В общем, погрузились мы в машину и отдали себя на волю Божию. Привезли нас в типичную ленинградскую коммуналку с длинным коридором и рядами однообразных дверей. Открыли одну из них – там за тяжёлой портьерой были и две предназначенные нам комнаты. Напоили нас чаем, выделили постели и предложили располагаться. И что самое удивительное, никто к нам не приставал! Это обстоятельство нас приятно поразило – в Ленинграде ещё оставались порядочные молодые люди, потомки вымершей интеллигенции, чего в Москве уже и не встретишь. Утром они нас подняли, покормили завтраком, и, не стесняясь соседей, провели по всем местам общего пользования. Причём были так предупредительны, что отвезли в гостиницу. Потом они несколько раз звонили, и однажды мы даже встретились, посидели в гостях у их приятельницы, но дальше этого дело не пошло.

Наша экспедиция подходила к концу, и мы прощались с Ленинградом: кто навсегда, а кого судьба ещё не раз забрасывала в эти места. Мне ещё придётся здесь бывать, и подолгу, работая на других картинах, но тогда я этого не знала и расставалась с городом, к которому успела основательно привыкнуть, с нескрываемым сожалением.

Я ехала с вокзала на такси через центр: Манежная площадь, улица Горького. Было раннее утро, мелькали редкие прохожие, в политых мостовых отражалось небо, пахло мокрым асфальтом. Я думала: сколько ещё раз я вот так буду возвращаться из дальних поездок, вот так впитывать в себя до боли родной дух города… как много ещё впереди… И ощущение этой длинной, почти бесконечной жизненной дороги вселяло в меня необъяснимую радость и одновременно томительную грусть, как будто я ненароком заглянула в будущее. Только тот, кто много раз покидал родные места, может понять, как приятно возвращаться домой, при этом зная, что скоро опять в дорогу. Тогда это чувство посетило меня в первый раз и поэтому так ярко запечатлелось в памяти. Я возвращалась домой, но какая-то часть меня уже стремилась на юг, на Северный Кавказ, к новым впечатлением.

Вся последующая жизнь в Москве прошла под знаком подготовки к новым экспедициям и командировкам.

По вечерам я встречалась со своим постоянным другом Игорем Антоновым. Мы познакомились с ним предыдущей зимой в доме отдыха морского флота, к которому не имели никакого отношения. Просто Женька Привалова, моя закадычная подруга, исхитрилась достать туда путевки, естественно, по знакомству. Игорь был журналистом, и, как оказалось, я его и раньше встречала, когда ходила по отцовскому удостоверению Союза журналистов на пресс-конференции международных выставок. В доме отдыха мы очень быстро сошлись, тем более что в этом деятельное участие принимала Женька, « бандерша», как она иногда себя называла с подачи Ольгиной мамы, Евгении Григорьевны. Женьке безумно понравился друг Игоря, Валера, и она все силы приложила для создания тёплой компании.

Ко времени «Земли Санникова» мы встречались с Игорем уже больше года. Я почти всё свободное время проводила у него, но на ночь оставалась крайне редко. Мой отец, повинуясь своим соображениям, требовал, чтобы я ночевала дома, аргументируя это упрямым: «У тебя есть дом, и будь любезна ночевать в нём!» На мои возражения: «Почему я должна подвергать себя опасности и в два часа ночи тащиться домой одна в темноте!» или, желая слегка подразнить, «Папа, я могу заниматься днём тем же самым, чем занималась бы ночью!», он твердил одно и то же: «Ночуй дома!» И это несмотря на то, что он знал Игоря и ничего против него лично не имел. О замужестве я не помышляла – первый опыт моей супружеской жизни заставил меня убедиться в том, что лучше сохранять независимость. Ещё одно обстоятельство говорило в пользу более свободных отношений – характер у моего друга был нелёгкий да и выпить он любил и во хмелю бывал малоприятен. В то же время мне было с ним интересно: он был умён, многое успел повидать и узнать. «Старушка, Антонов тебя многому ещё может научить!» – говаривал он о себе в третьем лице, видя мой интерес. Он частенько именовал меня «старушкой», как было модно в те годы, хотя я и была младше него на десять лет.

Я действительно как губка впитывала всё, что он мог мне дать, и ко времени описываемых выше событий, кажется, уже «выпила его всего до дна». Это относилось больше к интеллектуальной сфере, чем к сексуальной. Интимная сторона жизни была где-то на задворках моих интересов. Во всяком случае, это был уже тот период наших отношений, когда интерес мой к Игорю стал затухать, а с ним и чувства, которые я питала. До Зеленогорска я ему ни разу не изменяла, но и после не испытывала никаких угрызений совести. Как будто ничего не произошло, и мы продолжали встречаться как ни в чём не бывало. Вопрос, а не изменял ли он мне, даже не приходил в мою ветреную головку – ни мнительной, ни ревнивой я никогда не была.

На «Мосфильме» в это время был период размеренной жизни – шли кинопробы и утверждение актёров к съёмкам фантастической земли – Онкелонии. Смены назначались накануне и только утренние, с 9 утра до 6 вечера, были обязательные выходные по воскресеньям. Это давало возможность хоть как-то планировать своё время, делало жизнь размеренной и более-менее спокойной. Я даже могла навещать дочку на даче, шить ей и себе, оставалось время почитать и даже порисовать.

С Игорем мы ездили купаться в Кусково, жарили шашлыки на природе, ели настоящие манты и плов, запивая фирменной настойкой «сечкарёвкой», собственноручно приготовленные другом Игоря – Сечкарёвым. Несколько раз заходили на огонёк в мастерскую друга Игоря – Васи Корячкина, художественными шаржами которого были оформлены титры знаменитого тогда телевизионного «Кабачка 13 стульев».

Мастерская находилась в старом доме, на чердаке, куда даже лифт не доходил. Собиралась там разношёрстная компания, в которой не все были даже знакомы друг с другом. Однажды, помню, подойдя к двери Корячкина, нашли её запертой – Васи не было дома. Решили подождать, расположившись на ступеньках. Через несколько минут подошли ещё гости – присоединились к нам, познакомились. В общем, к тому времени когда вернулся хозяин, нас было уже человек восемь. Застал он нас за тёплой беседой, согреваемой бутылкой водки, которой все угощались попеременно «из горла», и закусываемой разложенной на газете воблой. Правда, в самой мастерской комфорта было не больше, чем на лестнице, – за неимением мебели сидели на полу, разложив на потёртом ковре принесённую с собой снедь и выпивку. Думаю, на том чердаке перебывала добрая половина московской художественной и литературной элиты того времени.

Я неспроста вспоминаю этот гостеприимный приют для всех близких по духу людей, кто в какой-то момент безделья или безденежья притягивался к этому дому. В дальнейшем я еще вернусь сюда, чтоб рассказать очередную историю, неожиданно завязавшуюся здесь.

Вообще я заметила, что со многими людьми и местами жизнь сталкивала меня не единожды, а иногда и по несколько раз. Я это объясняю так: что-то должно было состояться при первом посещении, но не произошло – тогда складываются условия для повторной встречи. Если опять осечка – будет третья встреча. И так до тех пор, пока не произойдёт определённый контакт, отвечающий неведомому нам замыслу, или, как говорят, божественному промыслу. Например, зачем-то мне надо было попасть в упомянутый выше Дом творчества на Клязьме. На «Мосфильме» висело предложение о вступлении в этот дачный кооператив. Сначала мы с мужем загорелись, но потом, узнав, что это будут квартиры городского типа, отказались. И вот через энное количество лет судьба всё равно заносит меня в этот уже построенный кооператив, правда в гости к Кондрашиным. И подобное случалось не раз и не два. Даже круг общения представляется очерченным какой-то невидимой границей. Почти всегда выясняется, что новый знакомый оказывается «старым», уже через кого-то опосредованно знакомым.