На последней странице Гибсон излагал, как именно он выманил графа Ллойда – пригрозил публикацией в газете, но пообещал, что откажется от этого, если граф лично попросит прощения, на коленях. С кем-то другим могло и не получиться… Но граф Ллойд до сих пор, вероятно, испытывал вину за то, что вынужден был скрывать преступления насильника десять лет назад. А Гибсон не просил ни денег, ни услуг, не принуждал предавать родину – он всего лишь требовал извинений.

И граф Ллойд согласился.

Дальше всё было кроваво и просто.

В назначенный час он, никем не замеченный, пришёл в «Клуб дубовой бочки». Гибсон впустил его сам – и попросил немного подождать, а сам отправился за «примирительным виски». Графа Ллойда предполагалось отравить, тихо и без суеты… Но он в последний момент разволновался и решил связаться с приятелем из «ос», чтобы обсудить свои подозрения.

За звонком его застал Гибсон.

– Револьвером его снабдили алманские друзья – на случай, если что-то пойдёт не так. И оно, конечно, пошло, – сообщил Эллис довольно, словно вражеское невезение было исключительно его личной заслугой. – Итак, Гибсон выстрелил в Ллойда, а потом услышал имя – то, к которому просто не мог отнестись равнодушно. «Конни», да… Он откликнулся – и имел неосторожность проговориться потом об этом своим алманцам. Позже, конечно. Уже после того как он завернул тело покойного графа в первые попавшиеся тряпки, верней, в сушившиеся неподалёку юбки, отнёс вниз, в подвал, и спрятал в подходящей по размеру бочке.

Меня замутило, и я быстро сделала глоток кофе, чтобы смыть иллюзорный привкус во рту.

– Не удивительно, что собачка леди Уоррингтон лаяла на бочку.

– У собак чуткие носы, – согласился Эллис. – Жаль, что свидетельских показаний собаки не дают… Так или иначе, виски не дал появиться запаху тления. А грязь, следы и расплескавшийся алкоголь Гибсон скрыл изящно – выбил у одной из маленьких бочек дно и отправил служанок убираться. Прячь подобное среди подобного, как говорится… От испачканных юбок он избавился позже, и комнату тоже убрал потом – у него ведь все ключи, да и живёт он в комнате при клубе, а значит, располагает временем. Казалось бы, месть свершилась, Каннинг мёртв, мёртв и граф Ллойд, хоть он был виноват лишь косвенно, в сокрытии злодейства… И всё же Гибсона терзало беспокойство. Та часть его сердца, что была ещё жива, болела. Как думаете, почему?

Ответила я не сразу, хотя тотчас же поняла, что он имеет в виду.

– Конни, – тихо произнесла я наконец.

В мыслях у меня была полная сумятица.

– Верно, – подтвердил Эллис. – Гибсон, конечно, действовал с потрясающим хладнокровием, но не мог выбросить из головы девушку на другом конце провода. И не мог забыть, что сообщил о ней людям весьма безжалостным. Кто она? Похожа ли она на его дочь, раз носит такое же имя? Есть ли у неё семья? Счастлива ли она? Вот такие вопросы мысленно повторял он вновь и вновь. На амбиции Алмании ему ведь на самом деле наплевать, своей жизнью он уже давно не дорожит… Я лишь немного намекнул ему накануне, что из-за его упрямства могут пострадать невинные люди, а затем показал ему мисс Белл. И он сделал выбор.

– Значит, в нём оставалось что-то человеческое, – откликнулась я задумчиво. Представлять себя на месте Гибсона было страшно. Каково это – жить, потеряв смысл, потеряв самое дорогое? – Верней, осталось сострадание.

Эллис вздёрнул брови:

– А разве не сострадание делает нас людьми, Виржиния? О, и вот что ещё интересно, – и он интригующе наклонился, налегая локтями на столешницу. – Пребывание миссис Гибсон в доме призрения оплатил не её муж. Это был граф Ллойд. Помните, я говорил чуть ранее, что алманцы пытались его шантажировать, и он говорил об этом с Гибсоном? Вероятно, тогда в разговоре всплыл тот самый дом призрения… Граф Ллойд немедля отправил туда своего секретаря, чтоб тот сделал взнос; в приходную книгу по его просьбе внесли имя Гибсона. И знаете, в чём ирония? Когда Гибсон узнал, что его жене в ближайшие годы не угрожает бедность или голод, что о ней позаботятся… Он решил, что его больше ничего не держит здесь. И – согласился на предложение алманцев. Вот такая злая ирония: получается, что в некотором роде граф Ллойд оплатил собственную смерть.

Он криво улыбнулся. А я вспомнила призрак Ллойда: то, как говорил, о чём говорил… и подумала о том, каким он был человеком при жизни.

– Вряд ли он об этом жалел.

– Что?.. – растерянно откликнулся Эллис, который как раз убирал документы с глаз долой. – Я не совсем понял.

– Граф Ллойд вряд ли об этом пожалел, – повторила я, глядя в окно. Там было совсем темно, и клубился туман – точь-в-точь как рукав призрачного одеяния. Шум и голоса в зале казались далёкими, словно бы и не настоящими… Как сон. – Такие люди никогда не сожалеют, если поступают правильно и по совести. Даже если в итоге приходится заплатить дорогую цену.

– Вам видней, – развёл Эллис руками. – Я-то человек простой, моё дело – преступников ловить и уничтожать ваши запасы кофе, кексов, паштета и пирогов. И, кстати, насчёт пирога…

– За этим вам, пожалуй, стоит обратиться к мистеру Мирею – думаю, он рад будет вас угостить.

– Нет уж, спасибо! – искренне откликнулся Эллис. И заговорщически шепнул, прикрываясь ладонью: – Вы знаете, Мирей, конечно, раньше меня раздражал. Эти шуточки, издёвки, стремление разжигать скандалы… Но когда он гостеприимен и вежлив – и вовсе оторопь берёт!

Тем не менее, вторую порцию пирога он получил и, разделавшись с нею, спешно убежал по делам, которых у него всегда было невпроворот. Я же закрыла кофейню пораньше, пользуясь правом хозяйки, и вместе с Мэдди отправилась домой.

Ночь предстояла трудная.

Мы нашли пропавшие документы и разоблачили убийцу – пришла пора графу Ллойду исполнять свою часть договора. И, если всё получится так, как задумано, вскоре мне придётся схлестнуться с Валхом в прямом противостоянии…

Только вот сейчас это меня не пугало.