Шрифт:
Пошла в душ. Под горячую воду. Мысленно представляла, как смываю всё плохое с себя. Вроде успокоилась немного. Потом погладила бельё, убрала их в шкаф. Вытащила документы из сумки, стала вновь читать. Стало плохо, я бы сказала душно. Подошла к окну, открыла створку, а обследование и заключение врача положила на подоконник, не боясь, что они улетят в окно, так как везде установлены москитные сетки. Вчитываюсь, но ничего не получается, буквы расплываются.
Абстрагировалась, начала делать дыхательную гимнастику. На пять вдох, на десять выдох. Напряжение стало потихоньку отпускать. Но…
— Дана, милая… — позади послышался голос Макса.
Испугалась и резко обернулась. Моё сердце стало гулко биться. Почему он так рано приехал? Стала копаться в памяти, прикидывая предупреждал ли он об этом. Нет, не говорил. Что-то случилось? Почему он взволнован?
В его руках шикарный букет белых роз. Он меня бросить собрался? А это утешительный подарок? Ногти впились в ладони.
— Дана, я понимаю, что ты к этому не готова, но… Чёрт! Не так я хотел! Любимая, ты будешь моей женой? Только не отказывай сразу, пожалуйста, возьми время подумать, — он встал на одно колено и протянул мне коробочку с кольцом.
Женой? Любимая? Мне послышалось? Тяжеленный. Чугунный камень упал с души. Замуж? Беременной… Правильно говорят: "Бойтесь своих страхов, им свойственно сбываться". Или как-то по-другому? Не важно, главное, суть ясна. И вот я заикалась, что боюсь выйти по залёту и кажется, это сбывается.
Леший стоял на одном колене, с протянутой рукой и напряжением в глазах. Он смотрел на меня так, словно ждал какого-то чуда. И он его получит. Правда, не то, что ожидает.
— Согласна? Или хочешь подумать? — спросил он.
— Согласна, куда мне теперь деваться, да папаша? — усмехнулась я.
— В смысле? — не понял он.
— Я беременна, — закатила я глаза.
39
"Даже одна радость может прогнать сто печалей".
Леший.
Оглядываясь назад я понял, что вся моя жизнь была какой-то бессмысленной. Наполненной жаждой мести и получения справедливости. Я не видел ничего вокруг, кроме этой цели. А потом… Она вошла в мою жизнь яркой вспышкой, словно электрическое замыкание. И как-то постепенно всё, что когда-то важное для меня съехало куда-то в сторону. Словно вышел из душного помещения на улицу и вдохнул полной грудью свежий воздух. Головокружительно.
С теплотой в сердце вспоминаю нашу совместную жизнь в лесу. Поначалу было сложно к ней подобраться, но потом… Без улыбки не вспомнишь. Кажется, именно там я влюбился в нее ещё сильнее. Она словно заноза, проникла под кожу без возможности вытащить наружу. А когда пытаешься достать ее иголкой, делаешь себе только больнее.
Ее похищение… Отозвалось в моей душе болью. Корил себя, ругал, называл эгоистом. До сих пор виню себя в том, что не уберёг ее тогда. Как вспомню, так начинает трясти от ярости. Желание убить его ни капли не пропало, но сделать это мне бы никто не дал. Ивану Георгиевичу очень нужно было посадить его, заодно подняться в звании. Но теперь Валерий Алексеевич вообще не выйдет на свободу. И не факт, что доживёт до старости.
В тот момент, когда я собирался к ним на встречу, четко осознал, что не желаю терять ее. Что она тот человек, с которым хочу провести всю свою жизнь. Она та, ради которой я готов на всё. Моё сердце ныло от вида ее крови на лице. А ещё мне было страшно.
Ее взгляд тогда. Я боялся, что она меня не простит. Переживал, что не захочет выслушать и понять. И в больнице… Готов был выкрасть ее, чтобы только позволила мне объясниться. А потом…
Сбежала на неделю в деревню к бабушке. Эти дни были самыми тяжёлыми. Дико скучал. Хотел приехать к ней, но она запретила, выторговывая временную свободу. Пытался отвлечься, погрузиться в работу, но всё валилось из рук. В итоге психовал и срывался к ней, проезжая мимо их дома не один раз. Представлял, чем она может там заниматься, например, помогает в выпечке пирожков или собирании ягод. Хотелось бы мне взглянуть на всё это своими глазами.
К концу недели было вообще худо, меня скручивало от недостатка ее внимания. Мало того, что мы с ней не виделись, так она ещё не отвечала на мои сообщения, хотя я писал каждый, чтобы просто узнать, как у нее дела. Это молчание выводило больше всего, заставляя переживать сильнее. А вдруг она не захочет быть со мной? Пошлёт на Кудыкину гору и всё? Нет, я так просто не сдамся.
Снова сорвался к ней. И наконец-то увидел ее. Моя принцесса сидела на скамейке у дома, сладко кушая клубнику, очень хотелось попробовать на вкус ее губы. Но я держался. Сидел на месте, мучил себя, но не позволял выйти из машины. Я дал слово. Только она может нарушить нашу договоренность и сделать первый шаг до окончания недели. Она сопротивляется. Уехал.
Но позже вернулся вновь. Писал в сообщениях пошлые мысли, которые не покидали меня всю неделю. Я находился в конце ее улицы, чтобы не ворваться в ее дом. Писал и писал, желая передать ей то, что чувствую к ней, даже не надеялся, что придёт. Но она пришла.
Едва сдержался от порыва взять ее прямо здесь и сейчас. Прямо в этом милом сарафане. Я гнал так, словно кто-то умирает. И почти так всё и было. Умирала моя душа от тоски по ней, а тело желало слиться с ней в одно целое. Пока ехал, думал только о том, где найти подходящее место, чтоб нам не помешали. Иначе убью каждого, кто сунется к нам. Наверное, я похож сейчас на медведя во время брачного периода, но крышу сносит, как от сильного урагана.