— Как дела, Сёмочка? Как дела, Тёмочка?

Плевать ей было на чужие дела. Просто до смерти хотелось знать: кого будем сегодня хоронить? К сожалению, по всему выходило, что никого.

— Как дела, Кёмочка?

— Не дождешься! — напрямую ответил байкарь Кёмуль. И вслух подумал, глядя на Хробачиху: — А ведь и эта шишига кого-то любит. Раз жива покамест...

— Сплетни она любит, — буркнул хмурый трактирщик.

Вчера вечером он устроил всем посетителям праздничную скидку. Сегодня эта идея уже не казалась ему столь привлекательной.

— Нет, — не согласился Кёмуль. — Сплетни, они не в счет.

...Малефик вздохнул и отпустил пратеритные нити. Прошлое начало таять, глубоководной рыбой возвращаясь в пучины человеческой памяти. Прошлое устало ничуть не меньше мага. Сперва тебя без лишних церемоний извлекают на поверхность, где ты чуть не лопаешься мыльным пузырем; затем отряхивают пыль, вертят, разглядывают со всех сторон... И не захочешь, а утомишься. Фигуры Никлаша Тесли, пьяницы Сыча, Тёмки с Сёмкой, Баськи Хробачихи истончились, делаясь прозрачными... Исчезли.

Вместо прадедов и прабабок во дворе стояли правнуки и правнучки. Пришли все, кого звали. Никто не увильнул. Правда, их воспоминания мало что добавили к картине, возникшей перед малефиком во время рассказа Юрася Ложечника.

Люди с надеждой смотрели на столичного гостя. Магистра Высокой Науки, мага высшей квалификации. Люди ждали его слова. Вердикта. Приговора. Черты под сотней проклятых лет. А маг медлил. Выходя из транса, он успел прощупать складки Вышних Эмпиреев над поселком. А кое-какие замеры сделал еще утром, на подъезде к Ясным Заусенцам. Результаты наблюдений лишь подтвердили то, в чем малефик не сомневался с самого начала. Но озвучивать выводы он не спешил.

— Так что, мастер? Эта... Изучили? — не вытерпел наконец староста.

— Изучил, — кивнул Андреа Мускулюс.

— И... как? Выветрилось?

— Сгинуло?

— Выдохлось?

Малефик самую малость — чтоб не сглазить кого ненароком! — открыл третий глаз: «вороний баньши». Когда он хмуро обвел собравшихся взглядом, люди попятились. Строгалей мороз продрал по коже. Но ретироваться никто и не подумал. Все жаждали узнать ответ.

— Вы б язычки-то попридержали, любезные! Выдохлось? Сгинуло? Проклятие великого — нет, величайшего! — Нихона Седовласца? Губителя Жжёного Покляпца?! Изобретателя скреп-горгулий?! Вы меня изумляете...

Строгали опустили взоры.

— Он вашим предкам что сказал? «Пусть тяготеет до скончания веков!» А Нихоново слово — тверже камня. Уж я-то знаю! У меня и диплом, идиссертат...

— Эх! — зашептались в народе. — Вона!

— Слыхала, Малася?

— Ага. Как сказал, значит, так и будет.

— До скончания? Это сколько: до скончания?..

— Ну, ежели диплом, тогда сливайте воду...

Тяжкий вздох вырвался из уст яснозаусенцев. Словно осень закончилась, не начавшись, и порыв стылого ветра пронесся над двором. Брёшка Хробачиха охнула, в испуге зажав рот ладонью.

— Да за что ж нам такое наказанье?!

— Прадеды провинились, а мы — страдай?

— Где ж справедливость?

— Уж сто лет в обед...

Староста бочком подобрался ближе к малефику.

— А убрать его как-нибудь нельзя? — вкрадчиво поинтересовался

— Снять, расточить, в меду сварить? Вы ж сами сказывали — по этой, мол, части. А мы б, ясен заусенец, в долгу не остались. Вы не сумлевайтесь, отблагодарим!

Говорил Юрась тихо. Но строгали вдруг примолкли, и Ложечника услышал каждый.

— Снять Нихоново проклятие? Да вы смеетесь, сударь?! Не родился еще тот маг, кто бы слово Нихона вспять обратил! Даже за взятку! Постыдитесь!

Маланка Невдалая жалостливо хлюпнула носом.

— И что, никакой управы на заразу не найти?

— Никакой! — развеял Андреа робкий призрак надежды.

— Как же нам жить теперь?

— Ить житья-то и нетути!

— Хоть в гроб ложись!

— Что, сильно докучает? — малефик закрыл третий глаз и, прищурясь, оглядел собравшихся заново, по-человечески. — Прямо-таки жизни нет?

— Ох, докучает!

— Как Гурьин день на носу, так и мучаемся...

— И... это...

— Оно самое...

— Мы вообще-то привыкли... — отважился выдавить Яшик-сукоруб.

— Дык, за цельный век к чему не привыкнешь?

— Оно бы вроде и ничего...

— Только люди смеются! — решилась Брёшка.

— Верно! Насмешничают!

— Потеху строят!

— Особенно на ярманках...

— Пальцами тыкают — во, гляди, проклятуны идут!

— И давай ржать...

— Ни на ком больше проклятия нет: ни на Малых Валуях, ни на Больших...