Тут и Печкин вмешался:

— Недавно я песню слышал по телевизору:

— И я слышал, — сказал Шарик. — Жалистная песня, про птичку.

— И вовсе не жалистная, — объяснил Матроскин, — и вовсе не про птичку, а про тётю-певицу. Этой тёте плохо поётся в золотой клетке на телевидении. Ей хочется в простой сельский клуб.

В общем, они с Печкиным хорошо Шарику мозги вправили.

Когда они к Татьяне Викторовне пришли, она сразу Шарика к доске вызвала и спрашивает:

— Уважаемый Шарик, вы любите стихи?

— Очень, — говорит Шарик. — Особенно про охоту.

— Расскажите нам какое-нибудь охотничье стихотворение.

Шарик с удовольствием им прочитал:

— А что же тут охотничьего? — удивилась Татьяна Викторовна.

— А я в этом сарае спал. Еле выскочил, — ответил Шарик, охотничий пёс.

— Хорошо, — говорит Татьяна Викторовна. — Перейдём к более простым случаям. Как вы, Шарик, понимаете такое стихотворение:

Шарик сразу кинулся объяснять:

— Это стихотворение про дядю, про матроса. Который на лодке плавает. Парус — это сам дядя, а туман — это его жизнь.

— А почему он белеет? — спрашивает учительница.

— Кто белеет? — спрашивает Шарик.

— Этот дядя матрос?

— Может, он заболел, — предположил Шарик.

— Допустим, — говорит Татьяна Викторовна. — А там есть ещё такие строчки: «Под ним струя светлей лазури, над ним луч солнца золотой…» Что они означают?

— Анализы плохие, — решил дядя Фёдор.

— А луч солнца золотой, который над ним?

— Это нимб, — грустно добавил Печкин. — Значит, помрёт скоро.

Татьяна Викторовна рассмеялась и сказала:

— При таком высоком знании поэзии вам надо не в младший класс школы поступать, а на старший курс литературного института.

Больше о поэзии Татьяна Викторовна с ними не говорила, а просто читала будущим ученикам стихотворную книгу «Конёк-Горбунок».

В своих вечерних и утренних беседах с сомыслителями по разуму Утренняя Звезда Нэнси постоянно говорила:

— Правильное место во Вселенной может найти только такой человеческий коллектив, где все заботятся обо всех.

Это звучало так правильно и убедительно, что никто не мог с Нэнси спорить. Постепенно Нэнси из Интернета занимала всё большее место в жизни каждого простоквашинца. Все постоянно только о ней и заботились.

Она сказала Шарику:

— Ох, я такая беспомощная, неприспособленная. Через полгода зима начинается, а я ни разу в жизни даже не видела ондатровой шубы. И меховых сапожек у меня нет.

Хотя у самого Шарика не то что шубы, драного тулупа никогда в жизни не было, он чувствовал себя перед Нэнси жутко виноватым. И Катя, которая всё это переводила, почувствовала себя виноватой.

«Ладно, — думал Шарик, — соберусь с силами, настреляю ондатры. Пусть потом Матроскин ей шубу сошьёт».

Девочке Кате Нэнси однажды сказала:

— Тут в воскресенье большой бал в Простоквашинске намечается, молодёжный, «Для тех, кому ещё нет сорока», а у меня мои бальные туфли совсем развалились ещё в прошлой жизни. Вот хожу и переживаю.

Пришлось девочке Кате у своей бабушки Веры, которая с веником, совсем новые кроссовки выпрашивать.

— Да ты что! — возмутилась бабушка. — Эти же кроссовки я себе на похороны берегу! Самые нарядные брала в сельпо.

— Да отдай ты, мама, Утренней Звезде свои кроссовки, — сказал ей профессор Сёмин. — Не беспокойся, босиком мы тебя не похороним. Мы тебе к этому времени ещё лучше приобретём. Я тебе каучуковые привезу из Африки. Они ещё удобней.

Так что Нэнси отправили на танцы в лучшем виде: в кроссовках, в оренбургском пуховом платке и с перьями. Отвёз на танцы её лично кот Матроскин на тр-тр Мите.

А что? Всё получалось правильно. Лично Нэнси не могла заботиться обо всех. У неё ничего своего не было, кроме бесконечной доброты. А у всех остальных была доброта и ещё кое-что, чем они могли с ней поделиться.

Все сильно переживали, что она без почтальона Печкина на молодёжные танцы поехала. Все его успокаивали:

— Игорь Иванович, лучше вас она всё равно никого не найдёт. Она скоро в этом убедится.