– Сколько ж они стоят, эти джинсы? – заинтересовался папа, отрываясь от «Науки и жизни».

– Сто пятьдесят, – робко прошептала я, ожидаемо понимая, что услышу в ответ.

– С ума сойти! Какая-то тряпка не может и не должна столько стоить! Совсем вы там обалдели! – Папа еще долго не мог успокоиться. – Как это можно допустить: советская молодежь сдается в плен американскому золотому тельцу! Какие-то джинсы у них – предел мечтаний! Докатились! Мы – страна победителей, и так унижаться… даааа, с такой молодежью коммунизм не построишь!

Папа свято верил в построение коммунизма в отдельно взятой стране и был настолько слеп в этой истовой вере, что мне откровенно было его жаль, особенно потом, когда в девяностые годы все грохнулось. Папа, как лошадь в шорах, честно трудился во славу СССР и не замечал, что творится. Я же упрямо стояла на своем:

– Мне не нужны никакие другие подарки, потратьтесь один раз, подарите просто деньги. Ну, посчитайте, вы же – экономисты, сколько бы вам пришлось купить за год подарков своей единственной дочери, и выдайте эту сумму сейчас. Я ведь у вас даже на обед и проезд не беру, мне хватает стипендии.

– Ну, сто пятьдесят за год мы, положим, не потратили бы, – проворчал папа, – буржуинство все это…

Маму я все же сумела убедить, а она уже как-то уговорила папу. «Строитель коммунизма» долго кипел и булькал от негодования, но в ноябре родители торжественно вручили мне конверт, в котором лежало четыре фиолетовых бумажки по двадцать пять рублей и одна зеленая пятидесятирублевая, до сих пор мной не виданная.

Оставалось достать настоящие джинсы. В универмагах они не продавались, только в валютных «Березках». С валютой никто из моих знакомых дел не имел, оставалось найти надежного фарцовщика, который не подсунет польскую или индийскую подделку. Мои продвинутые сокурсники водили знакомство с нужными людьми, торгующими заграничными вещами. Фарцовщики продавали вещи вдвое-втрое дороже номинала, что считалось спекуляцией и строго каралось советскими законами, но тем, кто сам не имел возможности выбраться за границу, приходилось тайно покупать именно у фарцы. Сегодня вся торговля на этом зиждется: покупаешь дешевле, продаешь дороже изначальной цены, а в семидесятые – восьмидесятые фарцовщики и спекулянты побаивались милиции и торговали из-под полы.

– Иметь надо «вранглеры» или «левисы» (Wrangler, Levis), они самые лучшие, – деловито учила меня Танька, моя нынешняя лучшая подруга.

Таня Львовская с первого курса ходила в фирменных «вранглерах», вызывая зависть у необеспеченной женской части курса и восхищение у мужской. Танька договорилась с Олегом Кошкиным, который с весны добивался ее благосклонного взгляда, чтобы тот подыскал для меня подходящие штаны. Кстати, я понятия не имела, какой размер надо заказывать Олегу, потому что американские джинсы имели другую размерную линейку. Опытный Олег цинично оглядел меня и небрежно кивнул:

– Сделаем…

Через неделю Танька передала мне пакет:

– Вот, померяй, это – настоящие «левисы» даже в фирменном пакете, только стоят они двести рублей…

Я ахнула.

– Ладно, не дрейфь, «левисы» даже круче «вранглеров», ну и не возвращать же их из-за полтоса, главное, чтобы налезли.

– Танька, у меня ж только полторы сотни, родители меня убьют или из дома выгонят, но ни за что не дадут больше…

– Ладно, одолжу тебе полтинник, потом отдашь…

Я попыталась влезть в «левисы». Это оказалось не так уж просто. На мои крутые бедра мы с Танькой штаны хоть и с трудом, но натянули, а застегнуть молнию сил не хватило: сантиметров восемь ткани не доставало.

– Лежа надо джинсы надевать, – вспомнила Танька, – потом разносятся, сядут по фигуре. Я свои тоже натягивала, еще и намочила перед тем, как влезать. Давай ложись, втяни живот, щас застегнем.

Я растянулась на полу, и мы с огромными усилиями застегнули пуговицу, а потом подняли молнию. Мне показалось, что нижняя часть туловища одеревенела. Было страшно вставать: вдруг пуговица отлетит, молния сломается, я не смогу вздохнуть? С трудом враскоряку я поднялась и замерла перед зеркалом.

– Клево сидят. – Танька обошла меня со всех сторон. – Как влитые. Вот что значит фирмА.

– По-моему, Тань, они мне маловаты…

– Балда, много ты понимаешь, джинсы только так должны сидеть, это тебе не советская мешковина.

– А вдруг я наклонюсь и пуговица отлетит или по шву где-нибудь разойдется?

– Нет, – отрезала Танька, – такого не случится. У американских штанов кругом двойная строчка и пуговица не пришита, а впаяна, как заклепка, ее вырвать можно только с мясом. Бери, не сомневайся, Олег, смотрю, расстарался…для меня. – Она кокетливо наклонила голову, и пушистая челка золотой занавеской прикрыла ее хитрющий зеленый глаз.

Я возвращалась домой на метро, перевозбужденная, радостная, как ребенок с кремлевской елки с подарком, любуясь новеньким фирменным пакетом. В вагоне всю дорогу стояла: во-первых, сесть было нереально, во-вторых, незаметно для окружающих внимательно рассматривала непривычное, точно чужое отражение крепкой задницы и длинных ног и старательно втягивала живот, только теперь понимая, как должна выглядеть девушка, которая нравится парням. Я была счастлива этим джинсам почти так же сильно, как недавно обретенной студенческой свободе на дневном отделении.