Ему даже не хочется строить из себя недотрогу. Играться на чужих чувствах, наблюдая со стороны за отчаянными попытками понравится ему со всех красивых ракурсов. Наверное, он слишком «стар» для этого или в его жизни слишком много девушек, которые с таким старанием готовы унижаться перед ним, просто чтобы он улыбнулся им. Это всегда раздражало его, но сейчас он уверенно брал в использование то, о чём ему вечно шептали на ушко.

Адалин возносит глаза к небесам, вероятно, проклиная его, а потом тихо шепчет:

— Ну какой же ты…

«Невыносимый» — договаривает за неё Илья мысленно и улыбается. Искренне, без натяжений в скулах, без попытки оскалиться. Наблюдая за её лицом с особенным интересом, потому что сейчас больше ничего не имело такого значения.

Пальцы француженки скользят в карманы кофты, находя кругляшок в шуршащей обёртке. Она как-то задумчиво смотрит на сладость в своей ладони, прежде чем в голове что-то щёлкнет. Это изначально было просто отвратительной идеей, но Адалин тормозов не видит. Вуд не жадная, и могла дать своему новому знакомому и поцелуй, и конфету. Но в непонятном порыве, она решила… поиграть?

— Я выбираю конфету, renard ruse[прим. фр. «хитрый лис»], — Адалин поднимает на него глаза, разворачивая шуршащую обёртку.

И стоило только рукам Ильи потянуться к небольшому кругляшку концентрированной кислоты, как Адалин реагирует куда быстрее него, свободной рукой выхватывая «гадость» прямо у него из-под носа. Уголки её губ едва подрагивают, когда девушка подносит карамель к своему рту и аккуратно обхватывает её зубами, склонив голову немного в сторону, чтобы весело сверкнувший глазами Илья, смог забрать свой сегодняшний выигрыш.

— Вот так вот, значит, да? — он широко улыбнулся.

Будь они пьяными, это бы не вызывало такого всплеска эмоций.

Возбуждённого игривого настроения, словно льющегося из горла шампанского, которое пить залпом просто невозможно. Её тонкие губы обрамляли край конфеты, желтым шариком замершую у каймы ровных зубов. Это выглядит привлекательнее, чем выпяченные груди богатеньких девиц, которые хотят приукрасить их очередной татуировкой. Пальцы за спиной сплетаются в тугой комок. Не сделай он это, то в наглости бы прижал её к себе и забрал всё: и поцелуй, и конфету. Но правила есть правила, поэтому Илья слегка склоняется, осторожно забирает конфетку из её зубов и замирает, заглядывая в глаза. Где-то в голове беззвучно щёлкали часы, вращая секундную стрелку с запоздалой медлительностью, но незнакомка уже отступала, чтобы не сломаться под натиском его пристального взгляда. Юноша выровнялся вслед за ней, перекатил конфету по рту, уводя за щёку и слегка нахмурился, когда кислота стянула рот.

— И как же тебя зовут? Или мне называть тебя маленькой французской пташкой по возвращению к остальным?

Её губы растягиваются в улыбке, когда она замечает сдвинутые к переносице брови от кислоты карамели. Было в этом что-то умилительное и «живое» — доказательство того, что парнишка перед ней живой, и всё это не её больная фантазия. Блондинка тихо смеётся, отодвигаясь чуть назад, чтобы дать и себе, и ему немного пространства и свободы. Так и дышится легче, и мозг не туманит его насыщенные серые глаза. И думается легче… определенно легче.

— Зови меня так, только не на людях, прошу. Пусть это останется между нами, если не хочешь навлечь на себя гнев Жени, — пальцы скользят в карманы кофты — на улице было тепло, и даже немного душно, но мурашки с кожи не хотели сходить, зарываясь в загривок и вытаптывая дорожки по позвоночнику. — Адалин. Меня зовут Адалин. Можно просто Ада, — она лукаво щурит карие глаза.

Сейчас было важно сдержать все свои порывы. Во многом эгоистичные, требовательные, они буквально бились о рёбра изнутри, но Илья не мог разрешить себе быть таким наглым, как вчера в баре. Одно дело укрывать характер под слоем алкоголя, списывая на него и наглость, и властность. А совсем другое — откровенно вести себя с тем, кого знал всего лишь по глазам. Но Илья мог поклясться, что узнает её по этим глазам даже спустя десяток лет. Юноша отвёл взгляд на закат, который плескался у самой каймы домов и вздохнул. Как бы не хотелось тут остаться, им нужно возвращаться до наступления полной темноты. Везти француженку по бездорожью в полумраке, когда здесь запоздало включают уличные фонари — плохая затея. Но ему стало даже немного тоскливо осознавать, что минута уже прошла, а восторг ещё не успел улечься на дне.

Илья вернулся к мотоциклу первым. Почти любовно погладил край, прежде чем перебросить ногу и взяться за шлем. В этом жесте было столько неизмеримой любви, вложенной в это движение, словно не было ему никого ближе и важнее, чем это транспортное средство. Натянув шлем и вскинув забрало, юноша обернулся и посмотрел на девушку. Без него, в свете пламенных оттенков, стоящую в пяти шагах от склона, она выглядела прекрасно.

— Поехали, нужно вернуться, а то мы задержались. Ещё немного и Кириллу придётся ехать и искать нас. А я уверен, что он уже выпил пиво без меня, — спокойно произнёс Илья и стал терпеливо ждать, пока девушка вернётся на исходную позицию. Её медлительность позволяла ему потратить эти секунды на любование видами. Он не так часто находит возможность выбираться сюда, в отличии от своих друзей. К тому же слишком привык жить моментами, а не грёзами о будущем. — Крепче обнимай, птичка, я всё же несу за тебя ответственность.

Адалин не отвечает ничего ему, прикусывая щёку изнутри и улыбаясь под шлемом. Она обхватывает его торс точно так же, как делала это по пути сюда. Но почему то теперь ощущалось это немного по-другому. Девушка сцепляет свои пальцы в замок, упираясь боковиной шлема в спину Ильи. Адреналин снова вспрыснулся в кровь, когда мотоцикл начинает рычать подобно дикому зверю. Адалин задерживает дыхание и снова жмурится, не решаясь сразу открыть глаза.

Двигатель тихо заурчал, когда Илья убрал подножку и прибавил газу. Мотоцикл дёрнулся вперёд, резво развернулся, задним колесом обрамив то место, где они стояли, и стремительно покатился вниз со склона по сухой грунтовой почве, унося их отсюда подальше.