Мне орать хотелось в эту пустоту наполненную звуками чужих не оборвавшихся жизней… Как же так, Реутов, как же так? Неужели для тебя это все ничего не значило? Как ты мог? Как сейчас? Неужели спишь, и тебе нормально? Наверное... В твоей жизни ведь давно все изменилось, правда? Это для меня время застыло в прошлом. А я... я сама застыла, как та бабочка в янтаре. Помнишь, Реутов, мы в музее их видели? А потом сняли домик в банном комплексе с видом на холодное мелкое море и весь вечер сидели в чане с теплой водой, глядя, как волны лижут поросший сухой травой белоснежный песчаный берег. А это помнишь… А это?..

И так по бесконечному кругу. Опять и опять.

Одиночество душило… Обвивало горло шипастым щупальцем. Городок наш медленно засыпал, звуки стихали, и мне казалось, я просто не выживу в этой рухнувшей на меня тишине. Когда где-то справа шаркнули ножки стула, под весом опустившегося на него человека устало вздохнул ротанг, а следом чиркнула зажигалка, и повеяло сигаретным дымом с ноткой шоколада.

Это глупо, конечно. Но на секунду мне показалось, что он почувствовал, как мне нужен. Не он… конкретно. А в принципе живой человек рядом. И благородно разделил со мной боль, одиночество и бессонницу. Так и не произнеся ни одного слова. Лишь напоследок бросив:

– Поспи хоть немного.

И я послушно поплелась спать.

А теперь стою вот. И кажется, что ближе и понятней этого совершенно незнакомого мне человека никого во всем мире нет.

– Случилось. Стрельников сказал, ты в город собиралась?

– Д-да. За вещами.

– У меня твой рапорт. Поедем вместе.

– А такси сюда не вызывать?

– Зачем? Мне все равно по пути. Дела в городе. Назад заберу около шести, успеешь?

– Д-да.

– Тогда одевайся. И приходи ко мне. Напою тебя кофе в дорогу.

Вяло кивнув, плетусь в ванную. Зависаю на собственном отражении в зеркале над раковиной. Видок еще тот. Да и пофиг. Прихорашиваться нет ни сил, ни желания. Если честно, даже в душ сходить себя заставляю. За неимением другого натягиваю вчерашнее барахло. Сейчас, когда я привыкла к запахам свежести, царящим в квартире после уборки, понятным становится, что от моих вещей и впрямь несет. Как ты их ни стирай, все равно, пока высохнет, пропитается сыростью и казенной вонью. Неудивительно, что Реутов от меня шарахался.

Вопрос, как этот чистоплюй выдерживал наши свидания в специально отведенных для этого «апартаментах». Терпел? А для чего? Боялся, что я попрошу пересмотра дела?

Мысль о том, что он приезжал ко мне и через силу трахал, вызывает неконтролируемую дрожь в теле. Кожа покрывается липкой испариной, мурашки рассыпаются по рукам, вздыбливая тонкие волоски, а к горлу стремительно подкатывается тошнота. Хорошо, у меня совмещенный санузел. Сотрясаясь от мучительных спазмов, я падаю на колени возле унитаза, выблевывая в него душу.

В общем, долго вожусь. Шеф не выдерживает. Сам приходит ко мне с двумя парующими чашками, как раз когда я, зеленая, вываливаюсь из ванной.

– Насколько ты не в порядке? – интересуется он, ввинчивая в меня внимательный взгляд.

Да как сказать? Если руки, которые я протягиваю, чтобы забрать свою чашку, трясутся, как у запойной?

– Работать смогу.

– Я не об этом спросил, – сощуривается Валеев. И давит, давит, будто со всех сторон надо мной нависая. Черт. Я как-то и забыла, какой он огромный.

– Думаю, я не обязана делиться личным.

Мне не хочется идти на конфликт. Особенно с Таиром Усмановичем. Отголоски ночи, проведенной с ним, еще настолько отчетливы, что я просто не могу. Но в то же время мне не хочется вылезать из своего домика. Не хочется, чтобы мне лезли под кожу и ковырялись в моих эмоциях. В конце концов, какой в этом смысл? Разве я не понимаю, что сама во всем виновата? Не будь я такой дурой – ничего бы не случилось. Над чем еще тут рефлексировать? Что обсуждать? В порядке ли я? Нет. И никогда уж не буду. Но вряд ли разговоры с чужими людьми помогут мне это пережить. За вчерашнее, конечно, спасибо. А сегодня просто оставьте меня в покое!

– Со мной – не обязана. Но у нас есть штатный психолог. И вот там…

– Я помню. Не пройду тесты – вы получите по шапке.

Господи, он же за это переживает, Кэт! А ты себе что придумала? С губ срывается горький смешок. Воистину даже самые умные женщины тупеют, когда дело касается мужика! Пусть он на фиг не упал, один черт, становишься в стойку и ведешь себя как полная дура.

Валеев хмурится. Сводит к переносице темные брови.

– Так мы едем?

– Конечно. Пойдемте.