— А что, — шепнул Матроскин Шарику. — Крокодилы всегда лежат как брёвна. Руками их трогать никто не захочет.

— В крайнем случае скажем, что это ископаемые, — шепнул в ответ Шарик.

— А вы что можете предложить? — спросил папа Шарика.

— Фотоателье. Фотографирование в обнимку с привидением. Фото с чучелом президента. Фото верхом на страусе.

— Неплохо, — сказал папа. — А где мы возьмём чучело президента?

— В этом я вам помогу, — сказала мама. — Я его из фанеры выпилю и раскрашу. Я это умею.

— А чем вы порадуете народ? — спросил папа Матроскина.

— Народными промыслами, — ответил кот. — Вышивка, резьба по дереву. Доение коровы. Глубокий сон на сеновале.

— Неплохо, — сказал папа.

— А что вы сами предложите? — спросил Матроскин папу.

Папа задумался, а потом сказал:

— Катание-сафари на «Запорожце» по пересечённой местности в окружении волков и кабанов.

— Ух! — сказали все.

— Где ж нам взять столько волков и кабанов? — ахнула мама.

— Как где? — сказал глава администрации товарищ Сундуков-Васильев. — Да в краеведческом музее! У нас там в подвале десятки экземпляров чучел завалены.

На этом совещание по превращению Простоквашино в большой туристский центр было закончено.

— Ура! — сказал папа. — Кажется, все при деле. Можно начинать штурм.

Этим летом я захотел побывать в Простоквашине и узнать, что там нового.

Я легко доехал до города Простоквашинска и повернул к деревне.

На развилке стоял указатель:

Около указателя стояли сотни машин, была огромная пробка. Во всех машинах сидели дети.

Так я и не сумел добраться до «Простоквашино».

Как-то неожиданно придвинулся месяц май. Только что на деревьях почки были, лужи сверкали скользкие, общая влажность была. А тут раз-два — и всё высохло, листья возникли, жухлая трава зазеленела и в школе занятия закончились.

Дядя Фёдор стал в деревню проситься:

— Там кот Матроскин и Шарик меня заждались.

Мама не хотела дядю Фёдора в деревню пускать. Она говорила папе:

— Только я отучила его от деревенских привычек — бегания и мотания на велосипеде. Только я его к театру приучила, к компьютеру, к книжкам, к сидению за столом по пять часов, — как он опять на волю просится!

Папа сразу сказал:

— У него от компьютера глаза квадратными получились.

Потом раскипятился и произнёс целую речь:

— Да от твоего сидения за столом он по полчаса разогнуться не может. Да от городского воздуха он совсем зелёным стал. Ему при таком маскировочном цвете в спецназ идти хорошо. Его в лесу даже свои не найдут. Пусть в деревню едет.

Мама поскрипела, поскрипела немного, но согласилась:

— Пусть.

Кот Матроскин и Шарик дядю Фёдора на тракторе на электричечной станции встречали. Они от радости сразу на нём повисли, и все вместе на землю шлёпнулись.

Как только наши приятели сели на трактор, зелёный дядя Фёдор заявил:

— Вы как хотите, а я всё лето буду отдыхать. Я буду торжественно ничего не делать.

— Это как? — спросил кот Матроскин.

— А так. Торжественно лягу на лужайке, книгу подложу под голову и буду лежать весь июнь. Загорать, на облачка смотреть.

Матроскин говорит:

— Ой, я сейчас приду, только свёклу доварю, Мурку мою подою, в магазин сбегаю, за свет заплачу, кое-что стирану… И тоже буду торжественно отдыхать весь июнь. И ещё июль прихвачу.

— Не-а, — говорит Шарик. — А я буду всё лето работать. У меня летом самый фотосезон.

И верно. Шарик летом со своим фоторужьём не расставался. Он мог его с закрытыми глазами, как автомат Калашникова, разобрать, протереть и снова собрать.

— Твою беготню с фотострелялкой и работой назвать нельзя, — сказал Матроскин. — Так, сплошное скакание по полям.

В общем, скоро дядя Фёдор улёгся на поляне — книжка под голову. Шарик рядом лёг, потом и Матроскин пристроился. Тут Печкин идёт со своей почтой.