянуло и я подумала, что во всем виноваты нервы. Решила не ходить сегодня на работу, сделаться больной и провести весь день в кровати. Но прежде надо было отпроситься у Вадика. — Вадь, привет. Прости, можно я сегодня не приду? Плохо себя чувствую. — Мать, а что с голосом? Я слышал тебя больную и пьяную. Это что-то другое, — настороженно предположил друг. — Ты как всегда прав, — всхлипнула я, — Это Лев. Он женат. — Бля-я-ядь, — протянул он гласную с нужной интонацией. — Как так-то? — Вот так. Подал на развод, а их не развели, потому что она беременна. — Справишься до вечера? Я подъеду после выпуска, побуду с тобой, — сочувственно предложил Вадим. — Справлюсь, — тяжело вздохнула я, — надеюсь. — Я еще позвоню. И не волнуйся о работе. Не думай вообще. — Спасибо, друг. Время застыло. Я то лежала, то ходила по квартире как сомнамбула. Растрепанная, опухшая, в пижаме и тапочках, я была сама на себя не похожа. Воспоминания о нашем красивом, но недолгом романе преследовали меня, и я все пыталась зацепиться за какой-нибудь эпизод, где поведение Левы показалось бы мне подозрительным и странным. Но — ничего, ни одного тревожного звоночка. Я помню, что с декабря он стал задумчивым, серьезным и молчаливым, но я думала, что все дело в работе. А еще Лев, конечно, переживал за свою дочь. Ни намека на жену, развод и суд. В рот ничего не лезло кроме кофе, а на последней кружке я задумалась, не вредно ли это ребенку. Я погладила плоский живот и представила, как через несколько месяцев он будет расти. Мальчик или девочка — неважно. Главное — мой малыш, от человека, которого я любила, ведь как бы то ни было, зачат он был в любви — большой, безумной, первой. Ничего, я справлюсь. Ведь моя мама тоже справилась и стала только сильнее. Встав из-за стола, чтобы убрать чашку в раковину, я вдруг почувствовала тянущую боль внизу живота. Она нарастала. А затем мне показалось, что по внутренней стороне бедра что-то течет. Опустила голову и увидела красное расплывающееся пятно на серой штанине. — Не-е-ет, не-е-ет, — я не кричала, я просто выла от страшной догадки. — Пожалуйста, только не это. Пожалуйста. Меня била мелкая дрожь, зуб на зуб не попадал, а на лбу выступили капельки пота. Быстро сняв домашние брюки, я увидела, что правая нога в крови. — Нет, нет, малыш, пожалуйста, — я положила окровавленную ладонь на живот и просила ребенка остаться со мной, хотя понимала, что там, внутри уже никого нет. Не зная, что делать в таких случаях, я позвонила Айлин. Она всегда в критических ситуациях была собрана и хладнокровна. — Да, Сонечка? — услышала я ее спокойный голос. — Ай, я не знаю, что делать, — сквозь слезы простонала я. — Что случилось, Сонь? Ты где? — Я дома. Ай, мне кажется, у меня выкидыш. Кровь идет и живот тянет. — Так, вызывай сейчас скорую. Скажи, что у тебя соглашение с частной клиникой, я тебе сейчас пришлю название. Позвоню своему гинекологу, она тебя примет. Там же стационар есть. — Ай, мне очень страшно, — призналась я еле слышно. — Сонь, я тоже приеду прямо туда. Пять минут и я выезжаю. — Спасибо, спасибо, — меня душили слезы, которых я больше не могла сдержать. Я уже точно знала, что мне не спасти малыша — горошинку, которой не суждено было расти под моим сердцем. *** — Она сказала: “Желаю тебе и твоему выродку сдохнуть”. У меня эти слова звенят в ушах, а перед глазами стоит ее лицо, — признаюсь отрешенно, глядя прямо перед собой. Я лежала на больничной кровати после осмотра врача. Она сказала, что срок был совсем маленький и чистка не понадобится, так как все вышло само. На пару часов оставили меня в клинике для наблюдения. Айлин приехала не одна, а с Дианой. И сейчас я им очень благодарна за это, потому что не смогла бы пережить все это одна. — Сонь, не надо. Она сумасшедшая, — Айлин сидит рядом со мной и держит за руку. — Айлин права, не мучай себя и не думай о ней…и о нем, — Диана стояла у окна и смахивала слезинки с глаз. Она у нас всегда была очень сентиментальной. — Нет, все правильно. Я — любовница, забеременевшая от ее законного мужа. У них дочь и скоро будет еще один ребенок, — прячу лицо в изгибе локтя. — Я, конечно, все понимаю, но привести ребенка на разборки с мужем — это очень дурной поступок. Дикость. О чем она думала, впутывая в это ребенка? — Айлин погладила меня по плечу. — И потом ты ничего не знала. Ты думала, он свободен. — Он должен был развестись в начале декабря, а сейчас канун Нового года. Почти месяц, он знал, что не разведется официально и все равно…ничего не сказал. — Сонечка, милая, — Диана села в моих ногах и провела рукой по одеялу. — Он поступил подло, очень плохо. Но может есть смысл выслушать его версию? — Не хочу его видеть и слышать. Мне хватило его жены и дочери. Алиса так на меня смотрела…как будто я ведьма, которая украла ее отца. Ну почему, девочки? — спросила, глядя в потолок. — Почему у меня все через одно место? Чем я так провинилась перед Богом? Я просто хотела быть счастливой…хотела любить и быть любимой. Они ничего не ответили, потому что плакали вместе со мной. Ближе к вечеру меня отпустили домой. Еще было светло, когда Айлин заехала на машине в мой двор и припарковалась. Девочки помогли мне выйти на улицу и под руки повели к подъезду. Все вокруг было таким девственно-чистым и белым после выпавшего снега, что слепило глаза. А может, всему виной слезы. — Соня! — услышала я взволнованный голос любимого человека и остановилась как вкопанная. — Сонь, прошу, поговори со мной. — Уходи, Лев! — сказала, не оборачиваясь. — Я не хочу тебя видеть. Глава 16 — Я не уйду, пока мы не поговорим, — стоял на своем Лев. Девочки крепко держали меня под руки и ждут решения. Я посмотрела сначала на Айлин, потом на Диану и закрыла глаза и набрала воздуха в легкие. — Девочки, подождите меня у подъезда. Я на минуту., - попросила их и они меня поняли и встали чуть поодаль. А я стояла посреди двора, не шелохнувшись. Лев обошел меня и оказался прямо напротив. — Ты бледная. Белая, как бумага, — он попытался прикоснуться к моему лицу, но я лишь с отвращением повернула голову, увернувшись от его руки. — Говори что хотел и исчезни, — цежу сквозь зубы. — Соня, любимая моя, прости. Я очень виноват. За день до нашей встречи мы действительно подали заявление на развод. У нас был месяц, чтобы утрясти вопросы с квартирой, совместной опекой и алиментами. Мы обо всем договорились. Но перед финальным слушанием Ника сказала, что ждет еще одного ребенка. Срок 3 месяца. Говорит, не почувствовала. Суд не разводит в этом случае. — Почему ты соврал? Почему сразу не сказал, что только начал процесс развода? Я бы никогда…никогда не встала между тобой и семьей! — сорвалась на крик, несмотря на то, что голос уже охрип. — Потому что мы уже месяц до официальной подачи не жили вместе! Это было нашим общим решением! А когда я тебя встретил, — Лев запустил ладонь в волосы и взъерошил их. — Я не знаю…что-то со мной случилось. Ты просто засела в моих мыслях, я думал о тебе постоянно. И почти сразу полюбил. — Это уже ничего не изменит, — отрешенно промолвила я. — Ты женат, у тебя дочка и будет еще ребенок. Нам с тобой не по пути. Я никогда не встану между тобой и детьми. И даже если бы у меня был малыш от тебя, я бы никогда не лишила других детей отца. Мне показалось, что услышав от меня слово “малыш”, его лицо озарилось светом. Он вдруг обнял меня и погладил по волосам. — Соня…Соня, ты слышишь меня, моя милая? — шептал Лев мне в ухо, крепко удерживая в объятиях. А мне было трудно дышать…но не от нехватки кислорода, а от обиды и жестокой правды, что бетонной плитой придавила. — Лева, отпусти меня, пожалуйста. Я больше не твоя, не мучай меня, — произнесла сквозь слезы, которые предательски выступили, хоть я и пообещала себе не показывать ему свою слабость. — Я все сделаю ради вас. Я клянусь тебе. Вы ни в чем не будете нуждаться. Я признаю ребенка… — Нет больше никакого ребенка, Лева. Нет, — слова застряли в горле колючим комом. — Можешь передать ей, чтобы не волновалась. И мне от тебя ничего не надо. — Ты… — голос Льва резко изменился, в нем появились жесткие нотки осуждения. Он отстранился и странно посмотрел на меня. — Что? Сделала аборт? Ты так плохо обо мне думаешь? — горько усмехнулась, а самой выть захотелось нестерпимой боли. — В конце концов, хотя бы один ребенок у тебя все равно родится. Мороз жег щеки и уши, замерзшие пальцы горели. В его объятиях было тепло и холодно одновременно. Я больше не могла ничего говорить — все онемело. — Соне нужен покой и постельный режим, — услышала я строгий голос Айлин. Отпустите ее, Лев. Он выпустил меня из объятий, но взял мое лицо в ладони. Я уже на него не смотрела, а он без слов понял, что со мной произошло. — Софья, Софушка, посмотри на меня! Прости, слышишь! — Сонь, пойдем, — сказала Айлин и протянула руку. Диана стояла рядом с ней. — Отпусти, — сказала я в пустоту… И он послушал. Подруги завели меня в подъезд и, когда за нами закрылась тяжелая дверь, я вздохнула с горьким облегчением. Не знаю, сколько я проспала, но когда проснулась, за окном было уже темно. Я услышала приглушенные голоса, доносившиеся из зала. Прислушалась и поняла, что приехали Вадик с Мартой. — Она уже очень долго спит. Может, и до утра не встанет, — сообщила Айлин. — Если не проснется до двенадцати, кто-нибудь из нас останется на ночь, — ответила Марта. — Я приготовила бульон и жаркое, — предупредила Диана. — Надо заставить ее поесть. — Сделаем, — услышала голос Вадима. — Ребят, все в порядке, честно, — соврала я друзьям, встав в дверях. — Спасибо вам. Первым подошёл Вадик. Он обнял меня и сказал, что все будет хорошо. И что я сильная. То же самое я говорила ему, когда он пил из-за своей несчастной любви. Марта была старше всех нас и взирала на все с высоты собственного опыта. Она приобняла меня за плечи и шепнула: — Если хочется плакать, плачь! Все дурное уйдет вместе со слезами. А у меня будто все внутри высохло и ничего не осталось. Только казалось, что очень душно, хотелось вдохнуть морозного воздуха. Кутаясь в бабушкину вязаную шаль, босиком подошла к окну и открыла ее. В лицо ударил ледяной ветер, вмиг приведя меня в чувство. И тут я увидела Льва. Думала, галлюцинация, несколько раз даже моргнула, отгоняя от себя видение. Но нет, это был он. В свете дворового фонаря, Лев стоял у машины и нервно курил. А говорил ведь, что давно бросил. Он поднял голову и заметил меня, а я лишь резко отвернулась и сказала: — Лев стоит во дворе. — Где? — Как? — Еще хватает наглости? Ребята подбежали к окну и принялись разглядывать его через стекло, будто он дикий лев в зоопарке. — Он что не уезжал? — задала самой себе вопрос. — Так, мне это нравится, — Вадим отошел от подоконника. — Я ему все скажу! Он у меня получит сейчас. Вадим выбегает в прихожую, а я кричу ему вслед: — Вадь, вернись! Ну что ты ему скажешь? Он в два раза сильнее и крупнее тебя. Но мы услышали только, как хлопнула дверь. А через минуту увидели разгневанного Вадима, прущего тараном на Льва. Тот даже не двигался, а лишь выкинул окурок в снег. Вадик занес кулак и врезал им по скуле Льва. Удар никак на него не подействовал, потому что мой друг просто не умеет драться, он же интеллигент до мозга костей. Уже потом Вадим признался, что потребовал оставить меня в покое, на что Лев заявил: — Мы сами разберемся. Это касается только нас двоих. — Да? А то, что на нее без слез не взглянешь? Она была счастлива до тебя. Будет и после. Урод! — Я еще раз повторяю, не лезь, — прорычал Лев. — Я за Соню любого порву, понял? — Вадим толкнул Льва и тот ответил тем же. Вот только мой рыцарь не удержался на ногах и упал в высокий сугроб. Именно в это время из подъезда выбежала Марта. Она помогла Вадиму встать и отряхнула его. — Лев, вам действительно лучше уйти, — как можно более дипломатично попросила она. — Соня не хочет вас видеть. И я думаю, больше не захочет. Вы зря тратите свое время и делаете ей только хуже. Уже дома мы затащили Вадима в ванную, чтобы он согрелся под горячим душем, а после накормили его Дианиным бульоном. Так я хотя бы ненадолго забыла о своих проблемах и переключилась на спасение друга от простуды. Ди и Айлин уже ушли, так как у них были свои семьи, мужья, дети. Марта и Вадим сидели у меня на кухне, пили чай и пытались разрядить обстановку. — Если бы твоя подруга не была замужем, я бы на ней сам женился. Она готовит как богиня, — улыбнулся Вадим. — И как раз в моем вкусе. — Губу закатай, — пошутила я. — Кстати, что хотел сказать. Данара из столичного бюро уходит на другой канал. Мы остались без редактора в Астане. Не хочешь занять ее место, Сонь? — Не знаю даже. Я привыкла работать в поле. — Попробуешь себя в чем-то новом. Обстановку сменишь. Развеешься. — У меня есть время подумать? — Конечно. Два дня. Друзья пробыли у меня до полуночи и, когда я заверила их, что со мной все в порядке, они ушли. Я думала о том, что мне повезло с людьми, которые меня окружали. Они держали меня на плаву, не давали упасть и скатиться в депрессию. Но именно сегодня хотелось остаться одной, чтобы дать волю своим эмоциям, вспомнить все то хорошее, что было между мной и Львом и попытаться его отпустить. Да, я понимала, что получится не сразу, но нужно было хотя бы попытаться. А утром я вызвала маму. Она всегда меня спасала и этот раз не стал исключением. Признаться в собственном падении было невыносимо тяжело, но мама все поняла. Она никогда не осуждала меня и была терпелива, когда после тринадцати у меня начались заскоки из-за того, что случилось. Я лежала на ее коленях, а она гладила меня по волосам, как в детстве. — Знаю, как тебе больно сейчас, Сонечка, — сказала мама. — И эту дыру в сердце ничем не заделать. — Ты права. Это просто целая воронка. Она засасывает меня. Как тогда. — Ты справишься. Ты очень сильная. И я буду рядом. Но пора перестать оглядываться на тот случай. Иди дальше. Тот, кто это сделал, за все заплатил. — Он уже, наверное давно вышел. Как думаешь? — неожиданно спросила я и мама задумалась. — Не знаю. Но я бы таких, как он заставила гнить в тюрьме. Забудь. Не думай о нем. — Мне просто стало интересно. Хотелось бы разобраться, — тихо прошептала я. — Может, правду психологи говорят, что все проблемы из детства. Тогда я даже не знала, какие открытия меня ждут. Но мама была права: я сильная. Я все-таки собрала себя по кусочкам, уехала в Астану на два года, стала редактором, прошла терапию у психотерапевта. А появился Лев и все пошло кувырком. Глава 17 Софья Наше время — Один оператор говорит другому: "Такую красивую женщину встретил. Не женщина, а мечта". А друг спрашивает: "Неужели такая красивая?" На что оператор задумывается и отвечает: "Ну-у-у смотря как свет выставишь", — Ринат искреннее смеется над шуткой, которую я слышала уже 10 лет назад. Это бородатый анекдот, который каждый уважающий себя опер рассказывает хотя бы раз в жизни. — Прикольно. Да-а-а, что-то в этом есть, — улыбаюсь я и чтобы занять чем-то рот отправляю в него кусочек мяса. На это свидание я особо не наряжалась. Надела строгое, но подчеркивающее фигуру голубое платье до колен, тонкую кожаную куртку и туфли-лодочки. Ринат сам заехал за мной и повез в новое пафосное место в район богачей, что в верхней части города. Недвижимость там стоит примерно как две мои почки. Хотя даже так может не хватить. Хотел произвести впечатление, но мне с ним откровенно скучно. Нет-нет, он хороший человек и очень старается, но меня к нему не тянет. — Знаешь, когда ты к нам только пришла, я на тебя сразу запал. — Ты же был женат, — чуть не давлюсь едой и тянусь к стакану с соком. — Да мы уже так, жили как соседи. Чисто по привычке. О-о-о, "Старые песни о главном" подъехали. — Дай угадаю? Любовь прошла, завяли помидоры? — усмехаюсь я. — Что-то типа того, — на полном серьезе говорит Ринат, не понимая, что это вообще-то был сарказм. — Но мы остались друзьями, потому что это важно для нашего сына. Ему шесть. И ты не думай, я ни какой-нибудь воскресный папа. Я стараюсь активно участвовать в его жизни. Вот недавно подарил ему квадрокоптер. Вместе полетали над парком, поснимали. Это счастье, когда ты видишь, как счастлив твой ребенок, да? — Да, наверное. Ты молодец, — стараюсь поддержать разговор. Я понимаю, о чем он говорит, потому что сама люблю детей: племянников, дочерей Айлин и сына Дианы. Для них я крутая тётя Соня, которая все разрешает, водит в кино и умеет играть в приставку. Неудобную паузу между нами разрывает звонок мобильного Рината. Он смотрит на дисплей и хмурится. — Жена звонит, — тут же осекся он, — бывшая. Извини. — Да без проблем, — пожимаю плечами. Мужчина тут же взял телефон и встревоженно спросил, что случилось. — Чем отравился? Бургером? Все настолько плохо? Ринат хмурится, заметно напрягается, сжимает переносицу пальцами. — Хорошо, скинь название лекарства. Я сейчас приеду и привезу, — вздыхает он. Меня накрывает дежа-вю. Я снова вижу Льва с задыхающейся дочерью на коленях и от этого мгновенный мороз пробегает по спине. И что самое странное — это ощущение никуда не уходит, а наоборот, прибавляется еще одно. Поворачиваюсь, окидываю взором зал ресторана, но ничего и никого подозрительного не нахожу. Кажется, пора принимать пустырник. — Сонь, извини, пожалуйста. Сыну плохо, его рвет. И надо срочно привезти лекарства, — смотрит на меня трагичным взглядом. — Без проблем, езжай, конечно. Там ты нужнее, — говорю искренне, а сама тихонько радуюсь, что наше свидание уже закончилось. Он уже встал из-за стола и собрался уходить, как вдруг стукнул себя кулаком по лбу. — Счет! Я совсем забыл про счет, — открывает бумажник, снова сводит густые брови. — Черт, налички нет. Давай я тебе переведу деньги. Я правда не знаю, на сколько мы посидели, — оправдывается он. — Ринат, езжай, — успокаиваю его, отправишь по дороге. Я сейчас счет попрошу, сфоткаю его и тебе пришлю. Всего-то делов. — Да? Правда? Спасибо тебе, Соня, — протянул, положив руку на сердце, — Тогда я поехал. Ринат подхватывает куртку со стула и быстро идет в выходу. Я подаю знак официанту и терпеливо жду счет, разглядывая красивых людей. Место действительно шикарное, пафосное, как раз для золотой молодежи или жен нефтяников. Мы с девчонками предпочитаем что-то попроще. Где шашлычок под коньячок, хычины с брынзой и картошечка фри. Официант, наконец, приносит счет, и я быстро фотографирую его и отсылаю оператору. Терпеливо жду пять минут, но он даже не прочитал сообщение. Меня начинает это напрягать, потому что насчитали нам хорошо. Звоню ему, но в ответ только долгие гудки. — Козел, — ругаясь себе под нос, нажимаю на иконку своего банка. — Что простите? — спрашивает меня парень с POS-терминалом в руке. — Это я не вам, извините, — мило улыбаюсь, подняв голову — Как будете оплачивать: наличкой, картой, кьюаром? — интересуется официант. — Давайте кьюаром, — обреченно вздыхаю я, прикинув, что на эти деньги могла бы два раза закупиться в супермаркете. И вроде ничего особенного здесь не заказали. Выхожу на улицу и вызываю такси в приложении. “Удачное” свидание, ничего не скажешь. Что я там говорила бывшему: у меня большие планы на этот вечер? Самой смешно. На телефон приходит сообщение: ваша машина будет через пять минут, а это значит, у меня есть немного времени подышать свежим воздухом и собраться с мыслями. Кажется, будет дождь — мои 38-летние коленки это чувствуют. На улице никого нет, из открытых окон соседнего элитного клуба доносится музыка. На телефон приходит уведомление от банка: Ринат перевел деньги. Хмыкаю, думаю, что он еще не потерян для общества, но нам с ним точно не по пути. — Такая красавица и одна? — слышу пьяный мужской голос сзади. Убираю телефон в карман и не оборачиваясь, иду к тротуару, чтобы дождаться такси там. — Куда собралась, крошка? — меня резко хватает за предплечье мужчина и прижимает спиной к груди. — Попалась. — Работаешь? — передо мной возник еще один мужчина лет тридцати встал вплотную ко мне. Я оказалась зажата между ними. — Отдыхаю! — огрызнулась и тут же пожалела, что не могу вовремя заткнуться или хотя бы начать кричать. Вот он тот самый страх, от которого я много лет убегала. Он сковывает по рукам и ногам, вяжет язык, туманит разум. — Отвяжитесь, мальчики. Идите к мамочкам по домам! Пытаюсь вырваться из цепких лап мужчины, от которого несет перегаром. Посмотрела на второго и поняла — дело дрянь. У него зрачки расширены, я такие видела во время рейд по наркопритонам. Но эти не похожу на вонючих нариков, поймавших приход. Они другие: богатые мажоры, зажравшиеся уроды, считающие, что им все позволено. И я бы сейчас с удовольствием дала им в морду, но обездвижена. Пытаюсь вырваться, но мужик, пусть и пьяный, все равно сильнее. — Побудешь нашей мамочкой? Мы с другом любим делиться телочками, — издевательски смеется. — Тащи ее к нам, — он хочет коснуться пальцами моего подбородка, но я плюю ему в лицо и попадаю прямо в глаз. — Блядь, сука- он заносит ладонь, я от страха жмурюсь и уворачиваюсь, но вместо удара слышу другое. — А-а-а-а, ебать, отпусти. Распахиваю глаза и вижу, как обкуренного ударил в живот никто иной как Лев. Тот сложился пополам, а мой спаситель схватил его за шкирку и еще раз ударил. Наркоша упал на пол и схватившись за бок, начал кричать. А Лев присев рядом на корточки, вцепился ему в волосы, оттянул их назад и посмотрел в лицо. — Гнида, блядь, решай какую руку тебе отрезать сначала? — хрипит мой спаситель. В этот момент почувствовала, что хватка ослабла и воспользовавшись моментом, врезала второму мажору по носу. Услышала сначала хруст, затем дикий ор и трехэтажный мат. А еще почувствовала как печет ладонь — все-таки с возрастом драться стало сложнее, суставы уже не те. Схватила запястье пальцами второй руки и принялась растирать, наблюдая за тем, как моему второму обидчику Лев тоже что-то втирает за жизнь и при этом бьет точно по тем же местам. Думаю, что на сей “приятной” ноте надо валить, но не оставлять же здесь разъяренного Льва, в которого бес вселился. Глава 18 — Лев! Лев! Остановись! — кричу и дергаю его за легкую куртку. Главное — самой не попасть под раздачу. — Остынь уже! Мужчина вдруг останавливается и, тяжело дыша, несколько секунд вглядывается в мое лицо. — Соня, — наконец, выдыхает он. — Соня, Соня, — ворчу я. — Идем уже, пока ты их не прибил окончательно. Не люблю мокруху, — отшучиваюсь я, а саму все еще потряхивает. — Как ты? Повредила? — подходит ко мне слишком близко и берет за ладонь, а я резко ее убираю, словно кипятком ошпарило. — Не надо. Все нормально. Идем. Мое такси подъехало, — разворачиваюсь и решительно иду к машине, а Лев — за мной. — Зачем такси? Я сам тебя отвезу, — не спрашивает, а командует. — Спасибо, обойдемся только дракой, — бросаю ему через плечо. — И вообще, ты что следишь за мной? — Нет, зачем? — нагло врет. Подхожу к такси, открываю дверь и волей-неволей приходится посмотреть на Льва. — Это ты мне скажи — зачем? У меня здесь было свидание и тут ты нарисовался. — И как, хорошо прошло свидание? А где твой чернявый кавалер был, когда на тебя напали? — А это не твое дело. Шагает ко мне, хватает дверь и смотрит прямо в глаза. — Я тебя отвезу. Мы спокойно поговорим. — Мне это не нужно, — не отрываясь, гляжу на него. — Мне нужно, — хмурится он. Только хочу открыть рот, как дает о себе знать водитель такси. — Уважаемые, у меня простой уже десять минут. Это сверху две тысячи. Вы либо сюда, либо туда. — Сюда, — рявкаю я, сажусь в машину и захлопываю дверь. — Заблокируйте дверь. Слышу характерный щелчок, автомобиль трогается с места, а Лев смотрит нам вслед. Ругаю себя за все на свете: за это дурацкое свидание, за встречу со Львом, даже за ноющую ладонь. Прошу таксиста высадить меня прямо у подъезда от греха подальше. Хватит приключений на мою пятую точку. Зайдя домой и включив свет, обнаруживаю в прихожей стража Галактики Иннокентия. Лежит, хвостом виляет, смотрит на меня снисходительно, как на челядь. — Мя-я-яу-у-у-у, — здоровается он, а мне в этом тоне слышится лишь издевка, мол “Что-то ты рано вернулась”. — Не мяукай! Мать пришла на нервах. И если ты, паразит, что-то натворил, то пеняй на себя. — Ф-ф-ф-фр, — услышала в ответ. Прошла в комнату — порядок. Неужели мой обнаглевший кот стал следовать заветам хозяйки? Переодеваюсь в домашние брюки и футболку, собираю волосы в пучок на голове и иду ванную. А там…глаза б мои этого не видели. — Кеша, твою мать! — ору на всю квартиру и достаю из ванной бутылку с вытекшим шампунем. Не то чтобы он дорогой, но я только недавно забрала его с “Вайлдбериз”. Иннокентий тут же подрывается и как заправский Человек Паук взбирается на шкаф. — Ну-ка чеши сюда, паскудник! Плакали твои колокольчики. Завтра куплю садовые ножницы и отрежу тебе все нахрен! — Мя-я-я-яу-у-у! — воет котяра, намекая на то, что не дастся, особенно без анестезии. Наш домашний скандал прерывает звонок в дверь. На часах девять вечера и я думаю, ладно, еще почти детское время. Смотрю в глазок и вижу… — Господи, опять ты! — из груди вырывается стон. — Нет, это Лев, — шутит он, а я припадаю лбом к прохладному металлу. — Что на этот раз? — Просто поговорить. Трубку ты все равно не возьмешь. А мне надо тебе многое сказать, — между нами словно не только дверь, но и огромная пропасть. Мы так близко, но так далеко. — А если я не хочу слушать? — А если я очень попрошу? — Нет. Это бессмысленно. И я тебя не пущу. — Тогда я сяду под твоей дверью и буду сидеть, пока ты не впустишь. — Ну и сиди. Смотри, яйца не отморозь, — соглашаюсь я и ухожу. В его угрозу не верю. Постоит-постоит и уйдет. Возвращаюсь в ванную, убираю последствия хаоса, а затем умываюсь. На консоли в прихожей пищит телефон, а я еще не вытерла лицо. Обычно в районе десяти мы говорим с мамой, поэтому я даже не смотрю на дисплей и, вытирая лицо полотенцем, сразу отвечаю на вызов. — Да, мам? — Нет, это Лев. — И? — кусаю губы, чтобы не засмеяться. Это уже какая-то трагикомедия. — Я сижу под твоей дверью. А я просчиталась. Он все-таки очень настойчивый и я невольно вспоминаю начало наших отношений, когда он научил меня не бояться прикосновений. — И как сидится? — Честно? — хмыкнул он. — Не очень. Пусти, пожалуйста, в туалет. — Да, Захаров, это раньше тебе было 35. А теперь ты старый Лев и простатит неожиданно вошел в чат, — злорадствую я. — Я серьезно. Очень надо, — сдержанно сказал он, а я вдруг представила себя брутального, красивого Леву, пытающегося бороться с матушкой-природой. — Иначе я сейчас нарисую сердце на твоей площадке струей. Знаю, что брешет, но отчего-то так жалко его стало. Немного помедлив, решаю все же впустить его в квартиру. Открываю дверь и вижу Льва, сидящего на верхней ступеньке. Он поднимает голову и улыбается мне. — Отольешь и уйдешь, — говорю я строго. — Конечно, — кивает он. Пропускаю бывшего в квартиру, где он уже был 8 лет назад и прекрасно помнит, где у меня туалет. Почуяв запах мужика, из зала выползает Иннокентий и несколько долгих секунд безмолвно гипнотизирует меня своими зелеными глазами. — Что? — спрашиваю у Кеши. — Мяу — у-у-у! — недовольно мяукает: “На кой ляд ты впустила домой этого двуногого?” — Сама не знаю, — развожу руками и понимаю, что по мне плачет дурка, потому что я разговариваю с котом. Дверь в туалет открывается и стоит Льву оттуда выйти, как Иннокентий поворачивает голову и громко шипит на него. Мужчина делает шаг навстречу, но Кеша встает в позу крадущегося тигра и преграждает ему путь. — Кеша, успокойся, — прошу я кота, но он еще шире раскрывает рот. — Он нормальный вообще? — хмурится Лев. — Он такой же нормальный, как ты ненормальный, — дерзко отвечаю я и складываю руки на груди. — И знаешь что? Путь к моему сердцу лежит теперь через Кешу. — Всегда любил твое чувство юмора, — вновь он улыбается одним уголком рта — так соблазнительно, аж бесит. — Это не шутка, — стоит мне это сказать, как мы втроем оказываемся в кромешной тьме. — Что случилось? Свет отключили? — Может, пробки выбило? Помнишь, раньше у тебя тоже так было? — шепчет Лев, приближаясь ко мне. У меня в голове короткое замыкание, потому что расстояние между нами сокращается и вот я уже слышу его дыхание и запах. В темноте все в сотни раз острее и чувства обостряются. И вот я уже чувствую, как он дотрагивается ладонью до щеки. Я как голодная кошка готова потереться о нее и замурлыкать, но все же держусь. — Такая нежная и шелковистая, — в тишине и кромешной тьме его голос вызывает трепет в груди. — Лев, лапу-то убери. Ты облегчился? Можешь идти. — А хочешь я щиток проверю? — шепчет с энтузиазмом. — Ну давай, — соглашаюсь после недолгой паузы. — Ключ от щитка только нужен. Включаю фонарик на смартфоне и роюсь в тумбочке в поисках ключей. В это время Лев выходит на площадку и своим фонарем осматривает щиток. — Во всем подъезде нет света, похоже. Но давай все равно посмотрю. — Вот ключи, — передаю ему находку. В эту самую минуту дверь соседней квартиры открывается и из нее выплывает Эльвира Вениаминовна в своем дорогом шелковом халате в пол и тюрбане на голове. У нее по старинке в руке подсвечник. — Соня, а что у нас происходит? Где свет? Моя Жозефина так испугалась, что забилась в угол. Мой Кеша тоже из серии “я не трус, но я боюсь”. Малейший кипиш и он прячется под кроватью. — Пока не знаю. Пытаемся разобраться. Эля с интересом взирает на Льва в тонком пуловере. Он бесспорно хорошо, красив, мускулист и подтянут. Вениаминовна в свои 70 и то готова растечься лужицей у его ног. — Ну что там молодой человек? — спрашивает, наконец, Эльвира. — Вот видишь, Софа, это для тебя я — старик, а для других — молодой человек. — Не обольщайся, Левушка, — советую, прислонившись к косяку. — Эльвира Вениаминовна у нас почетная бабушка всея подъезда. Для нее мы все молодые люди. Особенно мужчины. — Соня, разве тебя не научили, что говорить о возрасте женщины — мовЭтОн? — вскинув подбородок, пожурила меня старушенция. — Поразительно, Эльвира Вениаминовна, как в вашем лексиконе уживаются такие слова как “блядун” и “мовЭтОн”? — дразню ее я. Но соседка не успевает ничего возразить, потому что Лев ее опережает. — С пробками все в порядке. И только сейчас до меня доходит, что надо посмотреть, что пишут в домовом чате. Лезу в телефон и сообщаю бабе Эле и Льву: — В четырех домах отключили электричество. Авария. — Ах, это похоже, надолго, — ворчит соседка и скрывается в своей квартире. — Ну что, Лев Николаевич, спасибо за помощь. К счастью, обошлось, — я хочу закрыть дверь, но мой бывший ставит в проем ногу. — Подожди. Я что даже чашки чая не заслужил? — улыбается он. — За что? Ты же ничего не сделал, — удивляюсь я. — Как ничего? Я спас тебя от наркоманов. Я проверил ваш щиток. Пробки в порядке, замыкание вам не грозит, — в свете фонарика его усмешка кажется дьявольской. — И у тебя моя куртка осталась. Прищуриваюсь, прокручиваю в голове возможные последствия, а он вдруг говорит: — Обещаю, приставать не буду. Сонь, ты же восточная девушка. У вас же принято предлагать гостю чай. — А если я тебе туда мышьяка насыплю? — язвлю я. — Я выпью с удовольствием. — Хорошо, — решаю, что в принципе на чашку чая он сегодня действительно заработал. — Только руки держи при себе. — Конечно. Пока Лев разувается и снова моет руки, я ставлю чайник и достав из шкафчика свечи, зажигаю их на столе. Телефон скоро сядет и батарею нужно беречь, ведь неизвестно, когда я смогу его зарядить. — У нас романтический ужин? — Лев стоит в дверях и в золотистом отблеске свечей похож на видение из прошлого. Я замираю и чуть не роняю чашку, потому что вижу Льва таким, каким полюбила. Ему тогда было 35, мне 30. Как же много воды утекло с тех пор. — Сонь? — его низкий красивый голос возвращает меня в реальность и я отворачиваюсь к плите, чтобы не казаться растерянной. — Это всего лишь чай. Садись! — командую я. Разливаю напиток по кружкам и ставлю одну перед Львом, другую на своей стороне. На улице зарядил сильный дождь. Косые капли настырно барабанят и по карнизу, и сейчас хочется накрыться с головой одеялом, закрыть глаза и слушать этот магически шум. На небольшой кухне царит полумрак. Две толстые ароматические свечи горят на столе, дымятся две кружки с горячим чаем, а мамино абрикосовое варенье в розетке светится янтарем. Обнимаю керамическую чашку ладонями и от тепла становится хорошо и уютно. Слегка дую на горячий напиток, а, подняв глаза, натыкаюсь на две голубые ледышки. — Мне надо тебе многое рассказать, — просит Лев. — И, пожалуйста, выслушай. Глава 19 Лев 8 лет назад — Что это? — спросил он, глядя на лист А4 и квадратный черно-белый снимок, который Ника положила на стол. — Это наш ребенок. 12 недель. Поздравляю, ты будешь папочкой во второй раз, — улыбаясь сообщила она. Лев схватил выписку, пробежался по ней и бросил и поднял разъяренный взгляд на пока еще жену. — Мы же не спали. Как ты можешь быть на третьем месяце? Мы с тобой уже почти полгода спим в разных комнатах и два месяца не живем вместе, — процедил он сквозь зубы. — Не помнишь? — блеснула она серыми глазами.. — А знаешь, это обидно, когда муж даже не помнит как трахал жену. А я тебе напомню. Крупный договор с тем большим бизнес-центром. Как же он назывался? Ну тот, который напротив “Есентая” (э литный ТЦ в Алматы ) построили? Ты заключил сделку с владельцем, а ночью пришел пьяный в стельку. Праздновал с ребятами. — Я не помню, — Лев пытался найти в омуте памяти тот эпизод, но как назло он действительно не помнил, как в ту ночь оказался дома. Проснулся на следующее утро раздетым в кровати, голова трещала, во рту пересохло, жуткое похмелье мучило. Ника еще тогда ехидно посмеивалась: мол, не умеешь пить — не пей. Проблем с алкоголем у Льва не было, потому что он знал меру. Но в тот день отпустил себя. Сказались несколько факторов: крупный заказ, эйфория от победы, проблемы дома. — Зато я помню, — усмехнулась жена. — Интересная ты женщина, Вероника, — склонив голову на бок сказал он, — после Алисы ты больше не хотела детей, поставил спираль, страдала мигренью. Что сейчас изменилось? — Я по-прежнему их не хочу, но так случилось, — пожала она плечами. — Я убрала спираль несколько месяцев назад. У меня нестабильный цикл, поэтому о беременности я узнала только на 12 неделе. Для меня это такой же шок, как для тебя, милый, — последнее слово она выделила интонационно, но Льву это резало слух. — И ты же понимаешь. что ни один суд нас не разведет, потому что я беременна? Только сейчас Лев понял, к чему она клонит. Они буравили друг друга взглядами несколько долгих, муторных секунд. Несколько часов назад, собираясь на встречу с Никой, он думал, что они поставят все точки над “i” перед финальным слушанием. Она оставил жене и дочери трехкомнатную квартиру и машину, согласился на все ее условия по алиментам. Взамен получил совместную опеку над Алисой. Две подписи в документе о разводе — и он был бы свободен, чтобы начать новую жизнь рядом с Софьей. — Ника, ты же можешь дать свое согласие на развод. Она вдруг резко соскочила и в гневе выкрикнула: — Ты что, хочешь бросить беременную жену?! Беременную твоим ребенком! Хоть ты и не помнишь, как мне его сделал, — верещала она. Перемена в ней была разительной. За одно мгновение из спокойной женщины она превратилась в фурию. И так было уже в не в первый год. — Успокойся и сядь! — ледяным тоном потребовал Лев. — Не затыкай мне рот, Захаров. Я прекрасно знаю, почему ты хочешь быстрее развестись! Я видела тебя с девкой. Обнимались, целовались прямо на людях. Что за шлюху ты себе нашел? Лев встал из-за стола, вмиг оказался рядом с женой и схватил ее за локоть. — Еще одно слово, Ника, и я за себя не отвечаю. Не смей ни говорить о ней, и подходить к ней. Ясно? — О-о-о, — прохрипела она, пытаясь вырваться, — хорошая, значит, шлюха, раз ты так о ней печешься. Что так хорошо дает? Лев еле удержался от большой ошибки. Вместе этого он сильно сжал пальцы на ее коже и лицо Ники скривилось. — Я предупредил тебя, Ника. Я добрый, потому что ты — мать Алисы. Но могу быть и злым. Не лезь к моей женщине! Поняла? — Как мы заговорили! К “моей” женщине”! — передразнила почти бывшая жена. — Еще скажи, что любишь ее. — Люблю, — сразу же ответил Лев. — Я люблю ее. Ты права. Но я никогда не изменял тебе, пока мы были женаты. И ты это прекрасно знаешь, хоть обвиняла меня в обратном. — Сволочь! Какая же ты сволочь, Захаров. Я тоже тебя любила! Я столько лет на тебя угробила! Ты даже спасибо мне не сказала за все, что я для тебя делала, пока ты строил бизнес. Ты урод! Ненавижу тебя! Ненавижу! — Ника снова начала биться в истерике и Льву пришлось снова вести ее в ванную и умыть холодной водой. Благо, Алиса была в школе. Через несколько минут ее поведение резко изменилось и она бросилась мужу на шею, тараторя: — Прости. Прости меня. Ты же знаешь, как я тебя люблю? Я всегда тебя любила. Давай попробуем заново? Этот ребенок послан нам Богом. Он — наш второй шанс. — Нет, Ника. Нет у наших отношений второго шанса. Мы жили с тобой только ради Алисы. Может, хватит мучить друг друга? — Так да? Так? А знаешь, я просто назло не дам тебе развод. Но Лев уже не слушал ее. Он ушел, громко хлопнув дверью. С Вероникой они познакомились на даче у друзей. Она была подругой девушки его лучшего друга. В то время, одиннадцать лет назад, у нее были длинные черные волосы, выразительные серые глаза, открытый взгляд и веселый нрав. Она первая к нему подсела и завела разговор и оказалось, у них много общих тем для разговора. Не знал ведь Лев, что она заранее и очень хорошо подготовилась, потому что увидела Льва на фото рядом с парнем подруги и сразу влюбилась. Операция “Знакомство” прошла успешно, но нужно было закрепить результат и вечером она сама позвала его в кино на неделе. Льву Вероника понравилась, поэтому он подумал: почему бы и нет? А через несколько месяцев Ника принесла ему в клювике тест на беременность и они быстро поженились. Семейная жизнь была вполне хороша, ведь Вероника очень старалась и, глядя на нее, Лев тоже подстраивался и делал все для семьи. А когда родилась Алиса, то весь его мир стал вращаться вокруг нее. Она подобно солнечному свету озарила его жизнь. И все говорили, что Лисенок — папина копия. Через несколько лет у девочки случился первый приступ астмы, который страшно напугал и Льва, и Нику. И все закрутилось: походы по врачам, подбор правильного лечения и препарата. Но одновременно с этим супруги начали отдаляться друг от друга. Ника все чаще была не в настроение, цеплялась к мужу. обвиняя в изменах, которых не было, недостатке внимания, черствости. Лев тоже подливал масло в огонь, отвечая, что целый день работает, устает и не хочет слушать истерики дома. Много позже Лев анализировал прошлое и понял, что между ними уже давно не было ни любви, ни страсти. Симпатия, привязанность чувство долга, уважение, благодарность за дочь — вот, что он все эти годы испытывал. У обоих накопилась усталость, обиды, претензии и разочарование. Отношения, в том числе и сексуальные, сошли на нет. А вот Никины истерики только участились. В какой-то момент Лев сказал, что больше так не может и съехал на квартиру. После долгих переговоров оба решили развестись. И на следующий день после подачи заявления он встретил Софью у горящего дома. И все внутри перевернулось от ее прикосновения, улыбки, голоса, запаха. С каждой встречей, он все больше влюблялся в нее, отмечая про себя, что его впервые кроет так, что страшно. Страшно потерять эту удивительную, красивую, добрую, девушку с чудинкой. А затем Соня доверилась ему и он понял, что стал для нее первым. Лев наивно полагал, что к декабрю уже разведется и тогда сможет перевести их отношения на новый уровень. Ведь как он думал, они с Никой уже практически в разводе. Но новость о беременности жены все перечеркнула. Ника отказалась разводиться. Более того, суд был полностью на стороне матери, а это значило, что повторный процесс можно начать только, когда ребенку исполнится год. Лев метался словно дикий зверь в запертой клетке. Искал выход и не находил. Хотел признаться во всем Софье, но проявил слабость. Боялся, что не простит, не примет, возненавидит, бросит. И даже не станет слушать. Так и случилось. На сторону Ники встала даже мама Льва, которая твердила, что семью надо спасти ради детей. А любовницу гнать поганой метлой. Ника успела нажаловаться свекрови и та теперь считала Соню разлучницей. А вот сестра Юлия поддержала брата и считала, что жить с нелюбимым человеком не стоит даже из-за малышей. Судья же ожидаемо супругов не развел. Потеряв Соню, Лев полностью ушел в работу. Но в его сердце и голове она все еще была полноправной хозяйкой. Лев приезжал к ее дому, сидел несколько минут и ждал, пока выйдет. Были еще две попытки поговорить с ней, но она быстро запрыгивала в такси и уезжала. А потом и вовсе переехала в Астану. Он попросил коллег “вести” ее, и получал еженедельные отчеты. Через полгода пришли снимки, где улыбающаяся Соня принимает цветы от мужчины. И это был первый раз, когда он решил дать ей возможность начать новую жизнь и быть счастливой. Наблюдение за Софьей Лев тогда снял. Но и после этого ему было физически больно без нее. О двух месяцах счастья с любимой женщиной остались только воспоминания и фотографии в "облаке" телефона. Уже после расставания и побега Софьи в другой город, его дочь неожиданно спросила: — Папа, а та женщина, из-за которой плакала мама, все еще приходит к тебе? Он поначалу не знал, что ответить. Но потом погладил ее по голове и сказал: — Нет. — Это хорошо, — улыбнулась девочка. — Потому что если бы она приходила, я бы тебя никогда не простила. Эта тетя — плохая. Из-за нее мама кричала и плакала. Из-за нее я не могла дышать. — Нет, Лисенок, это не правда, — нахмурившись проговорил Лев. — Во всем, что происходит, виноваты только мы с мамой. И я в большей степени. В семью он так и не вернулся. Де юре Ника все еще была его женой, де факто они стали чужими людьми, и все, что их объединяло — дети. После рождения Матвея он старался приезжать каждый день и помогал с сыном, которого полюбил не меньше дочери. Ребенок ведь не виноват в том, что натворили его родители. А когда ему исполнилось шесть месяцев, случилась трагедия. В то время у него резались зубки, и по ночам он постоянно просыпался, хныкал или кричал. Ника была измотана. Днем она решила выпить кофе, пока Матюша спал. Но как только села за стол, сын проснулся. Взяв ребенка на руки, она подошла к столешнице, подняла кружку и в этот самый момент Матвей резко дернулся. Все содержимое вылилось на малыша. Он стал истошно орать и плакать без остановки. Ника с ужасом смотрела, как он краснеет и через несколько секунд некоторые участки кожи покрылись волдырями. Она вызвала скорую и тут же позвонила Льву. Матвея увезли в детскую больницу, где после обработки ожогов перевели в реанимацию. Родителей туда не пустили, вся информация — строго по телефону. У самой Ники случилась истерика, в больницу приехала полиция, чтобы выяснить подробности инцидента, и уже самому Льву пришлось объяснять, что никакого злого умысла не было. Это просто несчастный случай. На следующий день Матвея подняли в палату. У него были перебинтованы ручка, ножка и живот. Ежедневные перевязки давались тяжело, особенно Веронике. За дверью перевязочной она плакала, слыша крики своего мальчика. Ей самой нужна была психологическая помощь, потому что она уже не могла справиться ни со своими эмоциям, ни с чувством вины. Через год после этих событий и поддержания отношений ради детей, и Лев, и Вероника поняли, что пришло время окончательно поставить точку в их браке, в котором они оба задыхались. Ни один из них за последние два года не был счастлив. Наше время Софья слушала его внимательно и ни разу не перебила. Он, конечно, не стал пересказывать ей диалог с женой и дочерью. Но был максимально честен, и сейчас ему казалось, что огромный камень упал с души. Соня задумчиво смотрела в окно, за которым дождь лил стеной. Не поворачивая голову, она тихо спросила: — Как твой сын сейчас? — Хорошо. Небольшой шрам от ожога на руке. — Сколько ему? Семь? — Да. — Столько бы было и моему малышу. Она, наконец, посмотрела на него и в ее глазах отражались не только горящие свечи. В них были боль и разочарование, страх и сомнения. — Знаю. И по-прежнему знаю, что виноват в этом. — Так было угодно Богу. Пусть я и агностик. Но эта мысль меня успокаивает. И сейчас я в этом никого не виню. Даже себя. Глава 20 Софья Наше время — Очень много ошибок в прошлом, — эти слова даются Льву тяжело. — Куда ни глянь, виноват везде. Меня сгубила самонадеянность, уверенность в том, что я тихо разведусь и ты ничего не узнаешь. А потом проблемы росли как снежный ком и я, взрослый тридцатипятилетний мужик уже не смог с ними справиться, — он качает головой. — Я знал, что даже если расскажу правду, ты уйдешь от меня. А я уже не мог от тебя отказаться, вдыхал твой запах словно наркоман. — И тем не менее, шесть лет назад ты отпустил меня во второй раз, поверив бывшей жене, — горько усмехнулась я. — Я ей не поверил и поехал убедиться во всем лично. А ты была на этих качелях с мальчиком, который звал тебя мамой. Ты была счастлива и я, помня сколько боли тебе причинил, просто ушел с дороги. Кто я, чтобы рушить чужую семью? Так, неприятное прошлое, — он смотрит на остывший чай, к которому даже не притронулся. — Давай, налью новый, — беру кружку и иду к столешнице. Все делаю молча, прикусив губу, потому что не хочу перед ним плакать. — Я знаю, что восемь лет назад ты жила на правом берегу Астаны, в районе старого вокзала. Замираю с чайником в руке и задерживаю дыхание. — Летом ты сначала ездила в отпуск в Турцию, а в конце августа в командировку в Нью-Йорк. — Следил за мной? — возвращаю его кружку на стол и сажусь напротив. — Первое время. Пока не увидел тебя с парнем. Цветы тебе таскал. Что за парень кстати? — спрашивает, склонив голову набок. — А ты его разве не пробивал? — Пробивал. Интересно, что ты сама скажешь. — Просто парень, — отвечаю сузив глаза. К концу года у меня действительно появился поклонник и я очень хотела дать ему шанс. — Хороший. Красиво ухаживал, букеты дарил. — И ты начала с ним встречаться… — Ты же знаешь, что да. Зачем спрашиваешь? — Как долго? — Это что допрос? Давай я задам тебе встречный вопрос. За шесть лет развода у тебя были другие отношения? — Нет, — сходу проговаривает он. — Что и даже для здоровья? — Если только для него, — эти слова говорит без единой эмоции на лице. — Но отношения и “встречи для здоровья” — разные вещи. — Сейчас кто-то есть? — Уже нет, — отвечает сходу, даже не задумываясь. — Как давно нет? — Прилично, — уходит от ответа. — У нас было условие: как только один из нас решает закончить, мы говорим об этом открыто. — И кто закончил? — Я. — М-м-м. Я смотрю с годами кто-то научился говорить правду перед перепихоном, — злорадствую я и он улыбается правым уголком рта. — А как твоя жена? Успокоилась? — Замуж вышла. Два года назад. Сошлась с одноклассником и уехала к нему в Бельгию. Сказала, что влюбилась по-настоящему. Меня легонько поколачивает от этой новости, потому что Вероника так вцепилась в Льва, так держалась за него, что позволила себе сыпать проклятиями и оскорблять. А теперь она в шоколаде, любовь у нее. Какая ирония! — Вот это да! Ну любовь — это, конечно, хорошо. Стесняюсь спросить, а сын с кем? — интересуюсь я. — Со мной. Сначала она взяла время, чтобы там устроиться, а потом мы решили, что Матвею будет лучше со мной. Так и живем. Решили? Или просто новый мамин муж не захотел воспитывать ребенка чужого дяди? — Втроем? — Вдвоем. — А как же дочка? — упоминаю ее и перед глазами встает лицо заплаканной маленькой девочки. В нашу единственную встречу она смотрела на меня волком. — Ей захотелось самостоятельности, — улыбается Лев. — Сказала, что мы ее слишком опекали в детстве и теперь ей нужна свобода. Алиса учится в университете и снимает квартиру с подругой. — А если ты здесь на ночь глядя, то где твой сын? — У моей сестры Юли. Помнишь, мы с тобой познакомились, когда я не мог ее найти? Мы с ней живем в одном подъезде и наши сыновья почти ровесники и очень дружат. Ночуют по очереди то у нас, то у них. Завтра я везу мальчиков на картинг. — Ох, Лева. Жизнь тебя, конечно, тоже потрепала, но ты все-таки хорошо устроился. И так везде ладненько. Отец-одиночка с женщиной для встреч. Кстати, а много их у тебя было? Ну тех, что для здоровья? — Нет, не много. — Ой, а давай мы корпоративчик замутим: “Лев Николаевич и его бабы в Ясной поляне”. Как тебе, а? Общих тем для разговора у нас будет много. Лев лишь усмехается и скользит по мне взглядом. — Ты не ответила на мой вопрос, — напирает Лев. — Что за мужчина? — Ну ты же знаешь, что он работал в пресс-службе Министерства финансов. Сначала разговаривали по телефону, потом он предложил встретиться. Я согласилась. Клин клином вышибают. — Долго ты с ним была? — Лев заскрипел зубами, показывая, как ему неприятна одна мысль об этом. — Я с ним не была. Сходили пару раз на свидание. И все, — отвожу взгляд, вспоминая, как неловко тогда было перед ним. — И все? Что…он тебя за руку даже держал? — Нет. Я его ударила, — занимаю рот чаем только, чтобы не смотреть на него. Лев начинает звонко смеяться, а у меня опять дежа-вю. Вот точно также он сидел на этом месте и хохотал, когда я рассказывала ему веселые истории из своей жизни. Поразительно, как все-таки много воспоминаний о двух месяцах с ним все еще живут во мне. Хорошая память — мой дар и проклятие. — Даже страшно подумать, что он такое сделал, что ты ему врезала, — Лев, наконец, приходит в себя. — В том-то и дело, что ничего. Просто защитная реакция. Я потом долго перед ним извинялась, — оправдываюсь я. — Даже вискарь дорогой подарила. Хороший парень. Женился через год после этого. На нормальной девушке без заскоков. — Я хотел спросить еще тогда, — Лев подается перед и, сцепив руки замком, положил их перед собой на стол. — Почему ты такая? — Какая? — Почему так реагируешь на мужские прикосновения, боишься, дерешься? — Уже не дерусь. Я прошла терапию. — А все-таки? Я помню тебя восемь лет назад. Ты же даже меня держать за руку поначалу боялась. Долго вглядываюсь в его лицо, собираясь с мыслями. Лев — тот самый человек, разрушивший мои оковы. С ним я ожила, а потом снова погибла. И есть ли смысл сейчас ворошить прошлое? — Правда не такая уж приятная, — признаюсь честно. — Даже мне понадобилось много лет, чтобы ее принять и отпустить. — Расскажешь? Откинувшись на спинку стула, постукиваю ногтями по кружке. Решаю, стоит или нет. Последний человек, которому я изливала душу, — мой психолог в столице. Очень мне помогла, кстати. Лев выжидает, не торопит. И я собираюсь с силами. Глава 21 Софья Наше время — Очень много ошибок в прошлом, — эти слова даются Льву тяжело. — Куда ни глянь, виноват везде. Меня сгубила самонадеянность, уверенность в том, что я тихо разведусь и ты ничего не узнаешь. А потом проблемы росли как снежный ком и я, взрослый тридцатипятилетний мужик уже не смог с ними справиться, — он качает головой. — Я знал, что даже если расскажу правду, ты уйдешь от меня. А я уже не мог от тебя отказаться, вдыхал твой запах словно наркоман. — И тем не менее, шесть лет назад ты отпустил меня во второй раз, поверив бывшей жене, — горько усмехнулась я. — Я ей не поверил и поехал убедиться во всем лично. А ты была на этих качелях с мальчиком, который звал тебя мамой. Ты была счастлива и я, помня сколько боли тебе причинил, просто ушел с дороги. Кто я, чтобы рушить чужую семью? Так, неприятное прошлое, — он смотрит на остывший чай, к которому даже не притронулся. — Давай, налью новый, — беру кружку и иду к столешнице. Все делаю молча, прикусив губу, потому что не хочу перед ним плакать. — Я знаю, что восемь лет назад ты жила на правом берегу Астаны, в районе старого вокзала. Замираю с чайником в руке и задерживаю дыхание. — Летом ты сначала ездила в отпуск в Турцию, а в конце августа в командировку в Нью-Йорк. — Следил за мной? — возвращаю его кружку на стол и сажусь напротив. — Первое время. Пока не увидел тебя с парнем. Цветы тебе таскал. Что за парень кстати? — спрашивает, склонив голову набок. — А ты его разве не пробивал? — Пробивал. Интересно, что ты сама скажешь. — Просто парень, — отвечаю сузив глаза. К концу года у меня действительно появился поклонник и я очень хотела дать ему шанс. — Хороший. Красиво ухаживал, букеты дарил. — И ты начала с ним встречаться… — Ты же знаешь, что да. Зачем спрашиваешь? — Как долго? — Это что допрос? Давай я задам тебе встречный вопрос. За шесть лет развода у тебя были другие отношения? — Нет, — сходу проговаривает он. — Что и даже для здоровья? — Если только для него, — эти слова говорит без единой эмоции на лице. — Но отношения и “встречи для здоровья” — разные вещи. — Сейчас кто-то есть? — Уже нет, — отвечает сходу, даже не задумываясь. — Как давно нет? — Прилично, — уходит от ответа. — У нас было условие: как только один из нас решает закончить, мы говорим об этом открыто. — И кто закончил? — Я. — М-м-м. Я смотрю с годами кто-то научился говорить правду перед перепихоном, — злорадствую я и он улыбается правым уголком рта. — А как твоя жена? Успокоилась? — Замуж вышла. Два года назад. Сошлась с одноклассником и уехала к нему в Бельгию. Сказала, что влюбилась по-настоящему. Меня легонько поколачивает от этой новости, потому что Вероника так вцепилась в Льва, так держалась за него, что позволила себе сыпать проклятиями и оскорблять. А теперь она в шоколаде, любовь у нее. Какая ирония! — Вот это да! Ну любовь — это, конечно, хорошо. Стесняюсь спросить, а сын с кем? — интересуюсь я. — Со мной. Сначала она взяла время, чтобы там устроиться, а потом мы решили, что Матвею будет лучше со мной. Так и живем. Решили? Или просто новый мамин муж не захотел воспитывать ребенка чужого дяди? — Втроем? — Вдвоем. — А как же дочка? — упоминаю ее и перед глазами встает лицо заплаканной маленькой девочки. В нашу единственную встречу она смотрела на меня волком. — Ей захотелось самостоятельности, — улыбается Лев. — Сказала, что мы ее слишком опекали в детстве и теперь ей нужна свобода. Алиса учится в университете и снимает квартиру с подругой. — А если ты здесь на ночь глядя, то где твой сын? — У моей сестры Юли. Помнишь, мы с тобой познакомились, когда я не мог ее найти? Мы с ней живем в одном подъезде и наши сыновья почти ровесники и очень дружат. Ночуют по очереди то у нас, то у них. Завтра я везу мальчиков на картинг. — Ох, Лева. Жизнь тебя, конечно, тоже потрепала, но ты все-таки хорошо устроился. И так везде ладненько. Отец-одиночка с женщиной для встреч. Кстати, а много их у тебя было? Ну тех, что для здоровья? — Нет, не много. — Ой, а давай мы корпоративчик замутим: “Лев Николаевич и его бабы в Ясной поляне”. Как тебе, а? Общих тем для разговора у нас будет много. Лев лишь усмехается и скользит по мне взглядом. — Ты не ответила на мой вопрос, — напирает Лев. — Что за мужчина? — Ну ты же знаешь, что он работал в пресс-службе Министерства финансов. Сначала разговаривали по телефону, потом он предложил встретиться. Я согласилась. Клин клином вышибают. — Долго ты с ним была? — Лев заскрипел зубами, показывая, как ему неприятна одна мысль об этом. — Я с ним не была. Сходили пару раз на свидание. И все, — отвожу взгляд, вспоминая, как неловко тогда было перед ним. — И все? Что…он тебя за руку даже держал? — Нет. Я его ударила, — занимаю рот чаем только, чтобы не смотреть на него. Лев начинает звонко смеяться, а у меня опять дежа-вю. Вот точно также он сидел на этом месте и хохотал, когда я рассказывала ему веселые истории из своей жизни. Поразительно, как все-таки много воспоминаний о двух месяцах с ним все еще живут во мне. Хорошая память — мой дар и проклятие. — Даже страшно подумать, что он такое сделал, что ты ему врезала, — Лев, наконец, приходит в себя. — В том-то и дело, что ничего. Просто защитная реакция. Я потом долго перед ним извинялась, — оправдываюсь я. — Даже вискарь дорогой подарила. Хороший парень. Женился через год после этого. На нормальной девушке без заскоков. — Я хотел спросить еще тогда, — Лев подается перед и, сцепив руки замком, положил их перед собой на стол. — Почему ты такая? — Какая? — Почему так реагируешь на мужские прикосновения, боишься, дерешься? — Уже не дерусь. Я прошла терапию. — А все-таки? Я помню тебя восемь лет назад. Ты же даже меня держать за руку поначалу боялась. Долго вглядываюсь в его лицо, собираясь с мыслями. Лев — тот самый человек, разрушивший мои оковы. С ним я ожила, а потом снова погибла. И есть ли смысл сейчас ворошить прошлое? — Правда не такая уж приятная, — признаюсь честно. — Даже мне понадобилось много лет, чтобы ее принять и отпустить. — Расскажешь? Откинувшись на спинку стула, постукиваю ногтями по кружке. Решаю, стоит или нет. Последний человек, которому я изливала душу, — мой психолог в столице. Очень мне помогла, кстати. Лев выжидает, не торопит. И я собираюсь с силами. — Это было летом 99-го. Дядя тогда передал нам целое ведро вишни. Как сейчас помню, красной и чуть кисленькой. На каникулах я часто приезжала сюда, к бабушке и дедушке. В тот день я везла им вишню. Вышла на остановке и пошла через соседний двор и гаражи. Это был мой постоянный маршрут. Я не заметила ничего подозрительного. И ничего не почувствовала, — закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Почему-то вспомнился сеанс гипноза, во время которого мне удалось по крупицам собрать тот день. И хотя, казалось, я помнила все, но тогда всплыли новые детали. — Когда проходила мимо гаражей, кто-то очень сильный схватил меня и зажал рот рукой. Пакет с вишней упал, она вся рассыпалась, а я мычала и пыталась вырваться. Он утащил меня в небольшой проем и отбросил к стене. Я сильно ударилась головой, а он на меня навалился и начал целовать. От него пахло ужасно, мерзко, до рвоты. Меня чуть не вывернуло, когда он проник в рот языком. А потом начал трогать везде. Его руки словно щупальца осьминога сковали меня. Он разорвал мой сарафан, а я закричала: “Помогите”. Я кричала, кричала, кричала, пока он не зажал мне рот одной ладонью, а второй не опустил одну чашечку лифчика. А дальше…Дальше его пальцы проникли под трусики и я широко распахнула глаза от боли. Это было ужасно. Я замолчала, потому что снова ощутила физическую боль от движений насильника, от того, что его пальцы блуждали внутри, кружили, давили. А я ничего не могла сделать, потому что была в два раза слабее. — У него был скрипучий голос. Даже знаешь, такой противный, как будто по стеклу ногтем ведут. И он мне на ухо повторял: “Какая сладкая девочка. Какая чистая, сладкая девочка. Я люблю чистых”. Затем он резко повалил меня на землю. Я начала пятится назад, а он навалился, поднял мои руки и зафиксировал их кулаком. А другой рукой начал снимать свои штаны. И тогда я заорала так громко, что сама чуть не оглохла. И вдруг я услышала лай собаки. Громкий, грозный. Овчарка подбежала к мужику и вцепилась клыками в его штанину. Он заорал и отпрянул. А пес скалился, рычал и встал прямо рядом со мной живым щитом. Через секунду я услышала голос соседки: “Зевс, Зевс!” Это бабушкина соседка, тетя Алия звала свою собаку. Тот мужик быстро сбежал, а я села на земле и начала плакать. Тетя Алия тут же подбежала, спрашивала, что он со мной сделал. А у меня вся одежда разорвана. Сотовых тогда не было, позвать на помощь — некого. И мы с ней вот так дошли. Она меня прижала к себе и довела до бабушки. А там началось! У нее чуть инфаркт не случился. Бабуля вызвала дедушку, моих родителей, полицию. Меня увезли сначала к врачу на осмотр, потом я давала показания. Я тогда услышала перешептывание врача и медсестры: “Слава Богу, повреждений у девочки нет”. У деда были связи, он же работал фотографом в “Казправде”. Он поднял на уши всех, кого только можно. Мне тогда показалось, что бабушка с дедушкой за день поседели и постарели. Замолкаю и только теперь смотрю на Льва. Лицо напряженное, зубы крепко стиснуты, в глазах пылает ярость. Один кулак на столе крепко сжат. Кажется, еще чуть-чуть и он проломит им мой стол. И я вспомнила дедушку и папу — крепких мужиков, которые глядя на меня, чуть не плакали от бессилия. После всех процедур меня привезли домой и я попросила маму искупать меня. Мне казалось, что я грязная. Сказала маме натереть меня мочалкой сильно-сильно, но она расплакалась. И тогда я взяла все в свои руки и принялась остервенело водить жесткой щеткой по коже. Терла, терла, терла и кричала. Мама силой отобрала мочалку, включила холодную воду и привела меня в чувство. Я сидела в ванной совершенно голая и пустая. Вода текла по лицу, а я уставилась в одну точку и ничего больше не слушала. Мама вытерла меня полотенцем и закутала в махровый халат. Я же подчинилась ей, как безвольная тряпичная кукла. Потом она позвала папу и он на руках донес меня до кровати. — Его нашли? — низкий и красивый голос Льва выдернул меня из болезненных воспоминаний. Мой рассказ, похоже, его очень разозлил. — Нашли. Можно сказать, по горячим следам. Во-первых, у него была рана от укуса на ноге. А во-вторых, когда он бежал, из кармана выпала смятая пачка Мальборо. Люди, знавшие его, подтвердили, что он именно такие сигареты курил. Когда взяли, папа и дяди требовали выдать его им для самосуда. Восточные мужчины такие: с шашкой наголо и вперед! Остывают долго. Хорошо, дедушка привел их в чувство. Мы, кстати, с тетей Алией ездили на опознание. Только мне показывали фотографию, а она прямо заходила в кабинет и указала на того мужика. В общем, его посадили. — Найду и сам придушу, — прорычал Лев, вложив в этот рык всю ненависть, на которую был способен. — Ты не успел, — усмехаюсь я. — Его уже давно сожрали черви. — Откуда ты знаешь? — Я воспользовалась связями в полиции и подняла его дело в архиве, — сказала бесцветным голосом. — Когда мы с тобой расстались, я уехала по работе в Астану. Это было лучшим решением, потому что здесь все напоминало о тебе. Как бы холодно мне не было в столице, но она меня спасла. Там же я решила пойти к психотерапевту, чтобы разобраться в себе. И знаешь, помогло. Мы вскрыли этот гнойник и выкачали оттуда все, что могли. Ведь именно из-за того мужчины, я боялась прикосновений, а с 13 до 15 лет меня провожали и забирали со школы либо братья, либо бабушка с дедушкой. Иногда я доходила с подружками — Айлин и Дианой. Они оставляли меня в квартире и шли дальше. А сейчас даже не скажешь, потому что я самая бойкая из них. Но это, наверное, потому что братья учили меня драться. Поэтому я бью прямо в нос, — тихонько засмеялась. — Ты сказала, что смотрела его дело. Что в нем? — нетерпеливо спросил Лев. — Там все плохо, — вздохнула я. — Оказалось, за неделю до меня он изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку. А когда со мной не вышло, то он нашел новую жертву — мою ровесницу. Ее родители тоже обратились в полицию. Мне по сравнению с ней еще повезло. Я подала официальный запрос в Комитет уголовно-исполнительной системы. Написала, что снимаю репортаж о педофилах. Вскоре пришел ответ, что он умер в тюрьме. Копнула дальше и выяснила, что вздернулся. Или помогли вздернуться, — я до боли надкусила нижнюю губу, а потом засмеялась. И смех получился таким тихим и зловещим. — И знаешь, что? Можешь считать меня жестоким и страшным человеком, но мне его совершенно не жаль. Я была рада узнать, что он сдох. Надеюсь, перед этим его опустили, сделали петушком. Зэки не любят насильников. Тем более педофилов. Лев резко встал, прошел мимо меня и остановился у окна. Он открыл его, впустив в кухню свежий воздух. Но свечи от ветра мгновенно потухли, а по спине пробежал холодок. Дождь уже закончился, оставив после себя лужи на дорогах и запах влажной земли и пока еще зеленой листвы. Тусклый свет уличного фонаря слабо освещал комнату. Лев опустился на корточки и взял мои ладони в свои. — Почему ты тогда не сказала? — осторожно спросил он. — Зачем? Чтобы меня пожалели? Так я наоборот этого не люблю, — посмотрела ему прямо в глаза, но не увидела в них жалости. В них было что-то иное. — Я хотела, чтобы ты не знал моих демонов. Я хотела быть хорошей. И потом, зачем тебе эта информация? Ты бы тогда признался, что все еще женат? Или как? Молчит, потупив взгляд. — И знаешь, это хорошо, что ты все-таки настоял на разговоре. Мы обнажили души друг перед другом. Тогда я отдалась новым чувствам, эмоции, любви, ощущению полета и счастья. Мир заиграл новыми красками. Мы только и делали, что целовались, обнимались, занимались любовью или просто молчали. Наверное, надо было говорить не только про увлечения, книги и фильмы. Но на то мы и люди, чтобы ошибаться. Вот ты мне все рассказал. Тебе стало легче? — Намного. — И мне. Как гора с плеч. Твоя настойчивость была не зря. Когда я узнала, что случилось с тем человеком, я закрыла свой первый гештальт. Сегодня — второй. — Прости меня, Софья. Прости за боль, которую я тебе причинил. Прости, что промолчал. Прости, что шесть лет назад не проверил все и потерял столько времени. Я думал, ты счастлива, хотя сам не был. А когда увидел тебя в коридоре несколько дней назад и узнал, что у тебя нет мужа и сына, сорвался. Все, что я так старательно прятал, вырвалось наружу. Все, что я к тебе чувствовал. Давай попробуем начать с чистого листа? — Нет, Лев. Я говорила, что в одну реку дважды не войдешь. — Может, ты хотя бы подумаешь? Я обещаю, что не буду давить. В горле стоит ком, горячие слезы текут по щекам, внутри все переворачивается от его голоса, близости, рук. — Не знаю, — отвечаю на автомате, а сама чувствую, как сердце предательски тянется к нему. — Стереть память друг другу не получится. — И не надо. Просто позволь мне быть рядом, — он замолкает ненадолго, продлевает эту горько-сладкую пытку. — Сонь? — М-м-м? Лев освобождает мои ладони и помогает мне подняться. Мы стоим очень близко друг к другу, что, кажется, слышим наши сердца. Он протягивает руку, кладет ее на затылок и я позволяю ему притянуть себя еще ближе. Хочу хотя бы раз почувствовать его губы на своих. Нас разделяют миллиметры, еще чуть-чуть и… Над нами загорается яркая лампочка, которая ослепляет, как полуденное летнее солнце. И это, признаться, отрезвляет. Магия ночи растаяла с рассветом. — О, электричество дали, — говорю очевидное и отстраняюсь. — Как вовремя, — ворчит Лев, взъерошив волосы. — Тебе пора. Я молча указываю рукой на дверь и Лев послушно выходит в коридор. — Прошу тебя подумать над моим предложением, — заявляет Лев и надевает правый ботинок. — Черт! Лев багровеет на глазах, а ноздри его раздуваются как парашюты. — Что? — испуганно смотрю на него. — Твой кот, — цедит сквозь зубы. — Он нассал мне в ботинок! — Не-е-ет, — шокировано выпучиваю глаза. — Кеша не мог. Он никогда так не делал! Лев снимает обувь, переворачивает ее и я смотрю, как на плитку стекают желтые капли. У самого Льва мокрый и вонючий носок. — Прости! — пищу я, как настоящая мышка, а потом складываюсь пополам от хохота. Мой смех, наверное, слышен на весь подъезд. Меня несет так, что слезы брызжут из глаз, а живот начинает сводить. Чувствую себя, как никогда живой. А вот Лев смеется тихо, облокотившись о стену и закрыв глаза. Со стороны мы выглядим как сумасшедшие. Для полного счастья не хватает только шипящего и злорадствующего Иннокентия. Как говорит Вадик: "Сделал гадость — сердцу радость". Глава 22 Утром проснулась с ясной, легкой головой. После вечера откровений внезапно стало легко и спокойно на душе, словно она очистилась. Все плохое, тяжелое ушло, не осталось секретов и недомолвок, и я больше не держалась за прошлое. Сегодня воскресенье и я иду на семейную сходку, где будут только женщины. “Праздник колыбели” — отличный повод увидеть не только маму, но и мою любимую сестру Эсми. У нее всегда в запасе куча сплетен, чтобы скрасить любое мероприятие. Надеваю скромное платье в пол, чтобы уйгурские матроны меня не заклевали (хотя на самом деле они меня любят), делаю легкий макияж, распускаю волосы. Гулять так гулять! К полудню собираемся на крыльце кафе. Маму увели куда-то снохи, а я жду кузину, которая как всегда опаздывает. Приходить куда-то с большим опозданием — отличительная черта народов стран Центральной Азии. Непонятно, чем это обусловлено, но если вы пригласите казаха, уйгура, кыргыза к пяти вечера, то они придут к семи. Никто точно не знает, почему так сложилось. Но вот такая чудинка. — Привет! Я не опоздала? — по ступенькам поднимается Эсми. В одной руке она держит клатч, в другой — подол платья. У нее красивые карие глаза и каштановые волосы чуть ниже плеч. Она встает рядом со мной и целует в щеку. — Как всегда вовремя, — иронизирую я. — Что на этот раз? — Да блин, бывший муж нарисовался, — ворчит она. — То-то я смотрю, какая-то подозрительная активность: детям стал чаще звонить, в торговый центр свозил. А сегодня с утра на пороге стоит с цветами. Говорит, давай попробуем сначала! Еле выгнала. — Осеннее обострение у них что ли? — ухмыляюсь я. — Мой бывший тоже вчера сидел под дверью, пришлось пустить в туалет. А там понеслась. — Что? Тот самый? — глаза сестры загораются в ожидании жареной сплетни. — Мне нужны подробности. — Не здесь, — кошусь я в сторону тетушек, у которых локаторы работают в радиусе километра. — Ой, я же с ними не поздоровалась, — смеется Эсми и бежит всех обнимать. В наших краях принято в первую очередь здороваться/обниматься/целоваться со старшими, а уже потом заниматься своими делами. Эсми очень веселая и неунывающая девчонка. Несколько лет назад она застукала мужа с любовницей в примерочной их бутика на барахолке. Поймала на месте преступления прямо в процессе, выдернула тетку за волосы и протащила по всему рынку. На секундочку, на фрау шлюхер была только юбка и бюстгальтер. Эсми устроила ей такую “прогулку позора”, что в конце у той отвалились накладные волосы. Как позже оказалось, муженек уже несколько месяцев обманывал ее со своей же подчиненной, то есть с продавщицей. После этого Эсми забрала двоих детей, подала на развод и переехала к родителям. Тогда у нее не было ни стабильной работы, ни сбережений. Сестра с нуля начала маленький бизнес — делала полуфабрикаты на продажу: лепила пельмени, вареники, манты. А сегодня у нее уже свой цех и магазин — “Вкусняшки от апашки”, то есть от мамочки. — Так, всех перецеловала, — шутит сестра, подходя ко мне. — А-а-а-ах, ты посмотри, кто приехал. Поворачиваю голову и вижу, как из высокого и очень дорого джипа выходит наш двоюродный брат Фархат. Он открывает пассажирскую дверцу и протягивает руку жене. Альфия бросает на него гневный взгляд и демонстративно выходит сама. Он нервничает, но послушно идет следом. По пути к кафе они здороваются с родственниками, а мы с Эсми наблюдаем за ними со стороны. — Поругались что ли? — шепчу я на ухо Эсми. — Ты что не в курсе? Я думала мама тебе все уже рассказала, — тихо отвечает. — У Фарика оказывается есть токалка и шестилетний сын. Альфия требует развод, а он не дает. Говорит, токал их жизни не помешает. Мол, я тебя обеспечиваю, хорошо зарабатываю, чего тебе не хватает? — Козел. Мало мы его били в детстве. Говорила я тебе тогда, давай его к дереву привяжем, — вспоминаю наши с сестрой шалости. Мы правда очень издевались над двоюродным братом. — Помнишь, как он орал, когда ему делали “чик-чик” в пять лет? — Эсми пальцами показывает ножницы. “Чик-чиком” мы называем обрезание. — Надо было, чтобы мулла ему вместе с крайней плотью отрезал еще и колокольчики. — Я своего кота все время этим пугаю, — посмеялась я. — Капец, — цокает она, — настругал четверых в семье и пятого на стороне. Он не боится, что Альфия его однажды ночью задушит подушкой? Она же с характером! Посмотри, как держится! Какой ледяной взгляд! Какая осанка! Я бы уже прибила. — Улыбайся, они идут к нам, — дергаю за руку сестру и мы синхронно рисуем на лицах такие фальшивые улыбки, что аж скулы сводит. — Девчонки, привет! — Фарик поднимает руку в знак приветствия. — Привет-привет! — с издевкой говорит Эсми, а я молча киваю. — Позвони, как все закончится, я тебя заберу, — он также демонстративно целует жену в щеку, хотя ей это неприятно. Все это шоу сыграно для родни, чтобы показать, что у них все хорошо. Хотя по настроению Альфии этого не скажешь. Она тихо ему отвечает: — Пошел ты в жопу. Ей в ответ он хмыкает, а нам подмигивает. Кобель — и в Африке кобель. — Ну как ты? — спрашивает Эсми у нашей снохи, когда ее муж уезжает. — Так хочу его убить, но не хочу в тюрьму, — вздыхает Альфия. — Я вижу один выход — развод. — Там хорошо, поверь мне, — пытается подбодрить ее Эсми. — Девочки, пойдемте за стол, — к нам подходит моя мама и зовет в зал. “Праздник колыбели” проводят, когда младенцу исполняется сорок дней. До этого его не показывают посторонним, потому что считается, что в первые дни жизни он очень уязвим. Все это время его берегут от сглаза и злых духов, дают ему возможность подрасти, окрепнуть и адаптироваться к новой среде. Также в первые сорок дней нельзя стричь волосы и ногти, а у ночью у колыбели должен гореть светильник, чтобы отгонять нечисть. Если мама малыша — первородка, то по традиции ее и новорождённого из больницы привозят в дом родной матери. Та сорок дней заботится о внуке и в первую очередь о дочери, которую она ограждает от всех бытовых дел. Задача молодой мамочки — есть, спать, отдыхать и кормить новорожденного. Все остальное делает ближайшее окружение. Через сорок дней младенец готов к смотринам. Родные устраивают большой той, на котором гуляют женщины со стороны мамы и отца ребенка. Амина — моя двоюродная сестра, дочь папиной младшей сестры. Ей всего 23, а она уже мама. Вся светится от счастья, хотя видно, что устала. Порхает между столами, принимает поздравления и подарки. Аслана — так зовут сына Амины — показывают гостям во время проведения главного ритуала “Бющук тоя”. Пока он спокойно спит на руках мамы, женщины раскладывают на столике в центре зала все атрибуты обряда. Две расписные ритуальные чаши и серебряную ложку. В одну чашу набирают воду и бросают туда монеты и какое-нибудь украшение из золота, которая нужна для очищения жидкости и считается символом богатства. Гости по очереди подходят к столу, зачерпывают воду ложками и выливают в пустую чашу, высказывая ребенку добрые пожелания и наставления. Ложек должно быть сорок. В тот же день мама должна искупать младенца в этой воде, наполненной позитивной энергией. Подходит наша с Эсми и Альфией очередь. Маленькому Аслану уже пожелали счастья, здоровья, удачи, успехов и богатства, а у меня в голове вертится другое слова. Держа ложку с водой над второй чашей, говорю вслух: — Пусть будет честным. Честность — важное качество для мужчины наравне со смелостью. Это я еще восемь лет назад поняла. После всех обрядов начались танцы. Мы с Эсми выбрались подышать на улицу. Эсмии обмахивает лицо ладонями, потому что в зале было как всегда душно — бабушки на таких мероприятиях запрещают включать кондиционеры, боясь, то их продует. — Что-то с возрастом я стала слишком сентиментальной, — вздыхает Эсми. — Вспомнила, как мои были такими же крошечными. — А у тебя как? — тихо спрашивает. — Нормально. Завтра иду к врачу. Скоро начнем новую стимуляцию. — Молодец! Все получится. Тьфу-тьфу-тьфу, — Эсми делает вид, что плюет через плечо. Это ее фишка. — Ой, смотри, кто к нам пришел! На крыльцо вышла Амина с сыном на руках. Он был одет в небесно-голубой слип с вышитым мишкой Тедди на груди и завернут в белоснежное вязаное одеяло. — Какое чудо чудесное! — умилялась Эсми, разглядывая племянника. — Аминка, он наш! Сто процентный Касымов! Такой же беленький, как ты. Тьфу-тьфу-тьфу на тебя! — А можно подержать? — спросила я осторожно. — Конечно, эдэ ( уважительное обращение к старшей сестре ), — улыбнулась Амина и передала мне малыша. Стоило взять на руки Аслана, как меня затопила волна такой пронзительной нежности, что я чуть не задохнулась. Он чуть закряхтел, после чего показал мне свою крохотную пятерню и чуть приоткрыв глазки, неожиданно улыбнулся. — Эсми, смотри! — восторженно позвала я. — У нас говорят, что когда младенец улыбается во сне, значит он общается с ангелами. Это хороший знак, — объясняет мать двоих детей. — Серьезно? — Да, мама тоже мне так сказала, — подхватила Амина. — Смотрите, как ему хорошо. Вот так он днем спит, а ночью кричит. Колики, — морщится она. — Это же такое счастье, — я не удержалась, приподняла Аслана и коснулась щекой его маленькой щечки. — Я тоже так хочу. Глава 23 Лежу на гинекологическом кресле, затаив дыхание, пока мой репродуктолог водит датчиком и внимательно смотрит в монитор. По ее взгляду сложно определить, как обстоят дела — хорошо или плохо. Я уже год наблюдаюсь у Анастасии Николаевны и столько же живу на гормонах. Может, именно от них у меня помутнение рассудка и странная реакция на Льва? — Все, Соня, можете одеваться, — врач улыбается и убирает с датчика защитную резинку. — Как дела? — осторожно спрашиваю я. — В принципе, хорошо. После прошлого цикла сейчас все спокойно, я бы даже сказала красивенько. — Красивенько — это обнадеживает, — шучу я, хотя у самой трясутся руки. Анастасия Николаевна проходит на свое рабочее место, а я остаюсь за ширмой и одеваюсь. От переживаний становится и душно, и сухо во рту. Натянув на себя блузку и брюки, запрыгиваю в лодочки и иду на казнь. Внимательно слежу за тем, как Анастасия Николаевна печатает заключение на компьютере. Про таких как она говорят “женщина без возраста”: худенькая, тоненькая, невысокая. Глаза у нее чуть узкие, но голубые, губы тонкие, волосы на два тона светлее моих. Она постоянно носит каре. — Итак, Соня. Как я и сказала, после последнего цикла все выглядит очень хорошо. Это я сейчас про матку. Делаем перерыв в этом месяце и уже со следующего начнем новую стимуляцию, — она распечатывает лист с назначением и показывает его мне. — Вот список препаратов на это время. У моего репродуктолога очень спокойный, мелодичный голос, вселяющий надежду. Когда я попала к ней в первый раз, то сразу поняла, что она — мой доктор. Анастасия Николаевна считает, что во время подготовки к ЭКО нужно привести в порядок не только тело, но и душу. Но с последней у меня в настоящее время проблемы. Как бы мои душевные терзания не сказались на моей грандиозной “операции Ы”. — А что на счет…ну донора? — немного мнусь я. — Ах да! У нас этим девочка занимается Жазира. Я предупрежу, что вы к ней подойдете. Она подберет вам анкеты из нашей базы данных. Вам бы самой кого хотелось? — Ну-у-у не знаю, — теряюсь я. — Наверное, такого блондинчика с голубыми глазами. У меня зеленые, а у него пусть будут голубые, как у вас. Анастасия Николаевна засмеялась, а я вдруг с ужасом поняла, что описала маленького Льва, потому что большой — и есть блондин с холодными голубыми глазами. — Знаете, что самое смешное Соня? — усмехается врач. — Мои дети на меня совершенно не похожи. Муж у меня дунганин, а дочери брюнетки с раскосыми черными глазами. Я как будто просто мимо проходила. Но такая удивительная штука генетика. Встреча с врачом меня воодушевила. После нее я в приподнятом настроение поехала на работу и благо успела к десяти. Рабочий день начался спокойно, без громких скандалов, сенсаций и потрясений. Но мой опыт показывает, что это может быть лишь затишьем перед бурей. В час обедаем с Мартой и Вадиком в столовой. Рассказываю им в красках про провальное свидание с Ринатом и неожиданное явление Льва народу. Слушают, разинув рты и хохочут, услышав, что Кеша испортил моему бывшему обувь. — Иннокентий очень умный, но ревнивый мужик, — восхищается Марта. — Вадик, ты не хочешь позолотить мне ручку, — женщина протягивает ладонь, а наш друг только морщится, достает бумажник и нехотя отдает ей купюру в десять тысяч тенге. Довольная Марта шелестит бумажкой и приговаривает: — А я говорила, что Ринат — не наш вариант. — Можно подумать, Лео — наш! — передразнивает Вадим. — Я не поняла, — хлопаю ресницами, переводя взгляд с одного на другого. — Вы что поспорили? — Нет, дорогая, — Марта взбивает длинными пальцами роскошные черные кудри. — Мы сделали ставки. — Не стыдно? — возмущаюсь я. — Конечно, нет. У нас троих была такая скучная личная жизнь, но у тебя теперь просто водевиль, детка. — Мда-а-а, как говорил мой дед: “Таких друзей за хрен да в музей”. У Вадика из носа течет чай, а Марта прыскает со смеху и передает ему салфетку. — Вот вы ду-у-у-уры, — стонет Вадим, вытирая лицо. Хочу сделать вид, что обиделась, но у меня звонит телефон. На дисплее высвечивается имя Дины — нашего координатора. А это не к добру, ой не к добру. — Со-о-о-онь, — тянет она согласную. — Только не говори, что что-то где-то обрушилось, разрушилось или сгорело! — не даю ей и слова вставить. — Не-е-е-ет, тут другое. Срочно спускайся в холл. Тут такое! — ее тон балансирует на грани восторга и замешательства. — Какое такое? — Просто спускайся. Тут весь холдинг сбежался посмотреть. Сказали, тебя позвать. — Господи, что там? Ладно иду. Сбрасываю звонок и смотрю на Марту с Вадиком. — Сказали срочно в холл спуститься. Весь холдинг собрался, и люди меня ждут. — Бежим, — у обоих загораются глаза, словно к нам на канал приехал настоящий Дед Мороз. Спускаемся на лифте на первый этаж и идем по коридору к выходу. По дороге встречаем коллег, которые как-то странно мне улыбаются, хихикают и даже подмигивают. И только когда перед нами расходится толпа я вижу, что весь, практически весь холл заставлен цветами. Красными, розовыми, лиловыми, белыми, желтыми. Если хорошенько порыться, я бы еще нашла серо-буро-малиновые. — Мать моя женщина, — ахает Марта, — как в мавзолее! — Вот это ход конем, — чешет затылок Вадик. — Сонечка, — к нам подбегает охранник дядя Булат по кличке Булочка. Он в меру упитанный седой и усатый мужчина шестидесяти лет. Очень добрый и приветливый. — Я не знаю, что делать. Зашел курьер, спросил: “Софья Касымова здесь работает?” Я говорю: “Да”. Он дверь открыл и как крикнул: “Заноси”. И они один за другим, один за другим пошли! — Он что купил цветочный магазин? — слышу голос Вадима. — Судя по тому, сколько их здесь, он потратил не меньше миллиона, — рассуждает Марта. — Спасибо, Булат-ага, — прошептала я, все еще находясь в ступоре. — Так что делать, а? — неуверенно спрашивает мужчина. — Я на минуточку, — взмахиваю руками и вылетаю на улицу. Набираю номер Льва, нервно прикусываю нижнюю губу в ожидании ответа. — Да? — голос царя зверей слишком уж довольный. — Что это за цирк с конями, то есть с цветами ты устроил? — рычу на него я. — Оценила? — посмеивается Лев. — Все здание оценило. Воняет за километр. На меня пальцем теперь показывают, — разбушевалась я. — Сонь, я же не навоз тебе под окна вывалил, — цокает бывший. — Знаешь что? — наезжаю на него, как скоростной поезд. — Что? — Когда ты от меня отстанешь? — Никогда. — Я тебе уже сказала, что не хочу по новой через все это проходить. Кеша дал понять, что ты ему не нравишься! Или ты хочешь, чтобы он тебе второй ботинок испортил? Если ты не знаешь, кошачьи какахи пахнут еще хуже. — Одно свидание, — просит Лев после недолгой паузы. — Нет, — сразу же отрезаю. — Пожалуйста. Давай сходим на одно свидание и тогда ты точно дашь мне второй шанс. — Какой же ты самоуверенный Лев. Думаешь, от отморозков спас, пробки мои посмотрел, цветочками завалил и я поплыву. Нет, я уже не такая дура, как раньше. — Ты и тогда не была дурой. — Не заговаривай мне зубы, — вздыхаю и потираю лоб. На крыльцо вышли покурить коллеги. Они с интересом косятся на меня — считай, подслушивают. — Так все, некогда мне с тобой лясы точить. — Так ты не точи. Соглашайся на свидание. Смотрю в сторону сотрудников, которые уже просто открыто посмеиваются то ли надо мной, то ли над ситуацией. — Вот что мне с тобой делать? Ты же не отстанешь? — Нет. — Ну пойдем. — Отлично, — Лев тут же превратился в довольного кота. — Но сегодня и завтра у меня работа. А послезавтра я могу передумать. — Не передумаешь. Все-то ты знаешь, Лева! Все-то ты знаешь! Глава 24 Весь день не могу сосредоточиться на текстах. И все из-за этих дурацких цветов. Три букета пришлось забрать в кабинет. По букету раздала каждой журналистке, а еще Дине, Марте, бухгалтерии, отделу кадров, финансистам, девушкам из эфирной аппаратной и поварам в столовой. В общем, благодаря Льву у нас сегодня внеочередное восьмое марта. Все так умиляются, будто я замуж выхожу. И так за меня рады, что скоро вырвет. — Сонька, какой мужчина! Все цветы мира положил к твоим ногам! — восхищенно говорит главный бухгалтер. — А вот от моего цветы без повода не дождешься. — Сонь, а кто это, если не секрет? — тихо спросила меня Дина, зажав в коридоре. — Только никому не говори, — прошептала я и у координатора заблестели глаза. — Помнишь того мужика, которого генеральный водил по коридорам? Ты еще сказала, что классный мужик. У Дины глаза лезут на лоб, а челюсть валяется на полу. — Серьезно? Это тот, кто нам электронный ключи делал? — повышает она голос. — Тише ты! — шиплю я. — Да. — Когда ты успела? Ты же говорила… — Это мой бывший. Мы расстались восемь лет назад. — Соня-я-я, — она снова тянет последнюю согласную. — Что ты тормозишь? — Что? — Хватай такого мужика и беги! Они на дороге не валяются! — Дина учит меня жизни. — Дин, у него двое детей от первого брака. И у нас за плечами очень непростая история. Очень. Похлеще, чем у тебя с двумя бывшими мужьями. — Он бухал и избивал тебя? — Нет, — растерянно отвечаю. — Лежал на диване, пока ты весь день пахала? — Нет. У него свой бизнес. — Тогда это и близко не мои бывшие. Мужик не пьет, не бьет, работает. И все цветы мира положил к твоим ногам! — У нас все сложно. — Ах ты ж, тихушница, — цокает коллега. — Теперь понятно, почему ты всех отшиваешь. После такого красавчика тяжело, наверное, с другими? — Легко! Вот те крест! — что-то в последнее время мой внутренний агностик стал чересчур верующим. Вот что Лев животворящий делает. Пытаюсь снова вернуться к сюжету о недовольных жильцах нового ЖК, а взгляд так и цепляется за пионовидные розы. И ведь еще так завернули красиво, эстетично, со вкусом. Зависаю на них, потом скольжу по синим ирисам в лиловой упаковке. Как же вкусно они пахнут, черт возьми. А сзади меня пристроился нежный букет из роз, белых лизиантусов и небесно-голубых гортензий. Домой его что ли забрать? Два дня Лев не звонит и не пишет. Выжидает. А утром, в мой законный выходной, приходит от него сообщение: “шесть вечера, Кок Тобе, ресторан “Абай”. Заеду”. Ох ты ж, какой изобретательный, выбрал одно из самых дорогущих мест в городе. Еще скажи, что мы сядем на балконе и будем смотреть на красивый закат! И сентябрь как по заказу теплый и солнечный, а наш с ним прошлый роман пришелся на начало зимы. Зимняя сказка…как ее забыть? Полдня я просто ничего не делаю и с удовольствием отдыхаю. Кеша опять ушел искать приключения на свой хвост, а я вишу на телефоне с подругами и сестрой. У Эсми какие-то терки с ЛОРом из соседнего офиса, который просверлил дыру в ее магазине. У сына Айлин ротовирус и, кажется, она тоже заболела. Диана уже неделю не спит из-за колик дочери. — Пристрели меня! — плачет она. — Вот просто приходи и пристрели. — Я бы сказала: “Потерпи и все пройдет”, но я нифига в этом не понимаю, — пытаюсь подбодрить Диану. — Я качаю ее на руках, качаю ее на шаре, пою ей песни, а что она делает? Засыпает на груди своего отца! Это, знаешь, несправедливо. — Это жизнь…как она есть! — мягко говорю ей я и она вдруг замолкает. — А ты что такая загадочная? Что случилось? Опять твой царь зверей? — смеется она. Два дня назад отправила в нашу группу “Женсовета” фотку заваленного цветами холла. Айлин с Дианой оценили. И если Ай все еще скептически настроена, Диана прислала восторженные смайлики и сердечки. — Короче, иду сегодня на свиданку. В “Абай”. — Да ладно? Там так классно! Такой красивый закат. А если еще поедете на канатке (доехать до горы Кок Тобе можно на канатной дороге) , то можно целоваться в кабинке, — подругу понесло. — Эй-эй, стоп. Я с ним на канатке не поеду и целоваться не собираюсь. — Ой, прости. Я просто вспомнила, как мы с Тимом туда ездили, когда я была беременна. Мы тогда так здорово погуляли. Только оденься теплее, вечером там холодно. И про макияж не забудь. Духи вот эти твои…”Версаче” нанеси. — Я не пойму, а что ты меня так усиленно собираешь? Или ты внезапно оказалась на его стороне? — Слушай, ну сходи ты уже на полноценное свидание, а? Чтоб никто не сбегал, чтобы ты никого не била и тебя не зажимали. Можешь? — Могу. Но… — хотела сказать, что не хочу, но подруга меня опережает. — Не надо “но”. Нормально сходишь, послушаешь, че хочет. А там уже по ситуации посмотришь. А потом знаешь, закат, город как на ладони, — фантазирует она. — Ага, и смог над городом, — смеюсь я и вижу, как мой котяра заходит в комнату из лоджии. — О, мой потаскун вернулся, — как неоднозначно, однако, звучит. Помня наставления подруги, я надеваю джинсы, блузку и кожаную куртку. Лев должен вот-вот подъехать, а я кручусь перед зеркалом, будто впервые собираюсь с ним на свидание. Внезапно краем глаза замечаю странные движения Кеши. Последний час он весь какой-то вялый и тихий, что на него не похоже. Он вдруг резко садится на кровати и мне кажется, что он задыхается. На самом деле он сначала рыгает, а потом вырывает. — Кеш, ты чего? — взволнованно спрашиваю. — Кысёныш? Подбежала к нему, когда он обессиленно лег и с тоской посмотрел на меня, моля о помощи. Бросила взгляд на жижу, которая вышла из Кеши, и с ужасом заметила там кровь. — Кеш, что с тобой, мой мальчик? Скажи маме, — принялась поглаживать его по голове и спине, а он лишь стонал и будто плакал. Я запаниковала, потому что Иннокентий никогда не болел. Судорожно открываю поисковик и набираю в строке: “Рвота у кота. Что делать?” Прокручиваю страницу, то и дело поглядываю на кота и замечаю, что у него, кажется, понос. Жду пока все закончится, осторожно беру его на руки и несу в ванную, чтобы помыть. Мне кажется, что он горит, но я в этом не разбираюсь. Прижимаю обмякший серый комочек к груди и от бессилия начинаю плакать, потому что мой малыш даже не может сказать, что с ним. Надо срочно везти его к ветеринару. Стоит мне об этом подумать, как в дверь звонят. Оставляю Кешу в его лежанке и иду открывать. На пороге стоит Лев. Увидев мои заплаканные, красные глаза, он опешил и спросил: — Что случилось? Почему ты плачешь? — Мой Кеша, — всхлипываю я. — У него рвота и понос. С кровью. Прости, я не могу никуда идти, нам надо к врачу, — из комнаты доносится жалобное мяуканье и я, не обращая внимания на Льва лечу к своему малышу. Опускаюсь на колени и вижу, что Кеше только хуже. — Собирайтесь! — командует Лев, стоя в дверях спальни. — Куда? — вытираю слёзы рукавом блузки. — У моего одноклассника ветклиника. Я ему позвоню, его врачи вас сразу примут. Давай, Сонь, заверни его во что-нибудь. Начинаю суетится и искать в шкафу одеяльце для Кешки. Наконец, нахожу то, что надо и прошу Льва протянуть руки. Кладу на них теплую ткань, а сверху беднягу Иннокентия. Маленький страдалец смотрит на меня таким пронзительным взглядом, что мне становится дурно. Он словно молит меня о помощи. — Соня! Приди в себя! — суровый Лев приводит меня в чувство, чтобы я не раскисала. — Ты прав, — иду в прихожую, мой гость с Кешей на руках за мной. — Подержи его, пока я дверь закрою, — от волнения чувствую, как трясется рука. — Успокойся. Клиника не далеко. Кеше помогут, — твердит Лев, и я очень хочу ему верить. Глава 25 Несмотря на вечерние пробки, Льву как-то удается объехать их через маленькие улочки и дворы. По пути он уже позвонил владельцу клиники и предупредил, чтобы нас ждали. Я сижу на заднем сидении, прижимаю к себе Кешу и стараюсь сдержать слезы. Его снова вырвало прямо в салоне дорогого автомобиля. Стыдно и страшно до жути. — Лев, прости. Мы загадили тебе весь салон, — виновато краснею я. — Нормально. Я все равно собирался сделать полную химчистку салона, — Лева, кажется, нисколько не злится. Или только делает вид? — Я плохая мать, — неожиданно говорю ему. — Плохая мать и хозяйка. — С чего ты взяла? — мужчина хмурится и смотрит на меня в зеркало заднего вида. — Мой кот шлялся непонятно где, а я ему позволяла. Еще и прикалывала, что он портит всех девок в округе. И вот результат: Кеша скорее всего, что — то съел на улице. Хотя я покупаю ему лучший корм. — Не надо себя винить. Есть же очень свободолюбивые животные. Их хоть запри, а они в форточку. И судя по моим убитым ботинкам, твой Кеша — бунтарь по жизни. — Еще какой, — выдавливаю из себя улыбку и поглаживаю скулящего Иннокентия по спине. В холле больницы нас сразу же встречает администратор и провожает к врачу. Я кладу Кешу на стол. Он уже даже голову поднять не может и у меня от этого сердце кровью обливается. Девушка — ветеринар тщательно осматривает моего мальчика, измеряет ему температуру и задает миллион вопросом о том, когда и как все началось. — Нужно сделать общий анализ и биохимию, — сообщает она. — Да-да, конечно, — растерянно киваю. Врач достает все необходимое и берет кровь сама, а я лишь держу Кешку и морщусь так, будто это в меня вводят иглу. Сейчас я остро ощущаю свою вину и хочу взять на себя всю его боль. Кеша смотрит на меня уставшими, затуманенными зелеными глазами и просит о помощи. А я понимаю, что так сроднилась с ним, что не готова его отпускать. Отгоняю от себя дурные мысли и говорю тихонько: — Кысёныш, давай, ты же у меня мужчина в самом расцвете. Не раскисай. Взяв кровь на анализ, врач сообщает, что Кеша скорее всего отравился крысиным ядом. Результаты покажут больше, но пока надо промыть ему желудок и поставить капельницу. Врач просит подождать в коридоре, пока она проведет все процедуры. Я как скипидарная хожу из угла в угол, а Лев сидит на диване и спокойно смотрит на мою агонию. — Сонь, успокойся и сядь, — просит он. — Да, Захаров, не такое свидание ты планировал, да? — язвлю я, скрестив руки на груди. — Не такое, — соглашается он, глядя в глаза, — Но мне без разницы где, главное — с тобой. — И сына снова к сестре пристроил? — Так он сам ее любит. Она ему вроде второй мамы. И Матвей очень самостоятельный ребенок. — Ладно, — сдаюсь я и сажусь рядом. — Просто ожидание меня убивает. — Знаю, — вздыхает он и неожиданно берет меня за руку. И я должна бы одернуть ее, но сейчас мне как никогда нужна поддержка. Через час к нам выходит врач и сообщает, что Кеша уснул, а анализы будут готовы только завтра. Но она на 90 процентов уверена, что котик отравился ядом, который раскладывают для травли крыс и мышей. Кеша скорее всего поймал и слопал мышь, которая проглотила отраву. Иннокентий еще получит у меня за то, что всякую гадость с земли подбирает, а сейчас надо его спасать. — Рекомендую оставить его на ночь в нашем стационаре для наблюдения, — говорит врач. — Будем ставить ему капельницы. И еще, — она протягивает нам бумагу с рецептом, — ему нужно вот это лекарство. Оно очень эффективное. Правда, дорогое и не везде есть. — А сколько стоит? — Около двадцати тысяч. Мои глаза лезут на лоб, но сейчас я готова отдать целое состояние ради Кеши. — Сможете купить и привезти, чтобы мы начали его давать? — Сможем, — сходу отвечает Лев, опередив меня. — Сонь, я съезжу, а ты сиди здесь. Если еще что-то понадобится, позвони. — Лев, не надо, я могу сама, — останавливаю его, схватив за руку. — Софья, я понимаю, что ты свободная, независимая женщина, но ты подумай лучше о Кеше. Отпускаю Льва и смотрю, как за ним закрывается дверь клиники. Оборачиваюсь и понимаю, что врача рядом нет. Подхожу к стойке регистрации и растерянно беру в руки прайс-лист. Листаю страницы и чувствую, как дергается глаз. Нет, оба глаза. Подсчитываю в уме, во сколько обойдется лечение Кеши и думаю, что придется залезть в сбережения, которые я собирала на ЭКО. Может, занять у родителей? Ладно, что-нибудь придумаю. — Девушка, а сколько я буду должна за прием, капельницы и стационар? — А зачем? — администратор поднимает на меня удивленные глаза. — Ваш муж уже все оплатил. — Как все? — челюсть с грохотом падает на стол. — А стационар? — Это уже при выписке. — Хорошо, спасибо, — медленно подбираю челюсть и на ватных ногах подхожу к дивану. Мысли в голове жужжат как пчелы. Как я однажды говорила Льву? Пусть к сердцу лежит через Кешу? Неужели он принял мою шутку всерьез? Как выяснилось, именно так и принял. Льву понадобилось полчаса, чтобы найти лекарство и привезти в клинику. Я еще немного побыла с Кешей и пообещала, что обязательно заберу его завтра. После нескольких процедур он выглядел лучше и даже сумел пошутить: — Мяу-мяу! — сказал он мне тихонько, что я поняла, как: “Мать, как же мне хреново. Если бы ты только знала!” — Я знаю, Кысёныш. Меньше будешь шляться по бабам да по помойкам. — Мя-я-яу, — это котик мне отвечает “Очень смешно”. Уезжаем из клиники в одиннадцатом часу. Лев везет меня домой, а я устало смотрю в окно на ночной город, фонари и дома с маленькими горящими квадратами. Он купил мне сэндвич и чай, и я все быстро умяла, потому что с обеда ничего не ела. Еще и стрессанула. — Спасибо, что не дал мне умереть с голоду, — искренне благодарю Леву, ловя на себе его короткий взгляд. — Перенервничала? — он крепче сжимает руль и поворачивает направо. — Очень. Никогда не думала, что это может быть так страшно. — Понимаю, — кивает он, не отрывая взора от дороги. А я вспоминаю, что у его старшей дочери астма, а младший сын еще младенцем лежал в ожоговом. И как он только это пережил? В салоне тихо играет радио, звучит какая-то заунывная баллада и я у же даже не разбираю слов. Прижимаюсь лбом к стеклу и чувствую облегчение от его прохлады. В то же время, веки мои тяжелеют, а разум отключается. Я все еще пытаюсь удержаться за реальность, но и эта тонкая нить с ней постепенно рвется. А потом… Мое тело, такое легкое и невесомое парит над землей. Летать так приятно и совсем не страшно, были бы крылья. Усталость, напряжение, страх — все проходит, растворяется и больше не сковывает. Теплое дыхание ветра ласкает шею, лицо и волосы. Мне хорошо. Первое, что вижу, открыв глаза — плотные лиловые шторы, не пускающие в комнату солнечный свет. Несколько секунд прихожу в себя и пытаюсь понять, где нахожусь, а потом резко сажусь на кровати и оглядываюсь по сторонам. Это точно не моя спальня! Комната просторная, современная, с большой кроватью, белым шкафом и письменным столом. Больше похожа на спальню девочки-подростка. Так, где это я? И почему на мне мужская футболка, которая пахнет Львом? Глава 26 — Эй, кто-нибудь дома? Ау? — иду по коридору на шум телефона и заодно осматриваюсь. Вот это хоромы! Как у Айлин и Дианы! Это мы люди скромные, живем в старой советской двушке, но в центре города. А здесь чувствуется размах и большие деньги, вложенные в ремонт. — Лев? Ау! Проснувшись в незнакомом месте, до меня медленного, но все-таки доходит, что это квартира Льва, а я лежу в кровати его дочери Алисы, о чем свидетельствует фотография на прикроватной тумбе. Девочка выросла и стала очень красивой. Но я все еще помню ее каменное, искаженное ненавистью лицо. Я и не знала, что дети способны так ненавидеть. На тумбочке нашла свой телефон и тут же подумала о Кеше. Как там мой бедняжка? Набираю номер врача, который она сама дала вчера. Она быстро поднимает трубку и отчитывается, что Иннокентию лучше, но забрать его можно через пару часов. Как раз к этому времени будут готовы анализы. С ужасом вспоминаю вчерашний день и состояние своего малыша. А еще в голову так и лезет Лев с его нордическим спокойствием и решительностью. Если бы не он, она бы еще долго металась, не зная, что делать. А он нет…И ведь не только отвез к врачу, но и сделал много чего полезного, ничего не прося взамен. Так все. Надо перестать о нем думать и переодеться. Свою блузу нахожу на спинке стула и у мой внутренний чертенок беснуется, потому что я не помню, как сюда попала и как Лев меня раздел. Неужели я вчера так перенервничала, что отрубилась прямо в машине? Это что ж получается: он мог делать со мной все, что угодно, а я бы даже не почувствовала? И тут меня осенило: может, это какой-то побочный эффект от гормональных, который я принимаю? В прошлом месяце от одного препарата постоянно хотелось спать и пришлось его заменить другим — Лев, это уже не смешно! Ты здесь? — Здесь, — в коридоре появляется мой бывший, только на лет 35 моложе. Теряю дар речи, потому то на меня своими голубыми глазами смотрит уменьшенная копия Льва — кудрявый блондин с двумя прозрачными льдинками. — Привет! — Привет! — еле выговариваю я. — А ты… — Матвей, сын. — кивает он и мне никак не удается считать его эмоции, потому что он абсолютно беспристрастен. — Вы красивая. Опешила, чуть приоткрыла рот от удивления. Лев говорил, что сын у него самостоятельный. Но чтоб до такой степени. — Спасибо, ты тоже. — Весь в отца, говорят. — Правду говорят. — Как вас зовут? — Софья. — Завтракать будете? — А можно? — при слове “завтрак” у меня предательски громко урчит желудок. — Хлопья с молоком? — Пойдет. — Ванная там, если что, — указывает он рукой мне за спину и уходит. Подношу ладонь ко рту и дую на нее. Морщусь, потому что пахнет от меня не очень и мальчик это тоже почувствовал. Приведя себя в порядок и почистив зубы пальцем (лайфхак из детства), я добралась-таки до святая святых — кухни. Она, на удивление, не была совмещена с залом, как сейчас модно, а была еще одной полноценной комнатой с очень стильным гарнитуром. Матвей сидел за столом, уткнувшись в телефон и жуя те самые хлопья, предложенные и мне. — Еще раз привет! — О, проходите, — подняв голову, мальчик отложил телефон и снова показал рукой на стул напротив него. На столе уже стояла миска, упаковка молока и кукурузных хлопьев. — Спасибо, — сажусь за стол, смотрю на Матвея, а он на меня. Вот уж кто точно выиграл в генетической лотерее, так это сын Льва. Тонкая игла кольнула сердце: моему ребенку было бы сейчас столько же. Почему-то я думала, что будет девочка с золотистыми кудрями и небесно-голубыми глазами, как у отца. А еще я хотела назвать ее Елизаветой. В честь английской королевы. Отгоняю от себя эти мысли, потому что самобичевание сейчас ни к чему. Наливаю в миску молоко и поднимаю глаза на маленького хозяина. — А где микроволновка? — Зачем? — вскидывает он брови. — Так с теплым молоком вкуснее. — Да? — Да, я так всегда делаю. — Хорошо, — пожимает он плечами. — Давайте. Матвей забирает у меня посуду и ставит ее разогреваться. — На сколько? — поворачивается он ко мне. — На минуту. Пока молоко нагревается, мальчик терпеливо ждет и что-то печатает в телефоне. Может, пишет отцу? — Давай лучше я. Не дай Бог обожжешься, — я встаю из-за стола, сама открываю дверцу микроволновки и забираю горячую тарелку. Потом сажусь за стол, сыплю в миску хлопья и размешиваю все большой ложкой. — М-м-м, как вкусно, — довольно говорю я, а Матвей бросает на меня снисходительный взгляд. Черт, как же он похож на отца. И в семь лет хочет казаться большим, хотя сам еще ребенок. — Можно спросить? А где твой папа? — Ушел мой папа. — Куда? — с трудом сглатываю и таращусь на мальчика. — Понятия не имею. Я вообще-то от тети пришел. Она на восьмом живет. Дверь своим ключом открыл. Смотрю — папы нет. А потом услышал, как вы кричите. — Я не то чтобы кричала, — краснею я. — А ты так спокойно об этом говоришь. Может, я воровка? — Не-а. — Почему? — Я уже вас видел, — серьезно заявляет малец. Я давлюсь едой и кашляю до слез. Стучу по грудной клетке кулаком, а Матвей идет к столешнице и возвращается через пару секунд со стаканам воды. Я делаю несколько спасительных глотков. — Где? — сиплю я. — У папы в столе ваши фотографии. Правда, он этот ящик закрывает. Но мне просто было интересно и я нашел ключ. Я еще тогда подумал, что вы очень красивая. — А папа знает, что ты в его столе копался? — Конечно, нет, — хмыкает он. — Вы же меня не сдадите? Диву даюсь: “Вроде ему семь, а речь и повадки, как у взрослого”. А потом в голову ударяет совсем плохая мысль: “Как мать могла его бросить и укатить со своей любовью в другую страну?” — Конечно, нет. У меня тоже с детства длинный нос. Мой дедушка щелкал меня по нему и говорил: “Любопытной Варваре на базаре нос оторвали”. — Прикольно. А у меня нет дедушки, — вздыхает Матвей. — Есть папа, Лиса, баба, тетя, дядя, мой брат Ваня и сестренка Настя. Она маленькая, ей два. А о матери ни слова. Как будто ее и вовсе нет в его жизни. — Кстати, моего дедушку тоже звали Ваней. А еще у меня есть кот Кеша, но он сейчас в больнице. — У тебя есть кот? — мальчик резко перешел с “вы” на “ты”, но я не стала его исправлять. Все мои племянники и дети подруг всегда обращаются к мне именно так. Я расцениваю это как знак доверия. — Есть, британский полосатый. Красивый, но вредный. — А что с ним случилось? — Отравился. Слопал мышку, которая в свою очередь съела крысиный яд. Вот такая пищевая цепочка. Твой папа отвез нас в больницу и вообще очень помог с Кешей. — Папа? Он же не любит котов! — Да? — насмешливо вскидываю брови. — Я так хотел кота или собаку, но он сказал: “Никакой живности в доме!” Лиса сказала, что это, наверное, из-за ее астмы у папы бзик. — У кого это еще бзик? — слышим грозный львиный рык и одновременно поворачиваем головы к двери. Бывший стоит, привалившись к косяку и смотрит на нас с нескрываемым удивлением и даже радостью. Глава 27 Лев Он надеялся, что это свидание будет незабываемым. В своей голове уже нарисовал прекрасную картинку: сначала поедут на канатной дороге, потом погуляют по Кок-Тобе, ну и конечно, поужинают на террасе с видом на город, где вишенкой на торте станет золотистый закат. Но у них с Софьей редко что идет по плану. С этой девчонкой их вообще строить нельзя. Как только Лев увидел ее в слезах, его словно под дых ударили. Он вернулся на восемь лет назад, когда она точно так же плакала из-за него, стоя на морозе. И вот сейчас Соня стояла растерянная, расстроенная и очень беззащитная, что невыносимо сильно захотелось схватить ее, прижать к себе и больше не отпускать. Но Лев держался, потому что все еще не мог разрушить стену, которую она возвела между ними. И на свидание она согласилась, чтобы только отстал, и миллион алых роз ее не впечатлил. А плакала она из-за кота. Того самого, что принял его обувь за лоток, а скорее всего сделал это специально. Умный и расчетливый зараза. Этот Кеша метил территорию и дал понять, что права на Соню есть только у него. Смешной и ревнивый малый. Когда он зашел в комнату и увидел, как Софья опустилась рядом с ним на колени, в груди защемило. Какая же она маленькая, нежная и трогательная в этой безусловной любви к питомцу. И сразу вспомнилось то состояние отчаяния и животного страха, когда кто-то из детей болел. Первый приступ дочери, ожог сына. Это женщина может паниковать, а мужчина должен действовать. Лев сразу же вспомнил, что у одноклассника есть ветеринарная клиника и Кешу надо везти туда. На удивление, Соня не встала в позу, а послушала его. Правда, пока собиралась, вручила котяру ему. Но как бы он не любил котов, взглянув на бедолагу, он тоже чуть-чуть проникся к нему. А Кеша поднял на него зеленые, как у хозяйки глаза и посмотрел на него с болью, тоской и мольбой о помощи. Какое все же удивительное создание, хоть и противное. Дальше была клиника, долгое ожидание, звонок Юле с просьбой присмотреть за Матвеем, разговор с сыном, который не переставал удивлять своим недетским характером и рассуждениями. И откуда он такой взялся? Видимо после Алисы, за которой нужно было постоянно следить, Бог привел в его жизнь вот такого чудного мальчика — самостоятельного и рассудительного. Сам Лев в семь лет и близко таким не был. Вышла Соня. Она мерила шагами небольшой ход и кусала губы. Лев попросил ее сесть, а потом взял ее за руку. Его мгновенно ударило током от этого прикосновения, но он даже виду не подал. Ее холодная ладонь в его теплой. Как раньше. Как в то короткое, но самое счастливое время в его жизни. Когда врач сказала, что Кешу придется оставить в клинике на ночь, Соня сделалась еще бледнее. Лев даже заметил, как ее слегка потряхивает от волнения, отчего ему снова захотелось обнять ее и успокоить. Но надо было держать себя в руках. Уже в машине она быстро умяла сэндвич и выпила чай. Он краем глаза наблюдал за ней и заметил, что ее разморило и она борется со сном. Так бывает, когда сильный стресс отступает и ему на смену приходит вселенская усталость. Через несколько минут девушка заснула, приняв не совсем удобную позу на сиденье. Остановившись у ее дома он долго смотрел на спящую и сладко сопящую Софью. Взрослый мужик, а рядом с этой острой на язык девчонкой теряется. Теряется от ее колдовских глаз, розовых губ, длинных волос, по которым когда-то сходил с ума. Ничего не поменялось, а лишь обострилось. То как она двигается, поворачивает голову, жестикулирует, язвит вызывает в нем непреодолимую тягу и желание. За столько лет можно было переболеть ею, но не получилось и вряд ли получится. И встречу на ее работе он теперь воспринимал как знак, как руководство к действию. Лев чуть наклонился протянул руку и осторожно убрал с ее лица волосы, заправив их за ухо. Ласково погладил пряди, сходя с ума от ощущений. — Сонь, — тихонько позвал он. — Сонь, мы приехали, просыпайся. — Угу, — промычала она и сладко причмокнула, как маленькая девочка. — Соня, я привез тебя домой. — Ребят, почему текстов еще нет? Я что ли за всех должна писать? — выдала неожиданно она, а Лев прижал ко рту кулак и засмеялся — Кеша, мне уже стыдно перед соседями за твое блядство, — продолжала она. А Лев вдруг вспомнил, что Соня действительно говорит во сне. Причем, иногда она выдавала такие странные вещи, что он ржал в голос, а она ничего не слышала — так уставала на работе, что спала как убитая. Вот и сейчас Софья никак не реагировала на его голос и прикосновения. — Так, понятно. Я тебя не разбужу. И тогда Лев решил отвезти ее к себе. Не шариться же снова в ее сумке в поисках ключей, как в прошлый раз. Она за это точно по головке не погладит. Оставив машину на парковке, он взял ее на руки и пошел к лифту. Соня была все такой же легкой, как перышко. И ее запах — такой же вкусный и соблазнительный — по-прежнему будоражил его. Софью он положил в комнате дочери, потому что в своей слишком рискованно. Проснется, не так поймет, обматерит и может быть даже побьет. Устроив ее на кровати, Лев подумал, что хорошо бы ее переодеть, чтобы не помять блузку. Он пошел в свою комнату и достал из шкафа футболку. Вернулся и обнаружил, что Софья спит как звезда, раскинув руки и ноги. Посмеялся про себя, глядя на нее в свете лампы. Лев сел на край кровати и осторожно приподнял безвольное тело своей гостьи. Сначала он просунул голову в воротник футболке, затем расстегнул пуговицы блузки и снял ее. — Ма-ам, прости, я вообще не в состоянии переодеться, — сказала он сквозь сон. Язык заплетался, а глаза были закрыты. — Что-то я так устала. Лев промолчал, боясь выдать себя. Все это время он отчаянно хотел увидеть больше, но это уже попахивало каким-то маниакальным состоянием, поэтому мужчина быстро опустил ткань и также резко поднялся с кровати. Он не мог не смотреть на нее, потому что все еще любил. Наверное, даже сильнее, чем тогда. Восемь лет назад она была такой восторженной, нежной, покладистой. А сейчас это ураган, бестия, железная леди. Но самая прекрасная, любимая и желанная. Постояв над ней несколько минут, Лев ушел к себе. Лев знал, что после двух рабочих дней у Сони два выходных. Он рано встал и отправился в местную пекарню, где готовили вкусные сэндвичи и круассаны. Сейчас Соня встанет и начнет ругаться такими витиеватыми выражениями, которые не каждый мужик знает. Но можно попробовать задобрить ее едой. Набрал всего понемногу и еще любимые булочки сыну купил. Ему в школу во вторую смену, но он любит подольше поспать… И вот тут до него, наконец, дошло! Матвей ведь в ближайший час спустится в квартиру и встретится с Соней. Он совсем не подумал о том, как она отреагирует на его точную копию — мальчика, который, как и Софья стал без вины виноватым. В надежде, что Мот еще не встал, он открыл дверь в квартиру и услышал знакомые голоса, доносящиеся из кухни. — Твой папа отвез нас в больницу и вообще очень помог с Кешей, — сказала Соня. — Папа? Он же не любит котов! — возразил — Да? — Я так хотел кота или собаку, но он сказал: “Никакой живности в доме!” Лиса считает, что это, наверное, из-за ее астмы у папы бзик. — У кого это еще бзик? — ошарашил их своим появлением. Они сидели и смотрели на него, как заговорщики. Лев заметил на столе две миски с молоком и хлопьями. Значит, уже поели. Эх, а он так старался. Смотрю на Соню, которая явно хочет съязвить про бзик, но не делает это при ребенке. — О папа! А мы уже познакомились с Соней. — Молодцы. А я ходил в магазин за булочками, — Лев положил пакет на стол и погладил сына по голове. — Мои любимые с яблоком были? — мальчик поднял на него глаза. — Были. Взял, — кивнул Лев. — Супер! Соня, в этом магазине все очень вкусно. Попробуй! — тараторил школьник, вынимая из пакета выпечку в бумажных упаковках. — Конечно, Матвей, — Соня сверлила Льва недовольным взглядом. — Только мы с твоим папой кое-что быстро обсудим. Не возражаешь, Лев Николаич? — Никак нет, Софья Дильшатовна, — невозмутимо отозвался хозяин квартиры. Глава 28 Лев Соня встала из-за стола и прошла за Львом в комнату. Говорить пришлось шепотом, чтобы Матвей не услышал их разборок. — Это как понимать? Зачем ты меня к себе привез? — зашипела злая Софья. — Ты заснула, я пытался тебя разбудить, но ты вообще никак не реагировала, — еле слышно “кричал” Лев. — Надо было будить до конца! — сощурившись, пробубнила она. — Серьезно? И как? Ты уже бредила! — Что значит “бредила”? -”Ребята, где тексты?”, “Кеша, стыдно за твое блядство”, - передразнил ее Лев. Соня чертыхнулась и сложила руки на груди. — Допустим. Но мог бы и в моей квартире меня оставить. Ты же знаешь, где ключи! — Да? Чтобы ты потом орала, что я рылся в твоих вещах? — А ничего, что ты меня раздел? — Я не смотрел, если ты этого боишься. Сначала надел футболку, потом.. — Избавь меня от подробностей, — девушка подняла вверх ладонь, остановив мужчину. — Не обижайся, — прошептал он. — Мне стало жаль тебя, ты вымоталась, стрессанула. — И что? Это не повод. В комнату постучался Матвей и, приоткрыв дверь, просунул голову в щель. — Прости, пап. Я забыл, что нам сегодня надо к одиннадцати. У нас сегодня урок на природе. Лев посмотрел на наручные часы. — Так, сейчас десять. У тебя полчаса на сборы. Довезу вас с Ваней до школы. — А Соня? — улыбаясь, спросил Матвей. — Соня поедет с нами, а потом мы заберем ее кота. — Круто! — обрадовался мальчик. — А может, я лучше с вами за котом? А ты скажешь, что я болею. Лев хотел возразить, но Соня опередила: — Матвей, я обязательно вас познакомлю с Кешей, но он пока очень слабый. И школу нельзя прогуливать. — Правда познакомишь? — с надеждой переспросил школьник, став в этот момент обычным ребенком. — Конечно. Он любит детей. Окрепнет, и мы пригласим тебя в гости. — Честно? — глаза мальчишки загорелись. — Честно, — мягко ответила Софья. — Я никогда не вру. — Так не бывает! — рассмеялся мальчик. — Еще как бывает. Я всегда все говорю в лицо, да, Лев Николаич? Лев на несколько секунд завис, наблюдая за ними. Мот видел ее впервые, но быстро нашел с ней общий язык. И это казалось ему удивительным, потому что обычно он не любил контактировать с незнакомцами. Но Соня…она просто такая, что в нее невозможно не влюбиться. — Па-ап? — услышал он голос сына. — Ты что нас не слышишь? — Слышу-слышу. Ты давай, собирайся. За пять минут до выхода в квартире Льва и Матвея раздался звонок. Соня в этот момент разговаривала по телефону, а когда вышла то наткнулась на Ивана. А вот сестра Льва — Юлия, державшая за руку маленькую девочку, при виде Софьи расплылась в улыбке. — Ой, здравствуйте! Вы, наверное, Софья? Я вас сразу узнала! Лев о вас так много рассказывал, — она выпустила ладошку дочки и подала ее Соне. — Вы еще красивее в жизни. А я Юля, сестра. — Очень приятно. Та самая сестра, которую он искал? — спросила Соня, улыбнувшись. Лев стоял рядом и сиял, как гирлянда несмотря на тихий скандал, который они устроили. — Да, — засмеялась она. — Это же вы ему помогли? Он рассказывал. Спасибо вам большое! А я тогда была беременна Ванечкой. А теперь вот опять в декрете с Настей. Софья опустила глаза и посмотрела на девочку в джинсах, розовой кофточке и легкой ветровки. Она прижимала к груди куклу. — Пливет! — помахала она. — Мы решили Ваню проводить в школу, а потом пойдем гулять. — Здорово, — Соня села на корточки прямо напротив Насти и протянула ей руку. — Приятно познакомится! Какая красивая у тебя куколка! — Это Балби! — Ух ты! Барби! У меня в детстве тоже такая была. Я назвала ее Роксаной. — Странное имя для игрушки, — хмыкнул Лев, а Соня стрельнула в него многозначительным взглядом. — Это в честь Роксаны Бабаян. Ничего ты не понимаешь, — цокнула она. — Это дядя Лева подалил, — Настя показала пальчиком на мужчину и ее сладкий лепет на минуту примирил Соню и Льва. От него не укрылось то, как Софья смотрела на племянницу, с каким восторгом с ней разговаривала и в конце, уже на выходе из дома, даже погладила по голове. Он видел в ней свет, освещающий все вокруг. *** — И долго ты будешь молчать? — спросил Лев, когда они с Софьей подъезжали к ветеринарной клинике. Мужчина перенес все дела на вторую половину дня, чтобы отвезти детей в школу и подольше побыть рядом с Соней. — Долго. Ты поставил меня в неловкое положение перед сыном. — Почему? — Ты знаешь, очень странно, что он так спокойно отреагировал на чужую тетку в квартире. Или я не первая, кто у тебя остается ночевать? — Первая, — усмехнулся он. — Я никого не водил и не вожу домой. И у меня никого нет. Кроме тебя, конечно. — Да? Тогда почему он так легко это воспринял? — Просто он очень своеобразный. С ним очень легко, он рассудительный и спокойный. Иногда мне кажется, что он старик в детском теле. — У тебя правда замечательный мальчик, — смягчилась Соня. Они подъехали к клинике, и оба вышли из машины. И хотя Софья заверила, что справится сама, Лев все равно пошел с ней. Соня сияла от радости, когда взяла своего питомца на руки и неустанно благодарила врача. Доктор передала Льву назначение и попросила прийти через неделю на повторный осмотр. Соня вместе с Кешей устроились на заднем сидении. Лев планировал отвезти их домой, а затем поехать на работу. По дороге у Сони начал пищать смартфон и она одной рукой придерживала своего британца, а другой набирала сообщения. — Потеряли тебя? — поинтересовался Лев. — Можно и так сказать, — отозвалась она, положив телефон рядом с собой. Вести диалог с ним она не хотела. На подъезде к дому кот начал нервничать и его мяуканье было похоже на плач. Врач объяснила, что такое тоже может быть. Соня и гладила его, и успокаивала, а когда Лев остановился у ее подъезда, она быстро выскочила из машины со словами: — Спасибо за помощь. Лев недоуменно смотрел, как она заходит в подъезд. И что это было? Ни “пока, ни “до встречи”. Даже как-то обидно стало. В салоне запищал телефон, сигнализируя о нескольких сообщениях. У Льва стоял другой звук на входящих, поэтому он понял, что Соня не заметила, как ее телефон упал под сидение. Мужчина нащупал мобильный, включил дисплей и увидел поток сообщений от некой “Жазиры “Мать и дитя”. Пароля на телефон не было и Лев провел по экрану пальцем. Он тут же попал в переписку с женщиной. “Соня, вот еще наши новенькие. Очень хорошие образцы, а главное- свеженькие”. И пошли файлы в PDF под странными названиями. Лев открыл один из них и его глаза полезли на лоб. “Код донора. Детская фотография из 90-х, далее пункты: национальность, год рождения, группа крови, цвет глаз, цвет волос, размер обуви”. Далее снова писала Жазира. “Анастасия Николаевна сказала, что у вас есть месяц, поэтому вы пока посмотрите эти анкеты. Может, в ближайшее время еще кого-нибудь вам подыщем”. Он сорвался с места как ошпаренный, и через несколько минут уже звонил в ее дверь. Глава 29 Софья Устроив Кешу на его любимом мягком лежаке, сажусь на диван перевести дух. И чего я сбежала от Льва как трусливая мышь? Разозлилась, конечно, что он привез меня не туда, но ведь человек все два дня для нее старался, возился с ней и котом, которого не особо жалует, даже закрыл все счета в больнице. А еще из головы не выходил его сын — своеобразный, добрый, искренний. Смотря на Матвея, я видела в нем только Льва и не находила ничего общего с сестрой и матерью. Последнюю я встречала только раз и постепенно ее образ выветрился из головы. К счастью. Настойчивый и долгий звонок в дверь взбудоражил даже притихшего Иннокентия, который после больницы спокойно возлежал на коронном месте и был просто счастлив, что не помер, а вернулся в родные стены. Открываю дверь и сталкиваюсь со странным, почти безумным взором Льва. Тяжело дышит, будто стометровку пробежал. — Что, Лева, старость — не радость? — не могу удержаться от сарказма. — Я принес твой телефон, — он заходит без приглашения и кладет мой мобильный на консоль в прихожей. — Ты уронила. И дыхалка у меня в норме. — Блин, правда уронила. Маша-растеряша. Спасибо. Лев все еще буравит меня изучающим взглядом, будто хочет что-то предъявить. — Я так понимаю, это еще не все, — сощурившись, спрашиваю я. — Не все. Тебе все время пишет Жазира. Мать и дитя, — на этих словах брови ползут сначала вверх, а потом на полпути останавливаются и решают сойтись к переносице. — ТЫ. ЧИТАЛ. МОЮ. ПЕРЕПИСКУ? — шиплю я, как змея и иду прямиком на него. — У тебя не стоит пароль, — он пятится назад и выглядит это так, словно Мышь терроризирует Льва. — ЧТО.ТЫ. ВИДЕЛ? — припираю бывшего к стене и тычу указательным пальцем в грудь. — Все, — выдохнул он и покраснел. — Блядь, — ругаюсь я и разворачиваюсь на носочках. Стою спиной к мужчине, пытаясь потушить злость и унять дрожь. Он видел то, чего не должен был увидеть. Жазира должна была прислать анкеты доноров спермы. Это значит, он теперь знает мою тайну. — Сонь, — Лев обнимает меня за плечи, но я сопротивляюсь. — Нет, не надо. Прошу тебя. — Сонечка, — повторяет Лев настойчиво. Он настырный, не сдается и все-таки делает по-своему и прижимает меня спиной к своей груди. Проклятые гормоны опять сбивают всем мои заводские настройки и я не могу сдержать слез. Врач предупреждала и о перепадах настроения, и об утомляемости, и даже о влечении. Но я не думала, что меня накроет разом. И вот я стою в объятиях Льва. Его сильные руки оплетают, держат, запускают в теле необратимые процессы. А потом он одним махом разворачивает меня к себе и прислоняется лбом к моему лбу. — Зачем тебе донор? — спрашивает на надрыве. — Разве не понятно? — с вызовом бросаю я. — Ты же умный. Сложи два плюс два. Не дожидаясь ответа, продолжаю. — Я собираюсь стать мамой. Я хочу ребенка. — От чужого незнакомого мужчины? — И что? Это просто биоматериал. Добрый человек, который за определенное вознаграждение осчастливит меня и других женщин. — Зачатие без души и любви? Ты в этом уверена? — А тебе какое дело? — отталкиваю его. — У меня уже было зачатие и с душой, и по любви! И что? Получилось у меня? Ты видишь здесь девочку или мальчика возраста твоего сына? — Нет, — говорит сдавленно, понимая, к чему я клоню. А у меня уже снесены к чертям все стоп-краны и теперь я буду делать больно, даже если не хочу этого. — Ты помнишь, что мне сказала твоя жена в ресторане? Помнишь? Ну что ты молчишь? У меня эти слова потом эхом звучали в голове! — прикладываю ладонь к виску. — “Желаю тебе и твоему выродку сдохнуть”! Она-то родила и у тебя замечательный, добрый, светлый ребенок, которого, к счастью, не коснулась вся эта грязь. А у меня нет никого кроме кота! И это черт возьми так несправедливо. Потому что я тоже хотела малыша от любимого мужчины. Но я не смогла его сохранить! Я уже кричу дурниной, а Лев молча меня слушает, дает выговориться. На нем лица нет, потому что горькая правда ранит больнее всего. — Ты спрашиваешь, зачем мне донор? Да потому что, Лева, я не могу сама, — развожу руки в стороны и рублю дальше. — Да, представляешь, я практически бесплодна. И мне поможет только медицина. И я уже смирилась со всем, научилась справляться сама с этой болью. Если это единственный вариант, то я сделаю это. И мне не нужно ничье одобрение, чтобы взять донорскую сперму. Тем более твое! Лев не ждет конца моей тирады, а через силу обнимает и держит крепко-крепко, блокируя все пути к отступлению. Я колочу его кулаками по спине, а ему хоть бы хны. — Отпусти меня, Лева. Отпусти, — задыхаюсь я. — Тише, тише, Сонечка. — Я сейчас ударю тебя, — тихо угрожаю. — Ударь. Я заслужил. От первого слова до последнего, — его теплое дыхание щекочет и успокаивает. Я перестаю драться и цепляюсь пальцами за рубашку, чувствую, как напряжены его спина и руки. Поняв, что я почти успокоилась, Лев ослабляет хватку, смотрит в мокрые глаза, приглаживает растрепанные волосы и пальцами касается щеки. Я же все также стою, вцепившись голубую ткань до хруста. — Ты во всем права, — мое лицо теперь в его ладонях. — А я идиот, что допустил такой исход, а потом просрал шесть лет. Но я тебе скажу сейчас и повторю столько, сколько нужно. Я любил тебя тогда, и я люблю тебя до сих пор. И в следующую секунду Лев целует меня сначала страстно и безумно, а затем мучительно нежно. Этот поцелуй не похож на тот, первый, после нашей случайной встречи в коридоре телецентра. Сейчас я разделяю с ним одну боль на двоих, горечь нашей общей утраты и потерянное время, которое уже не вернешь. Он признался, что любит меня. И я его люблю. Но не признаюсь в этом. Сейчас я хочу того же, что и он. Забыться и утонуть в бешеных эмоциях и страсти. Она больше не поддается контролю, как и я… Ладони Льва проскальзывают под блузку, гладят, ласкают, мнут, сводят с ума. Я послушно поднимаю руки, он быстро снимает ее с меня и отбрасывает в сторону. Дрожащими от желания пальцами расстегиваю пуговицы на его рубашке. И когда она тоже оказывается на полу, Лев рычит, а я постанываю от предвкушения. Хочу снова обнимать и целовать его, сплетать наши пальцы, таять от прикосновений и горячих поцелуев, прожить эту запоздалую близость. Об остальном я подумаю после. Глава 30 Почему я не могла быть близка ни с кем, кроме Льва? Восемь лет — большой срок. За это время я бы вышла замуж, родила. Может, даже двоих. Психолог сказал, что я эмоционально привязана к первому мужчине, которого не просто любила, но и которой запустил в моем теле естественные процессы. До Льва меня трогал лишь насильник. После Льва — никто. Я просто не представляла ни рядом с собой, ни в себе другого. Говорят, такое бывает со вдовами, которые до самой своей смерти хранят верность мужьям. Но чтобы девушка после двух месяцев отношений так влюбилась, что никого к себе больше подпускала, — случай нестандартный. Но и такое бывает. Как объяснил психолог, я интересный, многогранный человек, в котором занимательно ковыряться. Главное — не сумасшедшая, уже легче. Хотя, как на это посмотреть, ведь минуту назад в объятиях Льва я была близка к помешательству. Кричала, молила, стонала, подгоняла, извивалась и таяла под его очень чутким руководством одного хищника. Но это уже была не тридцатилетняя Софья, а циничная Сонька, которая хотела взять от этого мужчины все, что он может дать. И он, конечно, дал. Лев вновь то рычал, как царь зверей, то шептал на ухо о любви, прощении и искуплении. А я смотрела на него затуманенным взором и боролась с собой, чтобы только не сказать ему три главных слова. Не сейчас. Когда мы оба получили то, чего хотели, — взлетели и упали вместе — я собиралась отстраниться, но Лев перехватил инициативу и своей огромной лапой пригвоздил меня к себе. И вот теперь моя голова лежит на его плече. Он гладит мои волосы, пропуская их через длинные пальцы. Мне и самой очень хочется положить ладонь на его грудь, но я держусь и выгляжу нелепо, потому что не знаю, куда деть руки. Не придумав ничего получше, натягиваю на себя одеяло, прикрывая грудь. Лев смеется: — Что я там не видел? — Лучше тебе не знать, — глухо отзываюсь я. — По-моему там все прекрасно, — не унимается Лев, и я бросаю на него гневный взгляд. — Это была разовая акция, Лев Николаич. Спасибо, конечно, но тебе пора на работу, — сажусь на кровати, прикрывшись плотной тканью. — Я уже сказал, что меня сегодня не будет, — Лев поворачивается на бок и подпирает голову ладонью. — Только я не предлагаю тебе остаться на чай. — Зачем чай? Есть другие способы провести время, — нагло подмигивает мне. — У меня в зале больной кот, — показываю рукой на дверь. — Да, точно. Кот, — обреченно вздыхает бывший. Я хочу встать с кровати, но Лев ловит Мышку за запястье, и за какую-то ничтожную долю секунды я снова оказываюсь под ним. — Попалась! — улыбается он. — Тебе правда пора. Кеша хоть и слабый, но ботинки твои найдет с закрытыми глазами, — предупреждаю я. — Кеша — мужик. Он помнит добрые дела. И потом я держал его на руках. Мы считай породнились. Лев заскользил по мне взглядом, отчего лицо вмиг вспыхнуло слабым румянцем, а глаза сощурились в ожидании подвоха. — Что ты хочешь? — спрашиваю серьезно и мужчина сокращает расстояние между нами. — Тебя, — шепчет в губы и снова целует. А дальше все снова как в тумане. Надо всерьез задуматься о смене гормональных, которые вызывают во мне очень сильное желание. Еще пара таких фокусов от моего организма, и Лев у меня пропишется, потому как мы уже переступили черту, разделяющую наши разборки и постель. И в постели у нас получается ладить намного лучше. — Я в душ, — сбегаю прежде, чем он снова заграбастает меня своими львиными лапами. Забегаю в ванную, поворачиваю замок на двери и смотрю на себя в зеркале. Опухшие губы, взлохмаченные волосы, довольный блеск в глазах, а внутри бабочки не просто порхают, а истерично взмахивают крылышками, требуя продолжения банкета. Ага, разбежались. У меня с возвращением Льва такие эмоциональные качели, что уже страшно. В одну минуту я ору и плачу, в другую отдаюсь ему без боя. Наверное, в психологии и этому найдется объяснение. Привожу себя в порядок и выйдя в коридор сталкиваюсь с бывшим…как он есть, то есть как мать родила. Я вмиг становлюсь пунцовой и еще раз убеждаюсь в расхожем мнении, насколько все-таки некоторых мужчин украшает возраст. Лев — живое тому подтверждение. Считав мою реакцию, он довольно хмыкает и скрывается за дверью. Я захожу в зал и проверяю Иннокентия. Котик, почуяв хозяйку, открывает глаза и смотрит с осуждением: — Му-у-ур, — жалуется он, что в переводе на человеческий значит “Нифига себе ты орешь, мать! Меня не стесняешься, хоть соседей пожалей”. — Прости, Кеша, мать твоя сегодня согрешила, — признаюсь я и опускаюсь на пол, прислонившись спиной к дивану и вытянув ноги. Питомец взирает на падшую женщину снисходительно. Вроде не осуждает, но недовольство выражает. — М-я-я-яу-у, — распевается Кешка, обвиняя в том, что у меня ни стыда ни совести. “Гони двуного” — читаю в его фырканье. — Он если что жизнь тебе спас! — защищаю я Льва. — А ты у меня еще получишь за то, что жрешь всякую каку. Кеша встает на лапы и переходит с лежака на мои колени. Мурлычет, требует ласки, подставляет чувствительные зоны для того, чтобы я их погладила и почесала. — Я хотел спросить, — поворачиваю голову на голос и вижу Льва в дверях. Чистенький, свеженький и даже издалека вкусно пахнущий. — Спрашивай, — киваю я. — А у тебя есть какой-то другой вариант? — он делает глубокий вдох. — Или возможность обойтись без постороннего мужика? — Только непорочное зачатие, — с серьезным видом заявляю ему. — А если порочное? — привалившись к косяку, он прячет руки в карманах брюк. — О-о-о нет, — усмехаюсь. — Если бы можно было, я бы уже давно нашла себе мужика для здоровья и для зачатия, и не парилась. Смотрю, как темнеет его взгляд от этих слов. — Но увы, — добавляю чуть тише. — А если я буду донором? Молчу несколько секунд, а потом взрываюсь хохотом. Кот вздрагивает от демонического смеха хозяйки и спрыгивает на пол. — Тебя не возьмут. Ты старый. Донорами теперь могут быть только дети 90-х. А твое семя, прости за правду-матку, может и не выстрелить. — А чисто гипотетически? Как твой…мужчина? Встаю с пола и прожигаю его насквозь. Идем навстречу друг другу и встречаемся посередине зала. — Зачем это тебе? У тебя же есть дети, — не прерывая зрительный контакт, спрашиваю. — Хочу помочь любимой женщине, — пожимает он плечами. — Давай без этого. За секс спасибо, с остальным я сама разберусь. — Все-таки подумай. У меня хорошие гены, — уголок рта ползет вверх. — Давай не будем усложнять. У меня есть план, и твой биоматериал туда не входит. Лев берет меня за руку и теперь смотрит серьезно. — Я уезжаю в командировку до конца следующей недели. Атырау, Астана. Отдохнешь от меня и подумаешь. Если что я готов. — Ты-то может и готов. А вот твои мальчики — не уверена. И вновь он запрокидывает голову и смеется, а я понимаю, что до невозможности усложнила себе жизнь. Глава 31 Даже в его отсутствие я чувствую, что он рядом. И хотя он пишет только по утрам и вечерам: “Доброе утро, Хорошего дня”, “Спокойной ночи” и “Сладких снов”, мне кажется, за мной наблюдают. Или это мания преследования разыгралась. Я же сама не пишу. Во-первых, гордость. Во — вторых, понимаю, что очень занят. И вообще, он просил подумать. И я думаю. Все, что я делаю — это работаю, ухаживаю за Кешей и думаю, думаю, думаю. Кажется, у меня скоро взорвется мозг. Поэтому в выходной я собираю экстренный Женсовет, чтобы обсудить сложившуюся нестандартную ситуацию и возможные пути выхода из нее. Встречаемся в кафе на завтрак, так как потом у каждой мамочки день расписан по минутам. Кризисы случались у каждой и доходило до полной пятой точки, но девочки умудрились все преодолеть и выйти из нее с наименьшими потерями. Теперь же я зажата как пятак между булками и ищу поддержки или совета. — Давай немного отмотаем назад, — просит Айлин с серьезным видом. — Ты сказала, что у вас было. Один раз? — Ну-у-у, — тяну я последнюю букву, как моя коллега Динка. — Не совсем. — Ах ты ж шалунья, — подруга бьет по столу ладонью. — И все-таки она сдалась, — мечтательно вздыхает Диана. — Я на гормонах! — оправдываюсь я. — Это они виноваты! — Ага, на гормонах она. Ты уже год на них и что-то я не слышала от тебя вот такого. Я так и думала, что Ай будет настроена скептически, а Ди все же мягче. — Значит, что мы имеем, — Диана показывает пятерню и начинает загибать пальцы. — Машину починил. Раз. От наркоманов спас. Два. Хотел поменять тебе пробки. Три. — С пробками все было нормально, — вставляю я. — Не важно. Продолжим. Засыпал тебя цветами. Четыре. И спас кота. Пять, — Ди размахивает нами растопыренной ладонью. — Пять! Он набирает очки в моих глазах. — Но брать его материал слишком рискованно, — считает Айлин. — Это опасное дежа-вю, те же грабли и что там еще говорят в таких случаях? — Вообще не факт, что он еще подойдет. Донорами могут быть мужчины до 34. Старше — только если это муж, друг, знакомый, с которым ты договорилась. И то, все зависит от его здоровья и качества его живчиков, — объясняю я. — Как все-таки интересно устроен человек, — философствует Диана. — А если ваша встреча не случайна? — В каком смысле? — хмурится другая подруга. — Если Вселенная вас соединила для какой-то цели? Может, чтобы все исправить? Чтобы привести в этот мир нового человека? Или двух? — рассуждает наша нежная, милая, бесхитростная маленькая женщина. — Ну вот смотри, мы с Айлин вышли замуж очень рано и по большой любви. В этих браках родились дети, и мы были счастливы до определенного момента. А потом в системе произошел сбой. И в самые ужасные моменты она, — Диана показывает на Айлин, — встречает своего замечательного врача, а я — своего Великого и ужасного. Судьба! Это правда. Я еще сокрушалась, как у них получилось отпустить и забыть, и почему не получается у меня? Теперь они дружат семьями, а бывшие мужья давно отправлены в отставку. — Хорошо, — киваю я. — По твоей логике я тоже должна была кого-то встретить в момент лютейшего звездеца. Где мой доктор? — Видимо, у тебя другая судьба. У вас со Львом изначально был сбой в системе. А теперь пришло время ее чинить и перезапускать. Я не говорю, что надо соглашаться на его предложение. Это только тебе решать, потому что тело твое и матка твоя. Но ребенок у тебя обязательно будет. — Кто-то в декрете пересмотрел блогерш инстаграма, — посмеивается Айлин. — Ты погляди на нее, — Диана указывает на меня рукой. — Она же все еще его любит. Любишь? Девочки пристально смотрят на меня и ждут ответа. Все эти дни я искала ответы в себе, находила, перечеркивала, пыталась отменить, закопать, утопить. И вроде бы я должна ненавидеть за прошлое, но не могу. Я скучаю по Льву. Я жду его смс утром и вечером, хоть и сухо на них отвечаю. И чего греха таить, Диана права. — Да, я все еще его люблю, — отвечаю тихо. — Ой. Соня. Не знаю даже что тебе сказать, — Айлин прикусывает губу и серьезно смотрит на меня. — Здесь палка о двух концах. С одной стороны, и человек знакомый и гены вправду хорошие. А с другой…не будет ли тебе самой сложно проходить через все это снова? С тем же человеком, в тех же декорациях? Правда, без жены. Хороший вопрос. Но у меня пока нет на него ответа. Встреча безусловно прошла плодотворно, раз я призналась не только себе, но и подругам, что Лев мне небезразличен. Бросаться в омут с головой как в прошлый раз я не собираюсь. Да, у меня сердце замирает, когда он рядом, а тело мгновенно откликается на его прикосновения. Но я уже не та, что раньше. И он уже не тот. После обеда приезжаю к родителям. Вечером приедет мой брат Рауль с семьей. Вот уж у кого все хорошо и без проблем: 30 лет, а уже при хорошей должности, красавице-жене и детях. Он, как и все метисы, красавчик: высокий, поджарый, волосы черные, глаза узкие и зеленые. Пока папа ковыряется во дворе в машине мы с мамой лепим его любимые манты с тыквой и мясом. Между делом болтаем о том о сём. О Льве она уже в курсе, ведь папа уже доложил ей, кто починил мою машин. Но пока я не спешу ей говорить о его предложении, потому то сначала надо определиться самой. — Не забудь, что в следующую субботу мы готовимся к “назиру” в большом доме, — предупреждает мама. Назир — это поминки и мы их делаем по ушедшему год назад папиному брату. Большим домом семья называет родовое гнездо, где мы все росли. После смерти дедушки его по всем традициям унаследовал младший дядя. Он и его жена ухаживали за дедом до самой смерти. На поминки приглашают очень много народу — до двухсот человек. За день до мероприятия мы будем усиленно готовится: мужчины зарежут барана, женщины подготовят сладости, выпечку, приготовят все для плова, который традиционно подают гостям. — Да, конечно, я помню, — успокаиваю маму, раскатывая тесто. — Я, кстати, хотела тебе кое-что сказать, — загадочно начинает мама. — Пока папы нет.. — Так-так, что у нас за секретики? — хмыкаю я. — Твой биологический отец меня нашел, — тихо говорит мама. Я несколько секунд гляжу на нее, потом молча беру маленький кружок для раскатки и начинаю работать скалкой. — Сонь, — зовет мамуля. — Что? — поднимаю глаза и мой голос звучит слишком странно. — Мне зачем эта информация? И давай будем называть его просто донором. — Он мне названивает, раздобыл где-то мой номер. Сама не знаю, у кого взял. — И чё ему надо? — включаю ершистую Соньку. — С тобой хочет встретиться. Неожиданно, конечно. Я ему сказала, что не надо. Но он меня достал. Папу не хочу вмешивать, он такой вспыльчивый. — Мам, ну зачем мне это? — мучаю бедное тесто и сыплю на него слишком много муки. Она попадает на черную футболку, а я еще больше завожусь. — Хочет встретиться, чтобы что? — Я ответила, что это очень плохая идея. Но он прилип как банный лист. — Может, ему что-то нужно? — прищуриваюсь я, а потом распахиваю глаза и тычу в маму скалкой, — А-а-а, я поняла. Он болен и ему нужна моя почка! — Соня, — мама хихикает и бросает в лицо муку. Теперь у меня лицо белое. — Ты в своем репертуаре. Какая почка? — Я другого объяснения не вижу. Еще раз позвонит, отшей его, скажи, что он мне не нужен. И почку я свою не отдам. Мне она самой нужна. 38 лет — это знаешь ли не 8. Глава 32 — Скажи мне, Эсми, почему нам всегда достается самая грязная работа? — спрашиваю сестру, которая сидит напротив и быстро чистит морковь. В сто раз быстрее, чем я. Но она повар, а мои руки предназначены для другого. Эсми смеется, сдувает выбившуюся из-под платка прядь и говорит: — Потому что мы всегда опаздывает и приходим, когда все хлебные места заняты. Никто не хочет чистить морковку. — Ладно ты — повар. А я…у меня же руки из одного места. — Не наговаривай на себя. Нормальные руки. Перед нами стоит мешок моркови, пакет для мусора, куда мы скидываем очистки и большой таз с водой, куда мы бросаем овощи уже без кожуры. Все женщины в доме сегодня в платках. Обычно мы их надеваем в день самих поминок, но сегодня к нам пожаловала одна очень древняя, но уважаемая старушка-родственница, поэтому все дамы быстро подсуетились и покрыли головы. Подготовка к завтрашнему большому мероприятию идет полным ходом. Мужчины — в основном наши братья — собираются резать барана. Раньше это делали старшие, но теперь вчерашние дети, которые затаив дыхания следили за действиями взрослых, сам дошли до того возраста, когда им можно самим принести в жертву животное. Тети на летней кухне готовят самсу, а наши младшие сестры занимаются созданием “пятмисов” — подносов со сладостями для женщин. Поднос визуально делится на две части. На каждую сторону кладут по свернутому в квадрат пакету и маленькой лепешке, добавляют орехи, сахар рафинад, печенье и конфеты. Чем больше шоколадных, тем лучше. Все должно быть поровну, чтобы никого не обидеть. В день поминок эти подносы кладут на столы перед женщинами, которые сами ничего оттуда не едят, а достают пакеты и складывают все, в том числе и выпечку, для домочадцев, обычно для детей и внуков. Помню, в детстве мы очень ждали бабушку и теть с назиров и потом объедались сладостями, потому что пакетов было много. — Ну как там твой сосед? Не буянит? — спрашиваю сестру, которая недавно жаловалась на владельца лор-клиники, которая открылась рядом с ее магазином. Тот просверлил дыру в ее стене. — Наглый, заносчивый медведь! — рявкает она. — Но вылечил мой тонзиллит. — Что? — переспрашиваю я. — Горло у меня болело. А он пришел извиниться. Говорит: “Приходите ко мне. Я вас вылечу бесплатно”. Ну я пошла, раз бесплатно. Села в кресло, а он достает какой-то шланг и машет им у меня перед глазами. Открывайте, говорит, рот. А я ему: “а это нам вообще как поможет?” А это оказывается камера. Он ее засунул и показал, что у меня там все в пробках. Короче, за три сеанса меня вылечил. — Как хоть зовут твоего спасителя? — Муслим. — Магомаев? — издаю легкий смешок, который подхватывает Эсми. — Это его кличка, — тихо хохочет она, чтобы не обратить на себя внимание. — Соня, Соня! — к нам подбегает запыхавшаяся Жанна. Та самая врач, к которой я отправила в Льва в день нашего знакомства. — Что? Что такое? — вытаращив глаза смотрю на нее. — Через весь двор к тебе бежала, — она делает пару глубоких вдохов. — К тебе там мужчина пришел. Я подъехала, а он стоит у ворот, боится зайти. Я еще смотрю на него — лицо знакомое. Знаешь же сколько пациентов в день проходит. А он мне: “Жанна, я вас помню. Вы мне когда-то помогли”. И тут дошло до меня! Короче, к тебе пришел Лев. — Лев? — из рук выпадают овощечистка и морковка. Сердце бешено застучало и я приложила к нему ладонь, чтобы успокоить его. Сердце — предатель, сердце — слабак, сердце — магнит, который так и тянет ко Льву. Хоть я и сопротивляюсь. Встаю со стула, стряхиваю с себя пылинки и иду к калитке. — Соня, стой! — кричит Эсми, хватая меня за руку. Я оборачиваюсь, а она улыбается. — Платок-то сними. — А, точно! — И волосы пригладь. Нет, давай лучше я. Сестра убирает платок и поправляет мой хвост. — Вот теперь иди, — благословляет она. Открываю высокую металлическую калитку, выхожу на дорогу и гляжу по сторонам. Замечаю джип Льва, припаркованный у соседнего дома. Он тоже меня видит и выходит из машины. Я подхожу к нему и встаю на безопасном расстоянии. Господи, как же он хорош в темных джинсах, пуловере и кожаной куртке нараспашку. — Привет, красавица! — его довольное, даже счастливое лицо ослепляет. Но Соня — птица гордая. Скрещиваю руки на груди и вскидываю подбородок. — Во-первых, как ты меня нашел? Во-вторых, зачем приехал? — Я тоже рад тебя видеть, — усмехнувшись, он упирается бедрами о капот и зеркалит мою позу. — Как нашел? После того, как я облажался в прошлый раз, я сделал работу над ошибками и теперь знаю о тебе все, — многозначительная пауза будоражит, но я все еще держу себя в руках. — Второй вопрос. Ты трубку не берешь. Я звоню тебе уже второй час. — Трубка? — задумываюсь я. — Блин, телефон в сумке, а сумка дома. Ну хорошо. Я бы перезвонила. В чем срочность? — Соскучился, — пожимает плечами. — А ты? — Нет, — вру и не краснею. Ничего, ему полезно будет. — Врешь, — одаривает меня своей фирменной ухмылкой. — И вообще, у нас так не принято. К незамужней девушке не должен приезжать мужчина, если он не представлен семье. Это, знаешь ли, уят (позор) . — Серьезно? — его густые брови взлетают вверх. — Ага. — Хорошо. Когда ты будешь дома? Поговорить надо. — О чем? — Ты подумала над моим предложением? — Ох, Лева, — тяжело вздыхаю. — Это не место для переговоров. И нет, я еще ничего не решила. Он отталкивается от капота, подходит вплотную и берет меня за руку. Не могу не смотреть на него, хоть и стараюсь. Но все во мне так и тянется к нему. Сопротивляется, все равно сдается. — Значит, надежда еще есть, — второй рукой Лев заправляет за ухо прядь и я вздрагиваю от этого невинного жеста. — Эй, Сонь. Помощь нужна, — голос старшего брата Анвара вмиг приводит в чувство. Оба поворачиваем головы и видим, как у калитки собралось четверо воинственно настроенных восточных мужиков. На Анваре клеенчатый фартук, запачканный кровью барана. В мощной ладони — нож, с которого стекают багровые капли. Он проводит рукой по лицу, оставляя на нем красные следы. Остальные стоят с таким грозным видом, будто после бедного барашка возьмутся за Льва. — Нет, я справлюсь, — метнув в братьев гневный взгляд, поворачиваю голову ко Льву. — Вот видишь, — шиплю я. — Ты думаешь я испугался? Я рос на районе в 90-е, Соня. — шепчет он и вдруг резко оставляет меня одну и идет к моим родственничкам. — Салам алейкум, мужики. — Уалейкум ассалам, — отвечают слегка обескураженные братаны, когда Лев протягивает две руки в знак уважения, и здоровается поочередно с каждым. Даже с Анваром, которому приходится передать нож Равилю. — Это Лев, мой…друг, — объясняю я, указывая на бывшего. — А что ты его за воротами держишь? Проходи, Лев, — говорит Равиль. — Мужики, рахмет, — благодарит Лева, — но я только с самолета. Надо было Софье кое-что передать. — Да заходите, — машет рукой младшенький Рауль, — мы правда только барана зарезали. Посидим, познакомимся. Ага, специально упомянул про барашка. Мол, читай между строк. Ну я им сейчас устрою! — Ему правда надо ехать, — спасаю положение, хотя сама не хочу, чтобы он заходил. Тогда бы вся родня на него глазела. — Его дома ждет сын. Да, Лева? — Все верно, Соня. Главное, я все тебе передал, — он пытается скрыть довольную улыбку, предназначенную только мне, а затем поворачивается к братьям. — Не буду мешать. Рад был познакомиться. Соня много о вас рассказывала. — Заходи, если что, — басит Равиль. — Обязательно, — обещает он, а потом обращается ко мне. — Соня. Смотрю, как Лев садится в машину, захлопывает дверь, кивает мне и через минуту уезжает. Делаю глубокий вдох, резко разворачиваюсь и смотрю на пацанов с вызовом. Потом выхватываю нож у Равиля и тычу им в них. — Вы-ы-ы! Что за шоу вы здесь устроили? — Сонь, опусти нож, — нервно засмеялся Рауль, растопырив ладони. — Какого фига, я вас спрашиваю? Еще бы голову барана притащили! — цежу сквозь зубы, чтобы старшие не услышали. — Блин, это идея, — чешет затылок Анвар. — Надо было вытащить. — Сонь, ну ты что, обиделась что ли? Ладно тебе, мы просто пошутили! Девчонки так переполошились, что к тебе мужик приехал, — оправдывался Равиль. — Прости, Сонь, мы случайно проговорились, — слышу голос Жанки. Вижу торчащие над забором головы Жанны, Эсми и Альфии. Скамейку они что ли притащили, чтобы встать? — Мужик приехал, — повторяю взволнованно. — И что? Не вы ли говорили, что мне замуж пора? Продолжайте в том же духе, всех кандидатов распугаете! — Так этот Лев — жених что ли? — хмурится главный герой перфоманса Анвар. — А не скажу теперь, — сощурившись заявляю я. — Просто мужик. Сжимая в кулаке нож, захожу во двор и иду в сад. Девочки виновато семенят за мной. Я хоть и выпустила пар, но продолжаю злится на всех, в том числе на себя. Лев…кто ты мне сейчас? Глава 33 Домой попадаю ближе к девяти уставшая и выжатая, как лимон. И вовсе не от того, что пришлось пахать. С момента приезда Льва я снова зациклилась на вопросе: “А может ли он подойти?” Даже мама с папой, которые подвозили меня домой заметили, что я какая-то тихая. — Слышал, знакомый твой приходил. Тот, что машину тебе сделал, — как бы между прочим отец, говорит когда мы встали на светофоре. Он повернулся ко мне полубоком и подмигнул. В тот момент, когда приехал Лев, родители были на рынке, докупали фрукты. — Тогда ты слышал, какое шоу устроили все ваши дети, — развожу руками я. — Надо было еще голову барана на кол и походить с ней по улице. Отец засмеялся и вернулся на исходную. — Если это Лев, то он, наверное, не сильно испугался. А что нестандартные смотрины, да, Наташ? — обращается он к маме. — Мальчики у меня еще получат, — отвечает она ему. — Ой, мальчики! — передразниваю я ее. — Там двухметровые мужики, а детство все еще играет в одном месте. Мама хихикнула, папа нажимает на газ, едва загорается зеленый. — Так и что там за Лев такой? — не унимается батя. — Да так, — пожимаю руками, — старый знакомый. Очень старый, я бы сказала. Припадаю лбом к окну и смотрю на пролетающие огни ночного города. Папа понимает меня и включает любимое радио Ретро, где Шатунов поет про седую ночь…и только ей доверяю я. Дома меня встречает похорошевший Кеша. Все эти дни он вел себя очень хорошо и ни разу не сбежал. Наверное, котик перенес сильнейший стресс и теперь будет тише воды ниже травы. Не хочется ему откинуть лапы в самом расцвете. Переодеваюсь в домашнее, иду на кухню и глотаю таблетки, коих у меня несколько штук. Подношу к губам стакан с водой и вздрагиваю от звонка в дверь. Жидкость расплескивается и попадает на футболку. Но и это мелочи. Сердце вздрагивает от того, что я понимаю, кто ко мне пришел. Конечно, он. Кто же еще? Еще один нетерпеливый звонок. Коленки дрожат, но я иду открывать. Все чувства вновь обостряются до предела. Слышу щелчок замка, нажимаю на ручку, толкаю тяжелую дверь и выхватываю в полутьме два голубых огонька. — Поздно уже, — шепчу я, впуская его к себе. — Прости. Не мог дождаться утра, — переступив порог, еще не разувается, а сканирует меня, мое настроение. — Где сын? — сжимаю край консоли, ища в ней опору. — Они с племянником у бабушки. — Ясно. Наблюдаю за тем, как он быстро снимает обувь и скидывает куртку. Один широкий шаг и вот уже заглядывает в мои глаза и поглаживает большим пальцем щеку, другой рукой обнимает за талию. Знаю, я слишком многое ему позволяю. Как там пела бабушкина любимая Валюша? “Сердце мое — не камень” и “Я не могу иначе”. — Скажи, что скучала, — просит он тихо. — Нет, — слежу за тем, как светлые брови сдвигаются к переносице. — Врешь опять, — усмехается и палец с щеки перемещается на губы. Чуть раскрываю их и закрываю глаза. А дальше все по новой… Куда-то летит моя футболка, под которой нет бюстгальтера, и его пуловер. Осмелела настолько, что сама потянулась к ремню на его джинсах и сама же его расстегнула. Целуясь, как сумасшедшие, двигаемся в спальню и забываем включить свет. — Ну скажи! — требует он, оказавшись надо мной. — Нет! — стою на своем, за что получаю наказание, как провинившийся ребенок. — Не признаешься? — выпытывает он, подняв мои руки и зафиксировав их над головой. — НИ. ЗА. ЧТО, — смеюсь ему в лицо. — Хорошо, тогда пеняй на себя, девочка. И снова я слышу от него признания в любви, но сама молчу и прикусываю язык каждый раз, когда хочу кричать, что я тоже его люблю. Но меня все еще держит страх…будто все это не по настоящему и снова останется лишь миражом в пустыне. Вместо этого, я кусаю его плечи, царапаю его спину, целую его губы, выкрикиваю его имя, обнимаю за шею, притягиваю к себе, забываюсь в его крепких объятиях. — Нет, не уходи, — возвращает меня в кровать, когда я собираюсь встать. Лев заботливо укладывает меня рядом и кончиками пальцев проводит по позвоночнику. Сердце трепещет от того, что он помнит, как мне нравилась эта ласка. Я еще говорила, что если бы была кошечкой, то замурлыкала бы. Кошечка? Черт! — А где мой кот? — чуть приподнявшись и посмотрев на Льва, интересуюсь я. — Мя-я-яу, — бурчит он и мы вдвоем ищем его глазами. Находим быстро, потому что горящие желтые очи в темноте способны довести до инфаркта. — Господи! — выдыхает Лева. Иннокентий царственно восседает на комоде и отчитывает нас как малолеток. — Мяу! — говоря человеческим языком: “Срамота”. — Если срамота, можешь не смотреть. Брысь отсюда! — сажусь на кровати и снова прикрываюсь одеялом. — Мяу-у-у-у-у! — “Я говорил, что от этого двуногого одни неприятности. Ты мне не мать больше. Ты падшая женщина”. — Чья бы корова мычала, Кеша. Каков сын, такая и мать. Все, давай шуруй на место! Лев не выдерживает и прикрыв лицо широкими ладонями, трясется от смеха. — Что ты ржешь? — ударяю его кулачком по груди. — Прости, но ты просто так серьезно с ним всегда разговариваешь. Как будто он тебя понимает. — Понимает. Коты самые умные животные. И по его интонациям я могу определить, в каком он настроении. — По одному “Мяу”? — лыбится Лев. — А знаешь, сколько оттенков может быть у одного “Мяу”. Есть протяжное “Мя-я-я-яу”, - начинаю жалобно тянуть букву “я”, пародируя Кешу. — Значит ему грустно или больно. Есть вот такое короткое и едкое “Мяу”. Это выражение недовольства, — с серьезным видом объясняю ему свою теорию. — Ты сумасшедшая, — Лев тоже садится и начинает водить кончика носом по виску, вызывая во мне новое желание. — Сонь, ты что-то решила? — низкий тихий голос ласкает слух, а теплое дыхание — кожу. — Если я скажу тебе, что согласна, ты сделаешь все на моих условиях? — прикрыв веки шепчу я. — Каких? — хмурится, вглядывается в лицо. — Сдай сначала спермограмму, — твердо заявляю я. — Если твои товарищи — боевые — хорошо. Начнем работать. Если пороха в пороховницах нет, то не обижайся, я возьму молодого. Я сейчас не могу так рисковать, когда почти у цели. Демонстративно отстраняется, кладет руки на согнутые колени. Губы становятся узкими, как нитка, кадык дергается, мускулы напряжены. — Хорошо, — настроение меняется и сам Лев внезапно становится мягче. — Я сделаю, как ты хочешь. Все на твоих условиях. Для меня главное, чтобы ты была счастлива. Потому что я уже и так много чего сделал не так. Виновен по всем статьям. — Снова потянуло философствовать, Лев Николаич? — Нет. Просто…первое слово дороже второго, да, Соня? — На что ты намекаешь? — склоняю голову на бок. — Ты сказала, если все хорошо, возьмешь меня в доноры. А я уверен, что там, — быстро опускает и поднимает глаза, — все отлично. — Допустим. Но даже если это случится и ты мне подойдешь, это ничего между нами не изменит, — кладу ладонь на грудь. — Ребенок будет моим. От тебя ничего не потребуется. — Давай не будем забегать вперед. — Ты сказал, что согласишься на мои условия. — Поживем — увидим, — коротко бросает он. Затем он молча встает и выходит из комнаты. Я сначала смотрю ему вслед, а потом плюхаюсь лицом в подушку и кричу не то от радости, не то от безумия. Глава 34 По легенде для врача у меня появился мужчина, который может помочь мне стать матерью. Правда, лет ему уже много, но ведь попытка — не пытка. Анастасия Николаевна смеется и говорит, что бывают и старше. Главное, чтобы все хорошо работало. Выйдя из кабинета с направлением на анализы, ищу глазами Льва. Впервые вижу царя зверей таким растерянным. Сидит в уголочке, уткнувшись в телефон, а сам напряжен до предела. Я это чувствую. — Вперед, мой друг, к подвигам! Можешь идти сдаваться, — намеренно говорю так, чтобы женщины в очереди нас слышали. Ничего не могу с собой поделать, но мне нравится его доводить и выводить на эмоции. Детский сад, но даже такая маленькая пакость приносит удовольствие. — Еще громче скажи. Не все слышали, — грозно поднимается с кресла под хихиканье пациенток и идет за мной по коридору. — Ты специально это делаешь, да? — Конечно, — отвечаю на ходу и смеюсь. — Мышка приручила Льва, чтобы лев не расслаблялся. Поворачиваем направо и попадаем в темный закуток. Мужчина тут же хватает меня за локоть и одним резким движением прижимает к стене. Тело мгновенно реагирует на его жесткость и руки, что обнимают талию. — Лев Николаич, я понимаю, четыре дня воздержания. Но не здесь же, — усмехаюсь ему в лицо. — Какая же ты язва. Еще круче, чем была. — Если что, здесь камера, — поднимаю глаза к потолку. — Без проблем. Сегодня вечером. У тебя, — вздыхает нетерпеливо. — Сегодня не могу. У меня эфир. И прочие дела. — Какие? — спрашивает, прищурившись. Поддаюсь вперед и шепчу на ухо: — Тебе скажи, тоже захочешь. Снова прилипаю к стене. Взор Левы сосредоточен на моих губах, он собирается еще что-то сказать, но тут открывается дверь, и в коридор выходит пожилая медсестра в светло-лиловой форме. — Вы ко мне? — интересуется она, поправляя очки. — Да-да, — уворачиваюсь и подхожу к ней с направлением. — Он на сдачу. — Хорошо, — женщина забирает у меня бумагу и обращается ко Льву. — Проходите, мужчина. Сначала она вносит его данные в журнал, потом встает, берет из ящика стерильную прозрачную баночку с белой наклейкой и пишет на ней код. — Идемте, — строго велит она, и Лев, как послушный мальчик следует за ней. Сотрудница открывает небольшой кабинет, где стоит диван и низкий журнальный столик, а на стене висит телевизор. На окнах плотные жалюзи. — Так, журналы, если надо, — показывает медсестра рукой. — Пульт. В телевизор уже все встроено. Как закончите, занесете в кабинет. Я стою в дверях и еле сдерживаю смех, глядя на пунцового Льва. У него лбу даже выступили капельки пота от волнения. — Левушка, ты не теряйся. Если все хорошо будет, потом повторишь на бис, — добиваю его, держась из последних сил. — Смейся, Сонечка, — угрожающе произносит он. — Только знай, что я буду о тебе думать в этот момент. Пока я придумываю ответ, он скрывается за дверью. Злюсь, что последнее слово было все-таки за ним. Через полчаса выходим из клиники и каждый идем к своим автомобилям. Их мы по “счастливой" случайности припарковали рядом. Открываю дверь своего “рафика” и на прощание оборачиваюсь ко Льву. — Результаты узнаем завтра. Я позвоню, — деловито сообщаю бывшему. Сильный порыв октябрьского ветра растрепал мои волосы и они упали на лицо. Лев вскидывает руку в воздух и убирает локоны. Замираю на несколько секунд, разучившись дышать. А он смотрит на меня так, словно заглядывает в душу, взрывает там все и вытаскивает на поверхность тайные желания. — Так ты занята сегодня? — переспрашивает осторожно. — Очень, — заверяю его, пытаясь унять дрожь. — Мот про тебя спрашивал. Как дела, как кот? Нас разделяет черная дверь машины, в которую я вцепилась до боли в суставах. — Да. Передай ему “привет”. Я помню, что обещала пригласить его в гости. — И когда? — хрипло спрашивает, опаляя дыханием. — Как только, так сразу. Устроит ответ, — нервно сглатываю. — Вполне. После этих слов Лев касается губами моих губ, а я от неожиданности округляю глаза и еще сильнее сжимаю пресловутую дверь. Он считывает мое состояние, знает, за какие веревочки тянуть куклу. И черт возьми, я не хочу ему поддаваться, но это сильнее меня. — Может все-таки сегодня? — Нет, — нахожу в себе сил настоять на своем. — Жаль, — вздыхает наигранно и идет к своему джипу. Я быстро запрыгиваю в машину, бросаю сумку на пассажирское кресло и опускаю зеркало. И смотрит на меня прежняя Соня, но в ее глазах пылает нечто новое. Говорю себе, что надо остановиться, но наступаю на те же грабли. Каждый раз, когда Лев целует меня, я погружаюсь в море, которое хочет меня утопить. Каждый раз, когда говорит любви, я чувствую себя живой. А когда ласкает — схожу с ума. Но он еще ни разу не услышал от меня признания в любви. Потому что если я скажу ему об этом, это снова причинит мне боль. На работе получается абстрагироваться от проблем и сфокусироваться на важном. Все стоят на ушах из-за новости о смерти жены бывшего министра. По предварительной информации, он забил ее до смерти в ВИП-зале ресторана своей семьи. Журналистов в столице ориентирую на прямой эфир. В нашем городе записываем подруг погибшей, которые, оказывается знали о том, что богатый муж не раз поднимал руку на супругу. Со всеми этими делами забываю даже пообедать. А в районе двух часов звонит внутренний телефон. Булочка, то есть охранник дядя Булат говорит: — Сонечка, привет. Тут девушка пришла, тебя спрашивает. Говорит, срочно. — Кто такая, Булат-ага? — Сейчас, — отвечает он и обращается к посетительнице, — Спрашивает, как зовут? Ага, хорошо. Сонь, ее зовут Алиса Захарова. Сердце падает со скалы и ударяется об острые камни. Алиса Захарова. Старшая дочь Льва. *** В этой главе речь идет о реальном преступлении, произошедшем в Астане в ноябре этого года. Жертвой своего мужа стала очень красивая женщина Салтанат Нукенова. Если вы хотите узнать об этом деле поподробнее посмотрите в Ютьюбе сюжет под названием "Для нас он изверг, для нас он убийца" на телеканале КТК. Глава 35 — Я на обед, прикрой меня, — прошу Вадика, поймав их с Мартой в коридоре. Опять ходили курить, несет за версту. — А лицо страшное, как моя жизнь, — кривится друг. — Что-то случилось? — Случилось, — опускаю глаза. — Дочка Льва ждет меня внизу. — Боже мой, какие страсти, — ведет выдающимся носом Мартуша. — И зачем? — Поговорить хочет. — Глянь, а она побежала! — всплескивает руками Вадим. — Софья, душенька моя, жизнь тебя ничему не учит, нет? — Нет, — поджимаю губы и постукиваю правой ногой. — У нее уже тик на нервной почве, — шепчет подруга. — Иди, Соня. Если что я прикрою. Не слушай его. — А что я? Или ты забыла? И знаешь, Соня, ты помни, что яблоко от яблони не далеко падает, — возмущается редактор. — Вадя, клювик закрой, — Марта складывает длинные изящные пальцы вместе. — У кого еще клюв, — обижается Вадим и обращается. — Иди уже. Только потом не вздумай плакать. Знаю, что он не со зла это бросил. Просто переживает. А я…Меня всю колотит от предстоящей встречей с девочкой, которая смотрела на меня маленьким волчонком. Зачем она пришла? Что хочет мне сказать? Попросит оставить ее отца в покое? Начнет приплетать мать? За несколько минут я придумала в своей голове все возможные сценарии развития событий и даже ответы. Девочка-то уже выросла, еще больше не десять. Поэтому на любой ее выпад у меня найдется ответ. Я попросила Алису подождать меня в нашей кофейне на первом этаж. Захожу внутрь, вижу знакомую девочку-бариста за стойкой. Машу ей рукой и на ходу прошу сделать “как обычно”. Ищу глазами девочку со светлыми волосами и такими же голубыми глазами, как у Льва, и уже через пару секунд спотыкаюсь о ее пронзительный взгляд. Мы узнали друг друга. Я — то мало изменилась за восемь лет, а вот она — сильно. Передо мной сидела уже не бледная тощая малышка со взглядом, полным ненависти, а как мне показалось, высокая, стильно одетая девушка с вьющимися золотистыми локонами, как у Снегурочки. — Софья? — Алиса поднялась с места, сделала шаг в сторону и протянула мне руку. — Да, здравствуй, Алиса, — я сделала тоже самое, подумав, что рукопожатие в нашей ситуации — все же странный жест. — Спасибо, что согласились поговорить, — неуверенно начала девушка. — Я знаю, что вы встречаетесь с моим папой. — Тебе это не нравится? — вскидываю подбородок, демонстрируя воинственный настрой. Неужели Вадик был прав по поводу яблони? — Давайте сядем, — предлагает она, легонько улыбнувшись. Я принимаю это предложение, понимая, что разговор будет нелегким. Сажусь за стол, кладу руки перед собой. Официантка приносит мой любимый кофе с карамелью. На стороне Алисы уже стоит белая чашка чая. — Слушаю тебя. Претензии, требования, проклятия, — нападаю первая. — Нет, — качает головой девушка, — я не за этим пришла. Я знаю, что папа любит вас. Всегда знала. Даже тогда, как мама привела меня в то кафе. — Ты помнишь? — Да, — усмехнулась она. — Такое сложно забыть. Мама сказала, что мы сделаем папе сюрприз, проследим за ним и удивим. А потом пошло-поехало. Она чуть помолчала, кусая губы, а потом продолжила: — По дороге домой я заснула в машине, а проснулась уже в своей кровати. Вышла из комнаты и услышала как родители шепотом ругались на кухне. Из всего сказанного я поняла, что папа хотел уйти, просил маму дать развод. Сначала обещал полностью нас обеспечивать, потом предложил переписать на маму фирму. Это почему-то врезалось в память. Но мама не согласилась. Она сказала, что если он будет настаивать, она убьет себя и ребенка. Этот рассказ тяжело давался Алисе. В ее глазах стояли слезы, а мое горло словно сковали цепями. В десять лет я тоже подслушала разговор старших и узнала, что не нужна родному отцу. — Папа вам этого не говорил? — спросила девушка. — Нет, я не знала. Хотя он приходил в тот день. И на следующий, — перед глазами пронеслись картинки прошлого: белый снег, мороз, мои ледяные пальцы, его последние объятия. — Я тогда очень испугалась, что мамы не станет. И я поняла, что вы одна во всем виноваты. Папа хлопнул дверью и ушел, а я…я хотела его вернуть и сделала вид, что снова задыхаюсь. Это сработало. Ночью он был со мной. — В чем-то я тебя понимаю, — кивнула я, повернув ручку стеклянной кружки на ножке. — Ты была всего лишь ребенком. Это ожидаемо. — Знаете, очень сложно расти в семье, где родители не любят и не уважают друг друга. Я так хотела помирить их, что перестаралась. А потом Матюша родился, и маме стало только хуже. Вы, наверное, знаете, что он обжегся? После этого папа принудительно отправил маму на лечение, а нас забрал к себе. За Матвеем смотрела няня, бабушка нам помогала. Ну а потом они, наконец-то, развелись. Алиса ловит мой взгляд и долго всматривается. Ежусь от ее пронзительного взора, как от холода. — Вы, наверное, думаете, зачем я вам все это рассказываю? Дело в том, что я тоже прошла терапию, чтобы разобраться в себе. И от папы с Мотей я поэтому съехала. Мне надо было понять мотивы родителей, все разложить по полочкам. Я столько лет винила вас в несчастьях семьи, что заочно возненавидела. — Приятно слышать, — хмыкнула я. — Не обижайтесь, пожалуйста. Я так больше не думаю. И маму с папой ни в чем уже не виню. Я просто знаю теперь, что не в ответе за их решения, поведение и выбор. Я люблю свою маму и желаю ей только счастья. Но и папу я очень люблю. Да, он растил меня, как цветок под колпаком. Но именно он научил меня ценить каждый сделанный вдох. А сам он не мог дышать свободно много лет. — Как ты обо мне узнала? — спрашиваю, подавшись вперед. — Мотя сказал, что у них ночевала красивая девушка с фотографий. Он показал мне ваши снимки в папином столе. — Отец, я так понимаю, не в курсе, что ты здесь… — Нет, но я ему скажу, — тихо смеется он. — Устроит мне, наверное, взбучку. — Я надеюсь, с мамой теперь все хорошо? — искренне интересуюсь я той, что желала мне смерти. — Папа сказал, она вышла замуж и уехала в Бельгию. — А вы не знаете, да? — Не знаю чего? — хмурюсь я. — У мамы опухоль мозга. Она уже несколько месяцев лечится. Я беру академ и еду к ней. — А как же Матвей? — ком в горле разрастается до небывалых размеров. — С ним сложнее, — Алиса опускает голову и смотрит на свои пальцы. — Мама не хочет, чтобы он видел ее такой, какая она сейчас после химии. Поэтому отказывается от видеосвязи. Он обижается, потому что не знает. И нам надо бы ему все рассказать, но мы все боимся. — Мне очень жаль, — все, что я могу выдавить из себя. Но это чистая правда. — Спасибо. Глава 36 Украдкой поглядываю на дочь Льва и понимаю, что все-таки они оба — Алиса и Матвей — больше похожи на отца. Он был прав, гены у него хорошие. Я и раньше знала, что Лева хороший отец, но только сейчас поняла, через какой ад прошли и он, и его дети. А теперь еще и болезнь матери. Нет, я не злорадствую и не торжествую. И несмотря на то, что я рационалист и агностик, невольно вспоминаются слова “мома” — папиной мамы о том, что “нельзя желать человеку смерти, потому что проклятие может обернуться против тебя”. Неужели это действительно так работает? И тем не менее, дай ей Бог здоровья и исцеления. Зла не держу. Мне оно сейчас противопоказано. Пока мы беседовали с Алисой на улице зарядил дождь. Мы были единственными посетителями в этот час, поэтому никто и ничто нам не мешало. — Знаете, а папа за последние дни прям ожил, — воодушевленно произносит Лиса. — Обычно он такой серьезный, собранный, деловой, а тут смотрю — шутит, улыбается. Я его сто лет таким не видела. — Он может быть разным, как и все мы. — Вы правы. Но я-то знаю, что все это не просто так. Он, наконец-то ожил. И причина в вас, Софья. Скажите честно, вы на меня не злитесь? — С чего бы? — сдвигаю брови к переносице. — Ну вообще. Все-таки я вам такое рассказала. — Нет, не злюсь. Ты была ребенком, а все дети хотят, чтобы мама и папа были вместе. — Да, я очень хотела их помирить когда-то. Но оказалось, что по отдельности им лучше, чем вместе, — рассуждает она. — Зато я теперь знаю, как делать не надо. Мы много говорили об этом с моим психологом, потому что я боялась повторить сценарий родителей. не знаю, что ответить ей на это — слова застревают в горле. в горле. Ситуацию спасает звонок от Вадима. Он бомбит вовсе не из вредности. Скорее всего, что-то случилось. — Подожди минуточку, — обращаюсь в Алиске и прикладываю смартфон к уху. — Говори. — Возвращайся, там брифинг МВД дает по поводу бывшего министра. Будем давать в прямом для сайте, — строго сообщает Вадим. — Бегу, — киваю я и опускаю трубку. — Алис, извини, но мне пора. — Да, понимаю. А я еще посижу. Хорошо здесь, — она сначала смотрит в окно, затем поворачивает голову и, улыбнувшись говорит, — Спасибо, что выслушали, Софья. В этот момент я как раз была занята тем, что завязывала пояс на тренч. Поднимаю на Алису глаза, но уже вижу не озлобленную маленькую девочку, а ту, что сломала систему, не побоявшись лицом к лицу встретиться с той, кого она винила во всех бедах. — Спасибо, что все рассказала, — ответила я. Весь оставшийся день проходит в жесточайшем режиме, потому что из столицы поступает противоречивая информация о последних часах жертвы домашнего насилия. Подруги погибшей, которых удалось записать в Алматы, твердят, что знали об абьюзе в семье политика. Но женщина снова и снова прощала его, потому что любила… Работа вытесняет мысли о личном, но только до фразы: “Это были новости на “Пятом канале”. Берегите себя и своих близких. До свидания”. Десять минут уходит на то, чтобы добраться до кабинета, все выключить, одеться и выйти. Еще минут пятнадцать на дорогу. Дома меня встречает Кеша. Скребет лапой по полу, хвостом размахивает, всем своим видом показывает, что заждался. Запрыгивает на консоль, мурлычет, просит погладить. Такой стал в последнее время нежный, ручной. Чешу ему за ушком, а сама думаю, что потом надо будет что-то придумать с работой и правильно расставить приоритеты. Чем ближе моя мечта, тем чаще я фантазирую и представляю, как буду держать своего малыша на руках, купать его или ее, баюкать, кормить. Есть совершенно не хочется, еще и голова трещит. День был сложный, насыщенный и эмоциональный. Растягиваюсь на кровати, Кешка устраивается рядом. Усталость накрывает, обездвиживает, превращает в амёбу. Веки наливаются свинцом и где-то на границе между сном и бодрствованием я слышу, как пищит телефон. Но нет даже сил просто взять его с тумбочки. Открываю глаза и чувствую себя свободной, отдохнувшей, полной сил и энергии. Но почему я не дома, а вокруг высокие зеленые и голубые ели? Поднимаю голову к небу и вдыхаю чистый, бодрящий воздух. Пахнет травой и полевыми цветами, а еще чем-то очень знакомым, родом из детства, но не могу разобрать. — Соня! — слышу любимый мелодичный голос. — Сонечка! Мы здесь! Оборачиваюсь и застываю от восхищения и радости. Оказывается, за моей спиной раскинулось озеро — ровное и круглое, как блюдечко. Оно прозрачное, спокойное и сказочно красивое. В нем отражаются верхушки деревьев, бескрайнее и безоблачное синее полотно и я в белом сарафане на тонких лямках. Только сейчас понимаю, что босая. Но мне вовсе не холодно. — Соня, — снова зовет голос, но уже другой. Поднимаю голову и не могу поверить своим глазам. На другом берегу стоят бабушка с дедушкой и машут мне руками. — Сонечка! — кричит ба и я даже издалека могу разглядеть, что она улыбается. — Ба! Дед! Как мне добраться до вас? — спрашиваю и уже захожу в прохладную воду, но почему-то не могу пойти дальше. — Сонь, у нас все хорошо. Не надо к нам. И у тебя все будет хорошо! — говорит дедушка, подняв руку вверх. Только сейчас понимаю, что они выглядят намного моложе: светлые волосы еще не задела седина, лица гладкие, взгляды ясные. В голове крутится вопрос: “Как я могу их так хорошо видеть, если между нами большое расстояние”? — Соня, не забивай голову, — строго, но нежно просит бабушка. — Смотри на меня! Вот так! Помни, что всему свое время. Твое уже пришло. Все будет хорошо. Ванюша, готово? — спрашивает она деда. — Обижаешь, Аллочка, — усмехается дедушка. И тут я вижу, что мой самый любимый мужчина, заменивший мне в детстве отца, запускает в мою сторону две лодки. — Встречай, Сонечка! — его голос эхом пролетает над водной гладью. Деревянные ладьи идут ровно, не опережая и не мешая друг другу. Сердце замирают, когда они приближаются ко мне. Нет терпения ждать, поэтому я делаю еще одну попытку войти в воду. На этот раз получается и вот я уже по пояс в озере. Добираюсь до лодок, останавливаю их ладонями и заглядываю внутрь. Не знаю, чего именно я ждала, но на скамье одной из них лежит мое детское розовое платьице с белым воротничком и рукавами-фонариками. Бабушка рассказывала, каких усилий ей стоило достать его в Детском мире. А вот во второй к моему удивлению древняя, как я сама погремушка на белой ручке. У меня в альбоме есть фотография, где дед держит меня на руках, а я грызу сине-красный круг. Забираю дары и выхожу на берег. Ищу глазами бабушку и дедушку, но их уже нет на том берегу. Вокруг лишь умиротворяющая тишина… Просыпаюсь утром с ощущением абсолютного счастья и спокойствия. Протираю глаза, улыбаюсь новому дню и тянусь за телефоном. Знаю точно, что написал Лев, но не тороплюсь читать. Гораздо интересно, что в восемь утра отправила Анастасия Николаевна. “Соня, доброе утро. Анализы готовы. Показатели у вашего кандидата отличные. С ним можно работать. Забегите сегодня ко мне”. Глава 37 Дрожу как осиновый лист, ожидая Льва в кафе у дома. Сегодня у меня выходной, и я прямо с утра рванула в клинику. Мой репродуктолог, распечатав анализы Льва, еще раз по ним пробежалась и усмехнулась: — Как сказал наш уролог, если бы не возраст, предложил бы вашему мужчине стать донором. Я чуть не расхохоталась, представив, сколько бы маленьких львят бегало по городу, стране и миру. Нет уж, пусть этот донор будет только моим. — Пусть сдает оставшиеся анализы и все, приходит в назначенный день, — улыбается врач. — И когда можно? — Давайте в новом цикле вступим в протокол, — она смотрит на настенный календарь и кончиком ручки проходится по крупным цифрам. — Это у нас ноябрь. Если все пойдет по плану, родите летом. — Летом? — переспрашиваю я, все еще оглушенная новостью. — А знаете, как классно рожать летом. И гулять можно сразу, и не кутать, и солнечные ванны принимать! Красота! И вот теперь я сижу в уютном и модном кафе, где играет приятная музыка. Заказала пирожное и чай, чтобы отпраздновать, но кусок в горло не лезет. За окном после вчерашнего дождя свежо и светло. Небо непривычно синее для октября, по золотистой листве скачут солнечные зайчики, а с грозного дуба с шумом сыпятся желуди. Замечаю женщину с коляской, в которой сладко спит малышка, накрытая розовым одеяло с вышитым белым зайцем. Мама оставляет дочь под большим деревом, а сама достает маленький пакет и ходит вокруг, собирая опавшие листья и желуди. Наверное, меня скоро ждет тоже самое. На лице от этой мысли невольно расцветает улыбка. Как же дождаться ноября? И вдруг я вспоминаю, что и со Львом мы познакомились в последний месяц осени. Символично. Отрываюсь от окна, обнимаю горячую чашку и дую на нее, чтобы остудить чай. Поднимаю голову и тут же подпрыгиваю от неожиданности. Лев молча стоит напротив и разглядывает меня, а я даже его не заметила. — Напугал! — вздыхаю я. — Давно ты так? — Нет. Просто ты такая красивая, задумчивая и загадочная, — со всей серьезностью в голосе заявляет Лева. — Присаживайся. Разговор есть, — указываю рукой на диванчик напротив и мужчина садится, положив руки на стол. Черная кожанка тут же собралась на руках в гармошку, а у меня снова заныло в груди от того, насколько он хорош. Белая рубашка, темные брюки, аккуратная стрижка и любимые глаза. И почему у нас, да и вообще у меня, все так сложно? — Рассказывай, — Лев возвращает меня в реальность. — Я от врача. — деловито сообщаю. — Ты мне подходишь. Губы царя зверей вытягиваются в довольную улыбку, он тут же весь подбирается от гордости, будто целый прайд осчастливил своим присутствием. — Я же говорил, — подмигивает мне. — Ты от скромности точно не умрешь, Лев Николаич. — Обижаете, Софья Дильшатовна, — передразнивает он. — Так когда будем делать детей? — В ноябре. Дату, место и время скажу позже, — ехидничаю я. — Я так понял, у тебя выходной? — довольный Лев откидывается на мягкую спинку дивана. — Да, — киваю и прищуриваюсь. Он что-то задумал. — А что? — Я мотаюсь по делам, ты выходная, Матвей в школе. — Ты на что намекаешь? — склоняю голову набок. — Поехали ко мне, — вот так, без знака вопроса в интонации. — А почему не ко мне? — усмехаюсь я. — Там твой кот. Он меня ненавидит. И кажется, за нами подглядывает. — С чего ты взял? Кеша не извращенец. Он просто за мамку радеет. Лев запрокидывает голову и беззвучно трясет плечами. — Ну что опять? — настырно спрашиваю. Он вновь смотрит на меня смеющимися глазами, в уголках которых засели крохотные морщинки. Но я все равно вижу его на восемь лет моложе. — Ты все-таки невероятная девушка, Соня. Всегда была такой. И это ничего, что он раздевает меня взглядом в общественном месте, а я поддаюсь и кусаю губы. Гормоны затуманивают разум и бьют точно в цель. И раз мы уже все решили, может, пора успокоиться и расслабиться. — Так что, поехали? — теперь уже спрашивает Лев. Я решаю его помучить, долго смотрю в окно, цепляюсь за светофор и жду, когда загорится зеленый. Лев нервничает, стучит ботинком по полу. Поворачиваю голову, подношу чашку к губам и делаю маленьким глоток чая. Он молчит. — А поехали, — произношу я, поставив чашку на блюдце. Повторять Льву ничего не нужно, он тут же весь напрягается, поднимает руку и просит официантку принести счет. Он расплачивается за мой недопитый чай, а я застегиваю тренч и завязываю пояс на талии. Лев тоже поднимается и я делаю шаг вперед, чтобы оказаться впереди него. Но он не дает. Мужчина берет меня за руку и сплетает наши пальцы, приковав меня к себе и не отпуская. Знаю, что он ждет с моей стороны ответных действий и я очень хочу положить сверху свою ладонь и замедлиться. Но не делаю этого. — Давно ты здесь живешь? — интересуюсь я, не глядя на него, но выводя бесцветные круги на его груди. Мне важно знать, что его жены здесь никогда не было, хотя и понимаю, что она больше не встанет между нами. — Три года, — проговаривает он, поглаживая меня по волосам. От его прикосновений мурашки по коже и хочется броситься к нему на шею и целовать без остановки. — Сначала Юля с мужем купили здесь квартиру, им понравился и комплекс, и район. Потом я решил переехать. Маме тоже предлагали, но это никуда не хочет уезжать c насиженного места. — Твоя мама…знает о нас? — осторожно спрашиваю. — Знает. — Что именно? И с чьей подачи? — ложусь на подушку и поворачиваюсь к нему. — Всё и с моей, — хмурит брови. — А что? — Ну мало ли что, может я для нее шлюха-разлучница, которая залезла в штаны женатому мужчине, — хмыкаю я. На его лицо ложится тень. Поняв, что я вообще-то говорю так о его маме и у меня нет ни малейшей причины думать о ней в таком ключе, поджимаю губы. — Прости, пожалуйста. Это же твоя мама. Я не должна была так говорить. Лев кладет широкую ладонь мне на затылок и заглядывает в глаза. Сердце щемит от нежности, которую я в них вижу. — Послушай внимательно. Мне абсолютно все равно, что и кто будет говорить. Мама, сестра, дочь, сын. Да хоть целый мир. Я больше не ошибусь и не облажаюсь, как тогда. Третьего шанса уже не будет. Я знаю. Я люблю тебя, Соня. Всегда любил. — Дочка твоя приходила поговорить. — Та-ак. Когда? — Вчера. — Ясно, — он откидывается на свою подушку и стучит кулаком по лбу. — Она у меня получит. Что сказала? — Много чего, — пожимаю плечами. — Про маму свою и ее болезнь. Почему ты не сказал? — Почти никто не знает. Она сама не хочет афишировать. — И сын тоже? — И он. А я даже не знаю, как ему сказать, — вздыхает он. — Но что-нибудь придумаю. Мне жаль Льва и его сына. Жаль девочку, которая в десять узнала то, чего ей не следовало знать. Даже жаль женщину, что разрушила мои иллюзии, решив привязать к себе мужчину. У меня больше нет к ней ненависти. Но теперь пришло мое время. И пусть я все еще не раскрываю ему своих чувств, но я точно знаю, что он — мой. Даже если весь мир будет против. Ничего не говоря, дотрагиваюсь подушечками пальцев до его скул, очерчиваю контур красивого носа, веду вниз и касаюсь любимых губ. Глава 38 Чем ближе “День Икс”, тем страшнее. Я фанатично выполняю все, что говорит врач: много гуляю, хорошо ем, стараюсь не нервничать. Подчеркиваю — стараюсь. Но с такой работой и личной жизнью это очень тяжело. Наши встречи “для здоровья” проходят с завидной регулярностью и по одному сценарию. Он снова говорит мне о любви, я в ответ традиционно смеюсь и молчу. Иногда Лев выходит из себя и требует от меня признания во взаимности. Но мне так нравится его доводить, что я лишь гордо молчу. Тогда он звереет настолько, что сметает все на своем пути, лишая меня последних сил и воли. Но признания так и не выбивает. — Сложная ты женщина, Софья, — сказал Лев после очередных разборок, которые мы устроили в машине. — На то ты и Лев Николаевич, чтобы у тебя была своя сложная Софья, — театрально вздыхаю и смотрю на дорогу. — Скажи спасибо, что я не Анна. Лев вновь заливается от смеха, а я, пока он не видит, остервенело скоблю зубами по нижней губе. Все потому что я вдруг испугалась того, что его снова не будет в моей жизни. Ведь почти все это мы уже проходили. И он точно также смеялся над моими шутками, и лежали мы обнажённые, уставшие и счастливые, и любовь между нами была такая, что я не могла забыть. Гоню от себя дурацкие мысли и как спасение воспринимаю оживший в сумке телефон. И хоть сейчас суббота, но специфика работы такая, что могут вызвать в любой момент. Пока достаю телефон, чертыхаюсь, что не могу найти. Лев усмехается и внимательно следит за дорогой. Наконец, трубка оказалась у меня в руках, но как только я увидела надпись на экране, настроение тут же испортилось. — Кто там? — строго спрашивает Лев. — Снова он, — фыркаю я и бросаю телефон в сумку. Под “он” я подразумеваю своего биологического отца, который повадился звонить мне и просить о встрече. Черт знает, где он раздобыл мой номер, но поговорив с ним один раз, я ясно дала понять, что не хочу ни налаживать, ни поддерживать никаких контактов. — Хочешь я с ним поговорю? Я умею быть убедительным, — предлагает Лев. — Нет, я разберусь. Привязался же! — бурчу я. — А мама что говорит? — Мама считает, что я сама должна решить. Но она чересчур добрая и говорит, чтобы я сделала это еще до того… — осекаюсь на слове “забеременела”, - ну ты понял, о чем я. — А ведь мама права, — Лева останавливается на светофоре и поворачивает голову в мою сторону. — Надо все решить сейчас, потому что потом тебе нельзя волноваться. — Да, наверное, — опускаю глаза и смотрю на пальцы, сцепленные в замок. — Но это очень тяжело. Почти сорок лет мы с ним ходили по одной земле и вдруг, внезапно я ему понадобилась. — Ну вот и выяснишь, зачем. Быть может, мама и Лев действительно правы и я должна встретиться с ним, раз он просит. Может, он умирает и это его последняя воля? Тяжело думать об этом, но такова жизнь. Тогда, наверное, будет правильным все-таки увидеться, посмотреть ему в глаза и спросить почему он поступил так с нами. Сама звонить не хочу, а даю себе установку: наберет еще раз — возьму трубку и назначу встречу. Убегать не буду. Он снова объявился в конце октября. Я знала, что до начала протокола ЭКО остались считанные дни и подумала про себя — сейчас или никогда. Взяла трубку не сразу, но не потому что хотела его помучить. Просто собиралась с мыслями. — Алло, — голос ровный, бесцветный. — Софья, здравствуй, — а его — с хрипотцой, немного неуверенный. — Можешь говорить? — Могу, — что за глупый вопрос: могу, раз взяла трубку. — Хотел еще раз попросить о встрече. Просто поговорить, увидеться, познакомиться. Ох, Сергей, если бы вы знали, как бы я хотела сейчас нагрубить, но пока сдерживаюсь. — Хорошо, давайте. Только времени у меня немного. Сегодня вечером, адрес пришлю. Говорю с ним коротко и без лишних сантиментов. Надо держаться именно так, чтобы не показывать свою слабость маленькой девочки, которая все еще живет во мне. Ближе к семи иду в кафе рядом с домом, где мы договорились встретиться. Захожу внутрь и обвожу взглядом зал. Вижу одинокого мужчину чуть старше шестидесяти, и сердце больно колет от нашего внешнего сходства. Я-то все время думала, что может пошла в прабабку по деду. Заметив меня, Сергей встает из-за стола и идет навстречу. Теряюсь, не представляя. чего от него можно ждать. — Привет, Софья, — протягивает руку и ждет, когда пожму, но я только коротко дотрагиваюсь до нее и тут же одергиваю. Смутившись, он жестом предлагает мне сесть напротив. На столе стоит маленький чайник и две чашки. Усмехаюсь про себя этому: ну не чаи же гонять я пришла. — Простите, у меня мало времени. Вы так настойчиво предлагали встретиться. У вас что-то случилось? — Да, — сходу говорит он, но потом быстро переобувается, — Нет. Просто…знаешь, так удивительно. Ты так на маму мою похожа. Моя бровь ползет вверх, а вот в его глазах я читаю странное восхищение. — Вы хотели встретиться, потому что я вам маму вашу напоминаю? — Не совсем, — нервно смеется. — Я когда Наташу случайно встретил, вспоминал потом, как расстались и что она говорила про беременность. — Ага, я знаю. Вы сказали, что она от другого залетела, — с ехидством бросаю я. — Мне Светка тогда сказала, что с другим ее видела сразу после развода, — оправдывается он. — Мы молодые были, горячие… — Безмозглые, — добиваю я, а он вдруг опешил. — И это тоже. Если бы я знал, что она все соврала. — Слушайте, Сергей, какие-то странные у вас оправдания. Я знаю, что бабушка видела вас, когда мне было десять. Она вам про меня сказала. Но что-то я вас на пороге не видела. Да мне и не надо, знаете, — прикладываю руку к груди. — У меня дедушка всегда был, а потом папа. Да, пусть не родной по крови, но он мне дал свою фамилию, отчество и любовь. Сейчас вы от меня что хотите? Он медлил с ответом, сжимал и разжимал одну ладонь. Видимо, нервничал. — Я просто познакомиться хотел. Покаяться, — тихо сказал он. — Кто знает, сколько жить осталось. А тут я справки навел, узнал, как тебя зовут, посмотрел в интернете, там даже видео с тобой есть. Когда увидел твою фотографию — глазам не поверил. Ты так похожа на мою маму! Она умерла, когда я в школе учился. Вот один в один. И взгляд такой же, глаза, волосы, лицо — один в один. У меня все внутри холодеет. Все время было интересно, на кого же я похожа. Цвет глаз — мамин, характер — дедовский, а оказалось все сложнее. — Фото есть? — спрашиваю я неожиданно даже для себя. — Есть, есть, — повторяет он оживленно и достает из кармана брюк квадратное портмоне. Из него он бережно вытаскивает небольшую черно-белую фотографию женщины с красивой прической в стиле 60-х. Светлые волосы до плеч, добродушная улыбка, ямочки на щеках, платье в цветочек. Да я просто ее реинкарнация. И это пугает. А ведь мама знала об этом и молчала. — Можно взять? — глажу снимок кончиками пальцев. — Конечно. У меня еще есть, — радуется он. — Правда, похожи. А ваша…вторая дочь? — А она в маму свою пошла и в ее родню. Полина живет сейчас в Турции, замуж вышла за их местного. — Понятно, — вздыхаю я. — Так все-таки что вы от меня хотите? Хотя я понимаю его мотивы. Я у него ассоциируюсь с матерью, которую он рано потерял. Он видит во мне ее. И еще понимает, как сильно ошибся, когда обвинил мою маму в “измене”. — Может, попробуем пообщаться? Узнать друг другу поближе. Я хотел бы, чтобы ты меня простила. Желудок сводит от внезапной боли, будто мне его чем-то острым проткнули. — Вам станет легче, если вас прощу? — Да, — произносит, не задумываясь. — Если бы вы мне были близким человеком, я бы наверное, как-то по-другому относилась к этому вопросу. Но вы мне совершенно чужой, — чувствую, как в глазах собираются слезы слабости. — Просто человек, с таким же генетическим кодом. Поэтому да, мне наверное, проще будет сказать, что я прощаю. Спасибо, конечно, за то, что пожертвовали 38 лет назад свой биоматериал моей маме. Вот кто вы для меня. Не больше. — Но Софья. У тебя же есть сестра младшая. Вы бы могли… — Не могли бы, — отрезаю я. — Мы друг другу никто. — А дети у тебя есть? — внезапно спрашивает он. — Пока нет. Но это к теме не относится. Я уже сказала, что простила вас. Но я не хочу общаться с вами. Простите, но это моя позиция. — А вот сейчас ты мне бывшего тестя напоминаешь, — говорит он, нахмурившись. — И слава Богу. Дед меня вырастил, если вам интересно. Носил на руках, когда зубы резались, в садик водил, колыбельные пел. Так что вы не думайте, у меня из-за вашего отсутствия в моей жизни психологическая травма развилась. Да и у вас я вижу, жизнь сложилась хорошо. — Не жалуюсь, да. — Также с маминой подругой живете? — отчего-то выскакивает этот вопрос. — Нет, с ней мы развелись. — Вот как бывает. Подруга мужа у мамы отбила, на нее наговорила, отца ребенка лишила. И вот вам итог. Бумеранг в лучшем ее виде. Замолкаю, видя, что он уже красный, как помидор. Непонятно — то ли злится, то ли стесняется моей голой правды. Но мне уже в тягость это общение, потому что я убеждаюсь, что не хочу продолжать с ним диалог. Может, потом наступит облегчение, когда я разложу все по полочкам и приму тот факт, что он раскаялся и понял свою ошибку. — Извините, мне пора идти, — я встаю со стула и крепко сжимаю кожаный ремешок от сумки. — Пожалуйста, подумай, может, мы все — таки сможем хотя бы созваниваться, — с надеждой просит Сергей. — Не думаю, что это хорошая идея. У меня нет желания, — лицо мужчины вытягивается от моих слов. — Прощайте. Разворачиваюсь и спешно иду к выходу, не оглядываясь. Меня терзают смешанные чувства от того, что я внезапно узнала о себе чуть больше. Раньше было интересно разобраться откуда я пришла, кто мои предки, на кого же я похожа. Как например, казахи, которые обязаны знать свой род по отцу и предков до седьмого колена. Считается, что так люди не утрачивают связи с прошлым. И вот внезапное открытие, что оказывается, полвека назад жила на свете женщина, как две капли воды похожая на меня. Генетика — страшная сила. Иду домой, не разбирая дороги, потому что глаза застилают слезы. Ежусь от холода и вдруг дорогу мне преграждает живая стена. Не поднимаю голову, пытаюсь обойти, но не получается. — Дайте уже пройти, — рычу я. — Сонь, ну ты что, не признала? — слышу родной голос. Поднимаю глаза и вижу Льва. Просила же не приезжать, говорила, что сама разберусь. А он не послушал. Лев обнимает меня, защищая от жестокой правды и всего мира. Гляжу на него с надеждой и благодарностью от того, что он сейчас успокаивает шторм, разбушевавшийся внутри. Плачу в голос, уткнувшись носом а его грудь, он еще крепче к себе прижимает, гладит по спине и шепчет: “Все будет хорошо, моя милая, любимая девочка”. И я ему верю. Глава 39 — Волнуешься? — спрашивает Лев и накрывает мою трясущуюся ладонь своей. Мы сидим на парковке репродуктивного центра, где через несколько часов у меня будет пункция яичников, а у Льва…впрочем, Лев сам себе поможет. Я так ждала этот день, готовилась, настраивалась, делала уколы в живот и даже взяла отпуск. А под конец года его редко дают. И вот теперь я вжимаюсь в кресло и боюсь выходить. — Да, очень, — честно признаюсь и сплетаю наши пальцы. — Как закончишь, езжай, не жди меня. Я такси закажу. — С ума сошла? — сокрушается Лев. — Это же операция. Нет, я тебя дождусь и отвезу домой. — Но у тебя дела! — настаиваю на своем. — Дела я могу делать удаленно. Это не проблема. упрямая ты женщина, — журит Лева. — Ну хорошо-хорошо. Только не нервничай. Он сильнее сжимает мою ладонь, давая понять, что не отступит и будет со мной. И все это время до этого дня он действительно был рядом. Находил любой, даже самый незначительный повод, чтобы вытянуть меня на обед с работы, звонил, писал, подбадривал. А однажды предложил оплатить все расходы на ЭКО, а это больше миллиона (200 000 рублей). Но Соня же гордая и отказалась, потому что честно копила на мечту. В клинике расходимся по разным кабинетам. Лев идет “сдаваться”, а меня отправляют в святая святых — отделение, где делают пункцию яичников и последующую подсадку эмбрионов. Через полчаса медсестра выдает мне одноразовую голубую сорочку и шапочку, чтобы спрятать волосы. Как только переодеваюсь и обуваюсь в казенные тапочки, иду в предоперационную. В большой комнате в ряд стоят несколько кроватей. На парочке лежат пациентки и судя по их воодушевленным лицам, у них была подсадка. Надеюсь и через несколько дней буду вот так же лежать и мечтательно смотреть в потолок. Приходит мое время. Волнение нарастает, живот сводит от страха, а коленки подкашиваются, когда меня заводят в операционную и укладывают на стол со специальными держателями для ног. Могу гордится тем, что дожила до 38 лет и ни разу не лежала в больнице. Поэтому все для меня в новинку, в том числе и наркоз, пусть и кратковременный, как объяснил анестезиолог. Медсестра ставит катетер в вену и успокаивает: мол, усну минут на десять-двадцать, а проснусь уже в кровати. В операционную входит мой врач и мне вмиг становится спокойней. Она подходит к изголовью и я вижу лишь ее улыбающиеся глаза, потому что на ней медицинская маска. — Как дела, Соня? — спрашивает она. — Отлично. Только страшно, — вздыхаю я. — Не надо боятся. Все у нас получится. Правда? — Да, — киваю и поджимаю губы. — Девочки, все готово? Можем начинать? — Анастасия Николаевна обращается к команде. — Да! — отвечают они хором. Медсестра вводит в катетер раствор и просит посчитать от десяти до одного. Я послушно делаю то, что надо, но где-то между цифрой восемь и семь чувствую, что больше не контролирую ни разум, ни тело. А после меня поглощается черная бездна. Открываю глаза и первое, что вижу — белоснежные облака, по форме напоминающие сахарную вату. Снова похожая тишина и умиротворение, да и запахи будто знакомые, извлеченные из затуманенного сознания. Поднимаю руку и разглядываю ладонь и длинные пальцы. Как странно: вроде бы я — это я, но ощущение такое, будто моя душа переселилась в другое тело. Озираюсь и к удивлению обнаруживаю, что я лежу в деревянной лодке, которую уже видела раньше. Сил встать нет, но я понимаю, что плыву. Вот только куда и зачем? Делаю глубокий вдох, кладу руки на живот, в район матки и снова закрываю глаза. Меня качает на волнах туда-сюда, туда-сюда. В голове нет ни одной мысли, словно их сдуло ветром в открытую форточку. Прислушиваюсь к себе и понимаю, что тошнит и кружится голова. Но разлепить веки никак не получается. — Софья, как вы? — чья-то рука ложится на мое плечо. — Все в порядке? — М-м-м? — промычала я. — Вы стонали. Сильно больно? — слышу приятный женский голос. — Нет, терпимо, — отвечаю, постепенно приходя в себя. Сейчас чувствую, как потягивает низ живота. — Боль там — это нормально. Полежите полтора-два часа, а потом к врачу, — сообщает медсестра. Ну раз нормально, то буду терпеть. И действительно, через час я уже чувствую себя легче и уверяю медсестру, что могу идти самостоятельно. На мое счастье встречаю доктора прямо в отделении. Судя по ее лицу, все получилось и ей удалось взять у меня яйцеклетки. — Анастасия Николаевна, как все прошло? — с надеждой заглядываю ей в глаза. — Все хорошо. Взяли пять. — А это не мало? — настроение на грани фола, — Я читала, что у некоторых 10-20-30 получаются… — Сонь, не переживайте. Пять в вашем случае — отличный результат. Мы же год к этому шли. От нуля до пяти — это победа! — Правда? — чувствую себя маленькой девочкой, которой очень нужно услышать, что ее мечта действительно сбудется. — Конечно. Завтра вам позвонят из эмбриологии и скажут, сколько яйцеклеток оплодотворилось. На пятый день назначим перенос. Пойдемте, я вам назначение напишу. В раздевалке пишу Льву, что у меня все закончилось и я собираюсь домой. Ответ приходится мгновенно — он пишет, что ждет меня в холле. Все-таки он остался, несмотря на то, что я велела ему ехать. Но Льву ведь никто не указ — делает так, как хочет. Одевшись и выйдя на ресепшен, замечаю своего “донора”, который делает вид, что увлеченно читает журнал о репродуктологии. Тихо посмеиваюсь над ним и немного любуюсь. Он видимо чувствует на себе мой взгляд и поднимает глаза. Встает с дивана, подходит ко мне и, никого не стесняясь, обнимает за талию. — Поехали, — уже по-хозяйски произносит Лева. — Подожди, мне надо за процедуру заплатить. — Не надо уже, пошли, — мужчина берет меня за руку и ведет к выходу. Я жутко злюсь и в мыслях говорю ему все, что о нем думаю и посылаю в пешее эротическое. Но как только мы оказываемся на улице я застываю, глядя на первый снег. Мы стоим под козырьком и смотрим на чарующий танец снежинок. А ведь в прогнозе погоды ничего про снег не было. — Красиво, правда? — восклицаю, повернувшись ко Льву. — Красиво. Как ты? — Пойдет, — кутаюсь в осеннее пальто и поправляя шарф на шее. — Немного болит живот, но это пройдет. А еще знаешь, очень хочется есть. Я ведь голодная приехала. — А чего хочется? — Мяса. Много мяса. — Принято, — кивает он, а потом неожиданно подхватывает меня руки. Я не громко вскрикиваю и бью его кулаком по плечу. — Отпусти меня! Ты что? — возмущаюсь я. — Ты сказала: болит живот. Не надо напрягаться, донесу и довезу по высшему разряду, — подмигивает Лев. Приходится подчиниться, потому что “немного болит” — это мягко сказано. Низ живота тянет еще сильнее, чем во время критических дней. А еще появилась неприятная резь. Но доктор сказала, что такое бывает и скоро все нормализуется. — Так, моя госпожа, ты сегодня поедешь сзади, — приказывает Лева, укладывая меня на заднее сидение. — Можешь даже поспать. — Спасибо, я выспалась, — цокаю я. Лев достает из кармана пальто мобильный и вручает его мне со словами: — Тогда вот тебе мой телефон, закажи в приложении все, что хочешь. Только адрес свой вбей. — Аттракцион неслыханной щедрости, Лев Николаевич? — хмыкаю я. — Может, и квартиру на меня перепишешь? — Перепишу, Софья Дильшатовна, — задорно соглашается он. — Как только замуж за меня выйдешь. Глотаю ртом воздух, а этот наглец захлопывает дверь и обходит машину. — Я за тебя не пойду, — заявляю я, когда он садится за руль. — Я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт. — Сейчас в ЦОНе регистрируют, Соня, — кидает мне через плечо. — Тебе ли не знать. [1] 1 ЦОН в Казахстане — это Центр обслуживания населения, то есть место, где делают все официальные справки и документы. С недавнего времени сотрудники ЦОНов регистрируют и браки казахстанцев. — Я знаю, — огрызаюсь я. — И все равно не пойду. — Поживем — увидим. Не загадывай. Доезжаем до моего дома без ссоры и скандала. Лев снова доносит меня на руках до подъезда, и надо же такому случиться: из него выходит Элеонора Вениаминовна. В норковой шубке и шапке, но без своей любимой киски. Таращится на нас, будто мы Дед Мороз и Снегурочка — Ой, Соня, а это как понимать? — недоуменно хлопает глазами. — Как-то так, Элеонора Вениаминовна, — театрально вздыхаю и обнимаю Льва за шею. — Нашла мужчину, который носит на руках. Чего и вам желаю. Ну мы пошли? Лев еле сдерживается, чтобы не заржать, а Элеонора шепчет нам вслед: “Простигосподи”. Когда за нами захлопывается тяжелая подъездная дверь, даем волю эмоциям и смеемся громко и заливисто. А когда дышать становится тяжелее, мы смотрим друг на друга, и одновременно тянемся за поцелуем. Душа моя в сию же минуту взлетает в небо, пробивается выше и выше до самого космоса. И все-таки я люблю его. То, что Лев хозяйничает в моей квартире, очень не нравится Кеше. Он, как Мороз Воевода дозором обходит владения свои, всем видом давая понять, кто в доме главный. После плотного обеда, Лева сам вызвался помыть посуду, а Иннокентий решил проконтролировать. Слышу из спальни их занимательный диалог. — Мя-я-яу-у-у, — матерится Кысёныш, предъявляя необоснованные претензии: “Двуногий, у тебя что своего дома нет? Хули ты здесь трешься?” — Привыкай, Кеша, — усмехается Лев. — Может, скоро переедешь и будешь жить на моей территории. — Мяууу, — отвечает кот: “Да Боже упаси. Пусть она лучше отрежет мне колокольчики”. Прикрываю глаза ладонью и просто балдею от этих двоих. Если они уживутся, то это будет что-то из разряда фантастики. Через пару минут Кеша бесшумно подкрадывается ко мне, сворачивается клубочком прямо у живота. Чувствую его тепло и сыновью заботу, а еще вспоминаю слова бабушки о том, что коты — хорошие целители и чувствуют боль своего хозяина. — Спасибо, Кеша, — шепчу я и слышу в ответ довольное мурлыканье — мол “все для тебя, мать”. Я уже практически проваливаюсь в сон, когда чувствую, что рядом ложится Лев. Поворачиваюсь в его сторону и кладу сложенные ладони под щеку. Его пальцы бережно поглаживают лицо и убирают упавшую прядь. Мне очень хочется прижаться к нему крепко-крепко, и забыться в его объятиях. Подбираюсь ближе, кладу голову на плечо Леву и позволяю себя обнять. Слышу, как стучит его сердце. Чувствую его губы сначала на своей макушке, потом на виске. От нежности поет душа, которая, кажется, наконец-то успокоилась и приняла неизбежное. — Лев? — Спи, Сонечка. Я побуду рядом, — его шепот обволакивает и ласкает. — Я хотела сказать тебе…Я тоже тебя люблю. Признавшись, не дожидаюсь ответа, а засыпаю с блаженной улыбкой на губах. Глава 40 Наверное, нет ничего хуже ожидания. Ты себя загоняешь в угол, заламываешь руки, кусаешь губы в кровь и никак не можешь расслабиться. Вот и я последующие пять дней медленно схожу с ума. Когда через сутки позвонили из эмбриологии и сказали, что из пяти яйцеклеток оплодотворились четыре, я летать хотела от счастья. Но потом один эмбрион сошел с дистанции и осталось только три. Я старалась абстрагироваться, и вновь много гуляла, валялась на диване с Кешей, смотрела добрые фильмы и три раза принимала гостей: ко мне пришли сначала родители и Эсми, которая забила мне холодильник своими полуфабрикатами, потом Айлин с Дианой, а за ними — Марта с Вадиком. И, конечно, у меня помимо Кеши прописалось еще одно грозное, вредное и хищное животное. Приходит то в обед, то вечером, задабривает цветам и вкусняшками, подсаживает на наркотик в виде ни к чему не обязывающих объятий под пледом во время просмотра очередной мелодрамы. И да, нам нельзя. Мы держимся. Наконец, наступает день переноса. Лев вызвался меня проводить и дождаться, несмотря на мои уговоры ехать на работу. И вновь все повторяется: захожу в отделение, терпеливо жду своей очереди, переодеваюсь в одноразовую синюю рубашку. Только теперь фотографирую себя в зеркале для истории и отправляю четырем самым близким девчонкам: маме, в группу “Женсовета”, сестре и Марте. Получаю в ответ миллион смайликов, сердечек и пожеланий. Все-таки как хорошо, когда ты не одна проживаешь не только горестные, но и счастливые моменты. Перед переносом ко мне подходит мой врач и рассказывает, что из четырех оплодотворенных эмбрионов, два остановились в развитии. Один — хорошист. Один — отличник очень хорошего качества. Мы с Анастасией Николаевной еще на берегу договорились, что при моих показателях лучше подсаживать одного, чтобы спокойно выносить. А теперь как раз и получается, что “ударника” лучше заморозить и потом, если захочу, прийти за вторым. Вскоре меня вызывают на процедуру. В небольшом и затемненном кабинете стоит обычное гинекологическое кресло и аппарат УЗИ. Подмечаю закрытое прямоугольное окошко с плотным матовым покрытием. Одна медсестра помогает сесть, другая приподнимает мою сорочку, выдавливает на живот немного геля и принимается водить по животу датчиком. — Всем привет! Начнем? — в кабинет входит как всегда бодрая и веселая Анастасия Николаевна. И я как-то сразу успокаиваюсь в ее присутствии. Она устраивается у моих ног, внимательно смотрит на монитор. — Мы готовы, — сообщает доктор. Окошко открывается и я вижу девушку в синей форме и голубой маске. Это эмбриолог. Она передает врачу тонкий катетер, в котором находится моя горошинка. Анастасия Николаевна медленно вводит его в матку и через несколько секунд говорит мне: — Сонь, посмотрите на монитор. Вот видите звездочку, которая загорелась? Это и есть ваш эмбрион. — Это и есть мой малыш? — переспрашиваю неуверенно, уставившись на ту самую крохотную точку. — Да, — кивает доктор. — Привет, малыш! — в глазах блестят слезы, а рука невольно ползет к животу и накрывает его. Господи, только бы ты закрепился! *** До конца отпуска две недели и я все рассчитала так, чтобы выйти на работу, когда буду уже точно знать — получилось или нет. Анастасия Николаевна велела через четырнадцать дней сделать тест и сдать анализ ХГЧ. А еще я снова должна делать уколы в живот и пить таблетки. Когда едем со Львом домой, прошу его остановиться у ближайшей аптеки. Как только он припарковывает машину, я отстегиваю ремень безопасности и открываю дверь. — Куда? — громко рычит Лев на весь салон. — Дверь закрой. — Ты что кричишь? — тут же обижаюсь. — Мне надо лекарства взять. — Гололед везде и холодно, — рявкает Лева и протягивает руку. — Давай рецепт. Закатываю глаза, а на душе тепло и радостно от его заботы. Достаю назначение и протягиваю ему. Лев забирает листок и выходит из машины, а я вспомнив, что кое о чем забыла, открываю окно и кричу ему вслед: — И тесты на беременность возьми! Он оборачивается, смеется и кричит в ответ на всю улицу: — Сколько? — Пять! Нет, давай десять! Я же не выдержку четырнадцать дней и точно начну делать их раньше. Как в воду глядела. Моему терпению пришел конец на десятый день ожидания. С утра я встала с решимостью сделать, наконец, один тест и успокоиться. Намочила тонкую полоску, положила на стиральную машину и отправилась умываться. Поглядываю в зеркало на него, а руки так и чешутся взглянуть, что там. Но пяти минут еще не прошло. Сажусь на бортик ванной и начинаю кусать ногти. Страшно до рези в желудке. Наконец, не выдерживаю, хватаю тест и иду к окну на кухне, где света побольше. Смотрю и не могу понять — в глазах что ли двоится? Рядом с яркой красной полоской появилась светло-розовая. Ну прямо очень светлая. — Мя-я-яу! — Кеша своим громким мяуканьем пугает меня, и я роняю тест на пол. — Кеша, паразит! Потише можно?! — ругаю его и сажусь на корточки, чтобы поднять самый дорогой клочок бумаги на свете. Кот лишь презрительно фыркает, отметив что я “совсем из ума выжала” и запрыгивает сначала на стул, затем на подоконник. Фотографирую тест и отправляю его в группу “Женсовета” с вопросом: “Это вторая полоска или мне показалось?” Не проходит минуты, как девочки забрасывают меня сообщениями: “Если бы была полоска-призрак. то она не была бы такой яркой”, - считает Диана “Мне кажется, это то, о чем ты думаешь, Сонечка. Поздравляю, мамочка!” — отвечает Айлин. “Но если ты прям сомневаешься, сделай еще один”, — предлагает Ди и тут же присылает: “Папашке-то напишешь?” “Ой боюсь”, - печатают я и тоже прикрепляю иконку девочки, закрывающей лицо ладонью. “Напиши. Он вроде тоже не мимо проходил. Причастен”, - Айлин сменила гнев на милость. Бегу делать еще один, нет, два теста, и с каждым разом мне кажется, что полоска становится ярче. Льву я не пишу, а звоню. Он долго не берет трубку и я уже думаю сбросить вызов, как вдруг слышу его встревоженный голос: — Все хорошо? — А почему должно быть плохо? — недоумеваю. — Ты всегда звонишь только по делу или когда что-то случается, — объясняет он. — А-а-а, ну да. Вообще-то есть кое-что. Такое дело….кажется, я беременна. — Кажется? — слышу, как голос чуть сорвался. — Тесты показали, — жду, что он скажет хоть что-нибудь, но Лев молчит. — Эй, ты тут? Почему ты молчишь? — Я здесь, — выдавливает он, а у меня глаза на лоб лезут от догадки. — Ты что там плачешь что ли? Лев? — Нет, не плачу, — говорит через несколько секунд строго. — С ума сошла, мужчины не плачут. — А ну хорошо, — еле сдерживая смех, соглашаюсь я. — Собственно, это все, что я хотела тебе сказать. Ну пока. — Подожди! — останавливает Лев. — Я люблю тебя. Не могу сдержать довольную улыбку и шепчу в ответ: — Я тебя тоже. Через два дня беременность подтвердилась высоким ХГЧ — за 2000. Доктор сказала, что это отличный результат. Мир стал казаться прекрасней, воздух, несмотря на нашу загазованность, волшебным, а люди, даже самые хмурые, — добрыми и замечательными. Мне казалось, у меня выросли крылья и я вот-вот взлечу. Хорошие новости сразу же сообщила маме, папе и девчонкам. Остальным — потом, когда УЗИ покажет сердцебиение. Этого момента я жду с нетерпением, потому что для меня жизненно важно его услышать и знать, что с моим малышом все хорошо. В назначенный день приезжаем со Львом в клинику. Я иду на прием, а он остается ждать меня в коридоре. Взволнованно взбираюсь на высокое кресло и терпеливо жду, что скажет репродуктолог. Внезапно ее лицо становится чересчур серьезным, она хмурит брови и нажимает на кнопки. Чувствую, как покалывает кончики пальцев, а внутри все холодеет. Нет, только не это. Я не выдержу еще одного выкидыша. — Сонь, можно неудобный вопрос? — неожиданно произносит она. — Да, конечно, — сглатываю и ощущаю странную боль в горле. — Ваш мужчина — донор, он сейчас здесь? — Да. — А вы бы хотели, чтобы он послушал? — Наверное…Думаю, да, — прикусываю нижнюю губу. — Вы можете его пригласить, если хотите. — Хорошо, — отзываюсь так, будто она меня загипнотизированная. — Вы не могли бы подать телефон. Через пару секунд Лев уже стоит рядом со мной и пялится в монитор с таким умным видом, будто что-то там понимает. — Итак, помните, Соня мы пересадили вам один эмбрион-отличник? — Конечно. — Так вот, такое бывает, но редко. Ваш эмбрион разделился. Мы со Львом сначала молча переглядываемся, а потом смотрим на врача в поисках ответа. — Что это значит? — спрашивает нетерпеливо Лев. — Это значит у вас там двое детей. Произошло деление эмбриона и они оба прикрепились. Значит, это близнецы. Давайте послушаем их сердечки, — Анастасия Николаевна выводит звук на максимум, а мы со Львом замираем, слушая долгожданное “тук-тук, тук-тук”. — Первый есть. Теперь послушаем второго, — голос врача идет уже фоном, потому что в ушах звучит только один звук — биение сердца. Лев берет меня за руку и крепко её сжимает. Как он и говорил, мужчины не плачут. Зато у меня по щекам текут слезы. Их двое! Двое! Глава 41 — Я тебя еще раз спрашиваю: “Пойдешь за меня замуж?” — рычит злой царь зверей. — А я тебе еще раз отвечаю, что нет, — отвечает ему прозорливая Мышка. Лев ходит за мной по пятам в квартире и действует на нервы своей идеей о создании новой ячейки общества. С того памятного УЗИ прошло несколько дней, я уже вышла на работу, а он каждый день предлагает мне руку и сердце. Я отказываю. И вовсе не из вредности. — Но почему? — уже воет Лев. — Дай мне сначала в себя прийти. У меня… — У нас, — поправляет он. — У нас будут близнецы. То не одного ребенка, а то под сраку лет сразу двое по цене одного. Прикинь? — И? — Я нервничаю, мне надо сначала одну новость переварить, а потом уже мчатся под венец. — То есть ты обещаешь подумать? — уточняет Лева. — Сонь, ты же понимаешь, что дети должны родиться в законном браке? Я теперь за вас троих несу ответственность. Или что, у тебя это поведение на фоне гормонов разыгралось? — Вот за это можно сейчас получить в пятак, Лева! — угрожаю я. — Я нормальная! Я просто не хочу торопить события. — Да уж куда торопиться, да Соня? Дождемся, пока они школу закончат! Все это время мы стоим в центре зала и ругаемся на всю комнату. Кеша сидит на диване и только успевает поворачивать голову то в мою, то в его сторону. — Ну хоть ты скажи ей, чтобы она согласилась! — Лев поворачивает голову к Кеше и шутя предлагает ему подключиться. — Мя-яу-у-у! — кот только фыркает и смотрит на него со всем презрением этого мира. По этому многозначительному взгляду можно понять, что он думает примерно следующее: “Еще чего! На кой ты нам сдался? Нам и без тебя хорошо”. — Последнее слово? — Лев — снова уставился на меня в ожидании ответа. — Пока “нет”, - горделиво выпрямилась, расправив плечи. — Ну тогда пеняй на себя. Лев уходит, а потом два дня не появляется, только звонит и пишет. Говорит, много работы, дел навалилось столько, что домой приходит поздно. Да и у меня тоже самое. А еще постоянные мысли о том, что все-таки надо поберечься и спокойно выносить близнецов, а с таким графиком и нервотрепкой это будет сложно. И снова в редакции ажиотаж. В интернет слили список ВИП-клиентов печально-известной сутенерши Айки, которая была мамкой всея элитных эскортниц страны. Несколько месяцев ее арестовали, и она до сих пор находится в следственном изоляторе. В “списке Айки” [2] , как назвали его журналисты, попали политики, высокопоставленные чиновники, бизнесмены и артисты. Читаешь и глаза на лоб лезут — сплошь известные имена и фамилии. 2 "Список Айки" — это реальный список VIP-сутенерши и блогерши LoveAika. О нем всю последнюю неделю говорят и пишут все казахстанские СМИ. Выпуск решаем начать именно с самой горячей темы дня. За десять минут до эфира спускаюсь в новостную аппаратную, где на мониторах уже выведена студия и ведущая — Карлыгаш — с разных ракурсов. Звукорежиссер Лёня проверяет на ней микрофон, и они обмениваются шутками. Режиссер Максат по кличке “Безумный Макс” ругается с осветителями из-за бликов. Девчонки, отвечающие за суфлер и титры уткнулись в мониторы и быстро проверяют, все ли они правильно вбили перед эфиром. Как же я буду скучать по своей работе, по драйву, по ощущению, что ты знаешь чуть больше, чем остальные. — Все сюжеты пришли? — спрашиваю ребят. — Сегодня как по заказу, никто не опоздал, — отвечает Макс. — Чувствую, хороший эфир будет сегодня, спокойный. — Ага, — хмыкаю я, надевая наушник с микрофоном. — То-то ты не знаешь, что когда все идет как по маслу, обязательно какой-нибудь косяк случается. — Не каркай, Сонька! Завтра выходной, не хочу из-за косяков приходить и писать объяснительные. Я засмеялась и посмотрела на циферблат. Осталось шестьдесят секунд до старта. — Ну что дети мои, всем хорошего эфира! — говорю традиционную фразу на удачу. Затаив дыхание, жду когда на экране появится заставка и зазвучит тревожная музыка. И вот уже в кадре красавица-диктор приветствует телезрителей, а следом идут анонсы самых важных тем этого дня. Как и предсказывал Максат, все прошло без сучка, без задоринки. Идет последний сюжет про выставку кошек, который сняла девочка-стажер. Неплохой такой, я бы сказала милый. Тут же вспомнился душка Иннокентий, который грамот и призов не получал, но кот-ученый это точно. И ничего что потаскун. Выдыхаю, когда вижу в кадре Карлу. — И это все новости на сегодня, — говорит она с легкой улыбкой. — Подождите, пожалуйста, — раздается в ушах знакомый голос. — Извините, можно? Я не верю своим глазам! Этого просто не может быть! Я что сплю и мне снится работа? — Почему посторонние на площадке? — чуть ли не орет Максат. — А вы кто? — испуганно смотрит Карлыгаш на…Льва, который каким-то образом оказался в нашей студии. Стоит весь такой разодетый: в черном костюме, белой рубашке и галстуке. В этих декорациях он очень похож на диктора. Но мне сейчас просто хочется его задушить. Желательно этим самым галстуком. — Я — Лев, — отвечает он немного неуверенно, а потом смотрит прямо в камеру. — Соня, видишь, на что ты меня толкаешь? Да-да, я к тебе обращаюсь. Я пришел спросить тебя еще раз: “Ты выйдешь за меня замуж?” В аппаратной начинается суета. Шум в ушах отделяет меня от реальности, я гляжу на Льва, ожидающего от меня ответа, и не могу ни дышать, ни ответить. Стою как истукан, а до меня лишь долетают рваные фразы коллег: — А это не тот мужик, который нам ключи делал? — Соня, что делать? — Сонь, прогноз погоды ставим? — Соня-я-я-я! — Прогноз! Выходим на прогноз! Быстрее! — оживаю и командую. — Не получится, — Макс смотрит на меня и держи у уха смартфон, — шеф звонил. Сказал, чтобы держали его в кадре. В моей руке оживает телефон, беру на автомате, а там гневается Вадик: — Касымова, твою дивизию! Вот до чего дошли твои сюси-пуси с этим… Поздравляю, у нас теперь ЦУ довести этот цирк до конца. — Но программная! После нас сериал! — отвечаю не то ему, не то всей команде. — У нас тут самих по ходу сериал, — режиссер разводит руками. — Генеральный сказал продолжать снимать! — Да етить-колотить. Чтоб тебя, Лев! — взрываюсь я и бросаю смартфон на стол. — Я знаю, Соня, что ты не в восторге от этой идеи, — Лев будто знает наперед, что я скажу. — Я тоже еле решился. — Ребята, дайте нам крупный план этого Льва, — командует режиссер операторам. — Помнишь, восемь лет назад мы познакомились на пожаре? И ты заставила меня дать интервью в прямом эфире в обмен на помощь? — продолжает Лев. — Я очень боялся микрофона и камеры, а ты сказала смотреть прямо на тебя. Наверное, именно в тот момент я в тебя влюбился. Да, тогда все пошло не так, как надо. Я очень виноват в этом, но обещаю, что если ты захочешь, я буду каждый день говорить тебе “прости” и…я люблю тебя. От этих слов слезятся глаза, ведь я все помню, как будто это было вчера. А еще знаю, что Лев очень боится камер и даже фотографируется неохотно. И он видимо сошел с ума, выйдя в прямой эфир на всю страну. — Соня, идите в студию! Ну идите! — поворачиваю голову и вижу своих девчонок, которые протирают красные носы салфетками. — Давай, Соня, видишь, как мужик старается, — подхватывает Леня. — Черт, он как будто знал, что надо стоять рядом с Карлой, чтобы его было слышно. — Да, он такой…продуманный. — И прошел туда, куда никто не пройдет без пропуска. — Так он эти пропуски и делал, — хмыкаю я. — Сейчас он у меня получит. Под восхищенные взгляды коллег выхожу из аппаратной и иду в студию, которая находится совсем рядом. Через минуту уже воинственно залетаю туда, прохожу мимо хихикающих операторов и встаю напротив Льва. Зла на него не хватает. — А вот и наша Соня пришла, — Карлыгаш выдает фирменную улыбку и говорит на камеру. — Дорогие зрители, Софья Касымова — выпускающий редактор нашей программы. Человек, которого мы все любим за ее профессионализм, доброту и отзывчивость. — Снимаем Соню! — так как я все еще в наушниках, то продолжаю слышать, что говорит режиссер в аппаратной. Подхожу к столу диктора, рядом с которым стоит решительный Лев. — Что ты устроил? — шепотом спрашиваю я. — Предложение тебе делаю. — Я вижу. Что за мыльная опера на минималках? — Я же сказал, что добьюсь твоего согласия любой ценой, — мягко говорит он. — Да, идея рискованная, но я уже на грани отчаяния, потому что ты динамишь меня. И это — мой единственный выход, потому что ты жутко упрямая, но вместе с тем самая прекрасная женщина на свете. Он сжимает мою ладонь и поглаживает кожу большим пальцем. Я слушаю его и не могу поверить, что все это не сон. Но Снежная Королева внутри меня постепенно оттаивает, и под корочкой льда вновь бьется горячее сердце. Знаю, что завтра признание Льва растиражируют все кому не лень, и на нас может быть будут показывать пальцем. Но черт возьми, все-таки это поступок. Да, безрассудный и совсем на него не похожий. Но как сказала однажды Диана: “Каждая девушка хоть раз хочет почувствовать себя героиней теленовеллы”. И если это моя минута славы, то почему бы и нет? — И поэтому я спрашиваю тебя еще раз, Софья: выйдешь ли ты за меня замуж? Я люблю тебя и хочу быть рядом до конца своих дней. — И будешь терпеть мое упрямство, закидоны и моего кота? — шучу сквозь слезы и вдруг слышу голос режиссера в наушниках: “Камера 1! Общий план этих двоих!" — Конечно. Я даже постараюсь полюбить твоего кота. Хоть он меня и ненавидит, — поддерживает меня Лев. — Тогда я согласна, — сдаюсь, и обнимаю этого безумного мужчину за шею. Знаю, что нам нельзя целоваться в кадре, несмотря на огромное желание. Поэтому просто улыбаюсь, привстаю на носочки, упираюсь лбом о его лоб и закрываю глаза от счастья. — Люблю тебя, Соня, — признается он. — И я тебя люблю, Лева. И пусть весь мир подождет. Эпилог Три года спустя — Па-а-ап! Па-а-ап! — Ну па-а-а-ап! — Викуля, Лизок, папа сейчас о-о-о-очень занят, — отзывается Лев, стоя на стремянке и поправляя макушку новогодней ёлки. — Лиза, Вика, не мешайте папе и Матвею. Пусть сначала установят, — стараюсь быть строгой, но я сияю, глядя на то, как эти две егозы скачут вокруг наших мальчиков и не дают им ничего делать. Стою в дверях с коробкой в руках и не могу глаз отвести. Все они — мои: Лев, Мотя, Лизонька и Викуля. А я — их. — Мама, иглушки! Дай иглушки! — требует Лиза — маленький командир нашей семьи. Лев говорит, что характером она в меня — такая же упертая, то есть целеустремленная. — Несу, несу, — захожу в наш большой зал, сажусь на диван и ставлю коробку рядом. — Давайте посмотрим, что у нас здесь? Убираю крышку в сторону и наблюдаю, как меняются лица наших дочерей. В их глазах — восторг и счастье. — Ма-а-ама, какая класота! — щебечет Вика, прикладывая розовый шар с блестками к румяной щечке. Виктория — удивительно нежная девочка, похожая в этом на мою маму. Иногда мне страшно, что ее обидят, а она не сможет за себя постоять. Но рядом с ней всегда Лиза, а она-то покажет всем, где раки зимуют. Пока девчонки увлеченно вытаскивают елочные игрушки, я вспоминаю время, когда они еще были горошинами в моем животе. Наутро после выходки их отца мы проснулись знаменитыми. Видео с признанием и предложением Льва слили в сеть. О нас написали и местные, и зарубежные СМИ, даже по какому-то американскому каналу показали сюжет под названием “Love is in the air”. Если переводить дословно, то это значит “Любовь в воздухе”. А говоря телевизионным языком — “Любовь в прямом эфире”. Мой шеф Данияр Булатович, как и акционеры, были в восторге. Собственно, именно генеральный директор помог Льву все провернуть, а вот идею, к моему большому удивлению, подала Алиса. Она, оказывается, видела подобный ролик в интернете и предложила папе повторить. Как признался Лев, он сначала не хотел и очень боялся камер. Но дочь убедила его в том, что это романтично. И как по закону подлости в тот день эфир смотрела большая часть моих родственников, а еще Айлин с Дианой. На самом деле всем было интересно узнать про “список Айки”, а тут в финале появилась я со своим кавалером. Сюрприз-сюрприз! Уйгурское радио быстро разнесло весть, и мои родители до полуночи отвечали на звонки особо впечатлительных. Мне даже биологический отец написал и поздравил. Я ответила коротким “Спасибо”. Мы съехались со Львом еще до Нового года и стали жить вчетвером: я, он, Матвей и Кеша. Кот быстро нашел общий язык с Мотей, Ваней и Настей и купался в их большой, детской любви. Но ко Льву он все еще относился настороженно. Я бы сказала так: “Живут просто по соседству. Друг другу не мешают”. Правда, в первую ночь на новом месте он испортил его тапки. Слава Богу, на тапках мы и остановились. А еще я познакомилась с мамой Левы — Анной Владимировной. Она в отличие от доброй и открытой Юлии была более сдержана и поначалу относилась ко мне настороженно. Я поняла, что свекровь “сделала себе мнение” еще восемь лет назад. Бог знает, что ей тогда наговорила Ника. Но Лев сказал не обращать внимания, и я его послушала. А потом Анна Владимировна сама оттаяла. Поженились мы в январе, когда меня выписали из больницы в первый раз. Да, практически сразу после Нового года я попала на сохранение с кровотечением. И все произошло по прошлому сценарию: я только вышла из душа и собиралась одеться, как вдруг поняла, что по ноге бежит кровь. Наверное, я так истошно орала, что в ванную ворвался ошеломленный Лев и, посмотрев на меня, сам побледнел до полуобморочного состояния. Но быстро собрался, вызвал скорую. Так я попала в клинику. А потом еще раз. И еще. И опять. В общем, забеременеть оказалось легче, чем выносить. Ни о какой работе все девять месяцев я и думать не могла, и практически не вылазила из больничных, а потом ушла в декрет. Бедный мой муж только и успевал увозить и забирать меня из больницы. Лишь один единственный раз Лёвы не было со мной, потому что он повез Матвея к его матери в Бельгию. Еще раньше туда уехала Алиса, которая помогала отчиму заботиться о Нике. Позже девушка решила остаться там и поступила в университет. Вероника все-таки послушала Льва и согласилась встретиться с Мотом, чтобы рассказать ему правду о своей болезни. Провожала я одного мальчика, а встретила уже другого. Мне показалось, что он стал еще старше и мудрее. С тех пор, Мот чаще созванивается с Никой, которая уже почти полностью восстановилась после операции. Матвей, конечно, удивительный мальчик. Очень чуткий, эмпатичный, но в то же время серьезный и рассудительный. Характером ни в мать, ни в отца, ни в сестру. Правда, Лев говорит, что сын пошел в своего дедушку. Когда я была на четвертом месяце, Мот подошел ко мне и деловито сказала: — Я подумал и решил, что буду называть тебя мамой. Ты не против? Я опешила и пару секунд вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, шутит ли он. — Это тебя папа попросил так сказать? — Нет, я сам решил. Будешь моей мамой? Гормоны снова ударили по всем фронтам: и в голову, и в самое сердце. Я притянула мальчика к себе, растрепала его непослушные волосы и прошептала: — Ну конечно, Мотя, я буду твоей мамой. А он ничего не ответил. Только обхватил меня двумя руками и прижался к животу. Тогда-то я поняла, что все мои страхи были беспочвенны. Он принял меня такой, какая я есть, а я взамен захотела поделиться с ним любовью и нежностью, которая много лет спала на дне израненной души. Родила я предсказуемо раньше срока. Соня была не Соней, если бы все у нее было просто. Сильные схватки, слабая родовая деятельность и как результат — операция. Первой родилась Елизавета, следом — Виктория. Когда их поднесли ко мне, я поцеловала каждую в нежную крохотную щечку и отчетливо поняла: большей любви не бывает. Все, через что мы с их отцом прошли, было не зря. Всё медленно, но верно вело нас к этой долгожданной, волшебной встрече. Спустя два с половиной года, я уже не помню всех трудностей первых месяцев с близнецами. Нам всегда помогали мои родители, свекровь, Юля, Матвей и даже Ваня с Настеной. Айлин и Диана, как опытные матери, успокаивали меня в чате, когда я отправляла им фотографии то красных точек на коже, но детской неожиданности странной консистенции. Марта с Вадиком часто приходили в гости потискать крошек и вручить пару-тройку новых игрушек. Сейчас с Лизой и Викой намного легче. Они уже ходят в детский сад, разговаривают, многое хотят делать самостоятельно. А еще девочки похожи друг на друга, как две капли воды — цвет волос у них мой, а глаза такие же голубые, как у папы. Лев говорит, что видит в них мое отражение, а я наоборот. — Папа, я хочу звезду повесить! — Лизок дергает отца за штанину. — Нет, папа, я хочу! — не уступает ей Викуля. Лев садится на колени и девочки бросаются к нему. Он крепко их обнимает и смеется: — Девочки, звезда у нас только одна, как и папа. — Но она такая класивая! — восхищается Вика. — Да-а-а-а, — подтверждает Лиза. — Давайте мы с вами украсим елку игрушками, а Мотя повесит звездочку, чтоб никому не было обидно, — предлагаю я. Девочки смотрят на меня, потом на Льва и синхронно вздыхают: — Ла-а-адно. — Вот молодцы. Пойдемте, — протягиваю им руки, — выберем сначала самые красивые, пока Кеша их не разбил. Иннокентий, который все это время болтался под ногами, лишь презрительно фыркнул на мою ремарку, всем видом давая понять, что он уже положил глаз на елочку и скоро снесет ее к чертовой бабушке. Спустя несколько часов в большой гостиной стоит наша высокая, пушистая, наряженная красавица. Разноцветные огоньки мерцают в темноте. Во всем доме тихо и спокойно, а мы со Львом лежим в обнимку на широком диване и перешептываемся, боясь разбудить наших гиперактивных детей. — Сонь, — вполголоса зовёт муж, поглаживая по волосам. Это по-прежнему его фетиш. — М-м-м? — утыкаюсь носом в его шею и в ноздри тут же ударяет любимый запах, от которого я схожу с ума. Сейчас даже еще больше. — Ничего не хочешь мне сказать? — спрашивает игриво. — Левушка, твой день рождения через десять минут. Все поздравления после полуночи. В том числе и десерт! — посмеиваюсь и кладу указательный палец на губы. — Я не об этом. Я тут кое-что заметил, — заходит издалека, а у меня мурашки бегут по телу. — Лев Николаич, вообще-то это был сюрприз, — театрально сокрушаюсь я и глажу по щеке. — Скажи сейчас, — просит он. — Эх, ладно, — сдаюсь через несколько секунд, — Я беременна. Да, Лева, у тебя и в 47 все хорошо работает. — Я так и думал! — Мне сказали, что после ЭКО может наступить естественная беременность. Или просто у Бога хорошее чувство юмора. Так что, не расслабляйся, Лева. — А как же наш второй эмбриончик? — Посмотрим. Ты потянешь шестого? — Ох, работать надо еще больше, — вздыхает муж. — Конечно, нас теперь много! — Милая, а тебе сейчас, — хрипло начинает он, — ну можно? Молчу, дразню его, понимая, что он уже на грани. В прошлую беременность интим был под строжайшим запретом. И ничего, выстоял. — Пока никто ничего не запрещал, — выдыхаю в ухо. — Тогда начнем, пожалуй, — заявляет Лев и дарит сладкий, терпкий, долгий поцелуй с продолжением. Вы когда-нибудь чувствовали, что находитесь на своем месте? Что все вокруг происходит так, как вы когда-то мечтали? Все складывается. так, как надо, и люди рядом с вами — ваши на все сто процентов? Если да, то поздравляю вас! Потому что быть там, где вы всегда хотели — самая ценная награда за годы одиночества, борьбы, взлетов и падений, слез и поражений, мучительного ожидания и подорванной веры. У каждого свое счастье, свой путь и своя история. Мою вы теперь знаете. И это не конец, а самое что ни на есть начало. Конец