Иоанн сознательно ограничивает свою роль, предвосхищая пришествие Того: «Я крещу вас в воде в покаяние… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Мф. 3:11). А предложенный им обряд – всего лишь что-то предварительное, в ожидании подлинного крещения. Вода привносит в земную жизнь только чистоту, а Дух принесет жизнь вечную. Иоанн знает: в этом процессе спасения он лишь «Предтеча», чья миссия – подготовить путь Тому, кто грядет.

В 1955 г., через несколько лет после того, как были найдены свитки Мертвого моря [8] , историк Жан Стейнманн высказал мнение о «возможном» влиянии секты ессеев на обучение Иоанна. Показательно, что место уединения ессеев находилось всего в пяти часах ходьбы от места, где крестил Иоанн. Подобно этим облаченным в белые одежды сектантам-отшельникам, Иоанн отвергал обычный иудейский образ жизни. Как и ессеи, он верил, что Израиль сбился с пути, и только немногие очистившиеся обретут спасение. Как и они, он проповедовал скорое наступление мессианского Царства, разделяя с ними духовность затворнической жизни в пустыне. Разве крещение Иоанна не напоминает ритуальные омовения этих сектантов? Даже присущие Иоанну привычки к определенной еде кажутся похожими. Иоанн не пил вина. Не пили его и ессеи, довольствовавшиеся тирошем – сладким виноградным соком…

Жан Стейнманн видел в Иоанне Крестителе не ортодоксального последователя, а своего рода «диссидента от ессеизма», который, возможно, был «посвящен в методы толкования священных текстов, принятые в их общине, но затем отгородился от части учений ессеистов». Историки отказались от этой точки зрения, принятой на фоне эйфории после обнаружения рукописей Мертвого моря. На самом деле различий здесь больше, чем сходства. Иоанн не совершал омовений по нескольку раз в день. К тому же он обращался ко всем и был готов говорить с каждым. Поэтому любая попытка установить связь между ним и сектантами Мертвого моря лишена оснований.

Куда интереснее обратить внимание на потрясающий успех идей Иоанна Крестителя. Отчасти все можно объяснить особым в те времена положением в стране. Идейное брожение подогревалось ожиданием обновления, очертания которого были еще трудноразличимы. И, как ни странно, именно этот поборник справедливости с его мрачными и суровыми речами был выразителем столь восхитительных надежд.

В Древнем мире евреи были обособленным народом. От 5 до 7 миллионов из них обосновались за пределами Палестины [9] . Масштабы этого рассеяния объясняются войнами, смешением населения, развитием торговли в греко-римском мире, который находился тогда в процессе культурной унификации. Так, в Риме из 800 тысяч населения насчитывалось 50 тысяч евреев. Утратив умение говорить на иврите или арамейском, они использовали греческий и верили в Единого Бога. Их монотеистическая вера имела абсолютную власть над народом Завета; религиозная жизнь неразрывно переплеталась с жизнью социума. Чтобы обеспечить лояльность евреев, Рим признавал особенности их происхождения и предоставлял им обширные льготы. Освобожденные от почитания местных богов и несения военной службы, обладающие собственным религиозным управлением, евреи имели право молиться в своих синагогах, торговать «кошерными» продуктами и собирать ежегодный налог в 2 драхмы на содержание Храма.

В Палестине проживали от 1 до 1,5 миллиона человек, но демографическая ситуация в ее областях была разной. На юге располагалась суровая Иудея, экономически бедная, но по составу более однородная. Ее престижу способствовало и то, что там находилась религиозная столица – Иерусалим, с его величественным Храмом, считавшимся единственным местом, где Бог YHWH, или Яхве [10] , пребывал среди своего народа. Город был центром суровой и требовательной теократии, во главе которой стояли первосвященники, отвечавшие за соблюдение Божественного закона. Принадлежащие к диаспоре евреи, в большинстве своем эллинизированные, приходили в Иерусалим на главные праздники. Закон обязывал каждого еврея подниматься в Храм три раза в год: на Пасху (Песах), Пятидесятницу (Шавуот) и Праздник Кущей (Суккот). Но мало кто из верующих строго соблюдал эти правила. В лучшем случае люди отправлялись в Святой город лишь один-два раза в году.

В центре территории Палестины располагалась Самария – этнически неоднородная область, в которой языческое поклонение идолам смешивалось с культом Яхве. Иудейские раскольники построили там свой храм, который должен был соперничать с Иерусалимским. Он располагался на горе Гаризим (868 м), возвышавшейся над Сихемом – столицей Самарии. Иудеи считали жителей Самарии еретиками, «одержимыми дьяволом». Самаряне отвечали им такой же ненавистью.

На севере находилась Галилея – регион с не менее неспокойной историей. Его население было смешанным: иудеи, итурейцы, ассирийцы, вавилоняне, греки. Долгое время считалось, что там исповедовался иудаизм общего толка, пока археологи не поняли, что этот регион был скорее еврейским, чем эллинизированным. Галилейским евреям и иудеям была присуща сильная культурная однородность: например, ритуальные ванны внутри домов, каменные кувшины для омовения, керамика с абстрактными изображениями. Похоронные обычаи у них также были идентичны. Галилеяне оставались верны культу Иерусалимского храма, куда приходили на главные праздники.