Тулл спросил его, что это по–германски, и был рад получить ответ. – Это Кнокен, костяной янтарь, как его здесь называют – сказал он Катону.

– Понял, господин. Я говорю по–германски. Мою мать звали Марси.

Тулл сделал мысленную пометку спросить об этом Катона, когда представится возможность. Заметив раздраженное выражение лица Азмелькарта, он махнул продавцу рукой, мол, нет, спасибо, и жестом показал, что тот должен продолжать разбираться с финикийцем.

«Собранный на тайных песчаных побережьях далеко на востоке или выловленный из моря, янтарь был совершенно необычным камнем», – подумал Тулл. В основном он был желтого, оранжевого или коричневого цвета, попадался также редкий синий сорт, такой как те, за которые торговался Азмелькарт, и темные, почти черные цвета. Костяной янтарь имел бесконечные вариации, но больше всего Тулла заинтересовали комочки с застывшими внутри насекомыми. Он всем сердцем жаждал купить Артионе вещицу с пчелой внутри; одна такая продавалась неподалеку на улице. Если повезет, на каком–нибудь этапе представится возможность ускользнуть и купить его. Сердце Тулла сжалось; они с Артионой расстались в натянутых отношениях. Она не простила бы ему ухода; утром в день его отъезда все, что он услышал от ее сгорбленной фигуры под одеялами, было: – «Уходи. Я тебя ненавижу».

Он опустил глаза. Азмелькарт закончил торговаться. Продавец отложил пять кусочков синего янтаря и выкрикнул цифру на местном диалекте. Он протянул мозолистую руку; Азмелькарт осторожно отсчитал в нее сорок динариев.

– Интересно, за сколько он их продаст, господин? – сказал Катон.

– Тебе следует так же поступить со своими деньгами, – посоветовал Тулл.

– Я не знаю, на что обращать внимание с точки зрения качества, господин.

– Спроси Виниция. У него нюх на такие вещи.

Катон ухмыльнулся: – Я так и сделаю, господин.

– ... Переходим к следующему. – Азмелькарт сгреб свои покупки в кожаную сумку и встал.

Человек, которому он только что заплатил, громко запротестовал. Рыча от ярости, он вгрызся зубами в один из динариев и швырнул его Азмелькарту, выкрикивая слова как на германском, так и на местном наречии. Его тяжеловесы схватились за оружие. Тулл уловил слова «плохой и серебро» и интуитивно понял, что произошло. – Ты подсунул ему какие–нибудь подделки? – прошептал он на ухо Азмелькарту. Сальная улыбка, которую он получил в ответ, сказала ему все. Тулл виновато улыбнулся продавцу янтаря и сказал по–германски: – Ошибка. Ошибка. Сколько монет плохие?

– Восемь, – последовал возмущенный ответ.

Азмелькарт что–то пробормотал себе под нос насчет того, чтобы уйти. Тулл ничего этого не хотел слышать. Железной хваткой схватив финикийца за плечо, он развернул его так, что Азмелькарту пришлось повернуться лицом к продавцу янтаря. – Извинись и дай ему дюжину динариев, – сказал Тулл.

– Он сказал «восемь»! – голос Азмелькарта сорвался на возмущенный крик.

– Я знаю, но ты дашь ему дюжину, чтобы он не разболтал всем, что тебе нельзя доверять. – Тулл крепче сжал руку, и Азмелькарт взвизгнул.

– Хорошо, хорошо. – Он неохотно протянул восемь динариев, а затем, с жалкой попыткой казаться извиняющимся, еще четыре.

Продавец янтаря не поблагодарил, а подсластитель ничего не изменил. Тулл и его спутники все еще были неподалеку, когда он начал рассказывать мужчинам с обеих сторон о том, что произошло.

Азмелькарт, казалось, ничего не заметил. – Как ты посмел? –прошипел он. – Восьми было бы достаточно.

– Если ты собираешься использовать фальшивые монеты, то вручай им не больше пары монет. Пятую часть суммы, на которую ты что-то покупаешь? – фыркнул Тулл. – Нужно быть слепым, чтобы не заметить, когда их так много.

– Мне и раньше это сходило с рук, – произнес Азмелькарт. – Это отличные копии.

Туллу захотелось свернуть финикийцу шею. Сквозь стиснутые зубы он сказал: – Мой совет - избегать этого трюка до конца нашего пребывания здесь.

Азмелькарта, казалось, это не убедило, но настороженное отношение следующих двух продавцов янтаря, так как по-видимому, слухи распространились быстрее, чем они передвигались по помещению, насторожило Тулла, и заставило купца изменить свое мнение. В последующие часы финикиец больше не пытался хитрить и, в конце концов, заявил, что готов вернуться на корабль.

Утомленный до слез и разозленный жульничеством Азмелькарта, Тулл был только рад подчиниться. «Пусть в следующий раз Фенестела или Виниций пойдут выполнять капризы Азмелькарта». – решил он.

Чей–то голос громко крикнул что–то по–германски, и ему ответил другой. Тулл навострил уши. Единственное из германской речи, что он услышал здесь, была неправильно произносимая ругань местных жителей. Они втроем поравнялись с прилавком, где продавали медовуху, и его взгляд скользнул по собравшимся перед ним людям. Изумление охватило Тулла: там, ясно как день, находился херусский воин, которого он узнал. Сейчас он был остаревший, с когда-то черными волосами и бородой, тронутыми сединой, но в нем безошибочно можно было узнать одного из подручных Арминия. Они с Туллом мельком столкнулись друг с другом в лесу в тот день, когда искали орла Восемнадцатого.

«У херуска, по меньшей мере, сейчас полдюжины соратников, а нам не нужны неприятности», – подумал Тулл. Он повернул голову, отводя взгляд, и сильно толкнул Азмелькарта локтем. – Поторапливайся, – сказал Тулл. – И не спрашивай почему.

Азмелькарт бросил на него ядовитый взгляд, но подчинился.

Как только они отошли на безопасное расстояние, Тулл объяснил ситуацию. – С этого момента нам придется держаться в тени, – сказал он. Катон нахмурился и сказал, что было бы лучше вернуться и посносить им головы, в то время как Азмелькарт все время угрожал и бушевал, что недопустимо ограничивать его деловые интересы из–за какой-то горстки дикарей. Он поднял такой шум, что в конце концов Тулл, вздохнув, сказал ему, что попытается выяснить, сколько там херусков. Если бы их было немного, как, похоже, думал Азмелькарт, им не о чем было бы беспокоиться. Тулл не высказал вслух своего беспокойства по поводу того, что эти воины могли быть частью более крупной группы соплеменников.