— Что же ты такой непонятливый, Морозов, а еще на медика поступать хотел.

— Меня из-за почерка не взяли, слишком уж он разборчивый у меня.

— Шел бы в патологоанатомы, у них красивый почерк, потому что им некуда спешить. Пациенты за рукав не дергают. Тут написано, что смерть наступила у обоих исследуемых от отравления угарным газом, но-о-о… — бабуля ткнула по-профессорски пальцем в потолок. — Есть морфологические признаки, указывающие и на нехарактерную картину патологии острой интоксикации монооксидом углерода…

— Стоп, стоп, Тамара Ильинична, вы опять? Давайте лучше как про «козу на возу», а то я ни слова не понял. Что с гавриками произошло?

— Картонка-печёнка! Ну как еще проще! Ой, тяжко мне с вами, ментами, но попробую… в общем, есть вероятность того, что погибших сначала опоили, а уж потом отравили выхлопами.

— А вот это другой разговор, — радостно потёр я ладони. — Такая «ляжка» мне нравится. Продолжайте…

— А нечего продолжать. Образцы на токсикологию и биохимию я отправила в область, ждем результатов, но могу поклясться своим скальпелем, что в крови и печени там обнаружат мусцимол.

— Грибной яд, — кивнул я.

— Запомнил? Молодец! Он самый, из сушеных мухоморов добывается кустарным способом на раз-два…

— Значит, кто-то им добавил яд в водку? А водку-то на исследование следак не изъял, эх…

— Я ему говорила на всякий случай изъять пузырь, дак он отмахнулся, сказал, что и так все ясно. Угорели мужики, нечего лишний хлам вещдоками оформлять.

Да уж, мне вот он ровно так и аргументировал.

— Что ж, что есть, с тем и будем работать. Понял, спасибо, Тамара Ильинична, как придут результаты из области, можете мне позвонить через 02? Буду очень благодарен. И копию потом мне дадите заключения, как обещали. Надеюсь, уже без колбасы примете?

— Один раз без колбасы приму, а в следующий — готовься. Мне духи нужны хорошие. Дзинтарс.

— Думаете, будет еще и следующий раз? — насторожился я.

— Серия из двух преступлений — это маленькая серия, кто на такой остановится? Чую, еще будут трупы. Кто из нас милицейского окраса? Ты или я? Сам должен понимать, что еще покойнички не все вышли…

— Да я-то понимаю, вот только в прокуратуре даже дела по ним не возбуждены. Уверен, что и по этим двум гаврикам не возбудят, отказной состряпают, мол, накушались мужички мухоморчиков, водочкой запили и уснули. И баба с возу, и волки сыты.

— Ну так ты найди, найди волков-то. Чай не балетом занимаешься, а лямку милицейскую тянешь.

— Так ищу… — показно вздохнул я.

Знала бы старая, кто я на самом деле. Не балерина, конечно, но когда бывший заключенный расследует серийные убийства — тоже нонсенс. Только мне это категорически начинает нравиться. Будто в той жизни, которая мне иногда кажется уже не настоящей, как в тумане, и лишь подготовкой к нынешней, мне чего-то не хватало. А здесь, в СССР-ских реалиях все по-другому… всё настоящее, глубокое. Стабильность, общность, справедливость — здесь не пустой звук. И люди здесь другие… лучше, что ли, несмотря на то, что они менты…

После морга я направился к Загоруйко, криминалист всё-таки что-то нашел на шприце, просил зайти, а мне все недосуг было.

Валентин как всегда чах над какими-то следами, разглядывая их через огромную лупу, что-то бормотал под нос, будто особые криминалистические заклинания какие-то.

— Привет! Ну, чем обрадуешь? — я снял фуражку и повесил на крючок, сел на стул.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — вскочил Валентин.

— Тише, тише, и совсем не обязательно в струнку вытягиваться.

Не пойму пока, радоваться или сетовать, что я его КГБ-шную гипотезу поддержал. Теперь рвения не оберёшься, изо всех щелей прёт.

— Ну, так мы же одни?

— Слушай, лейтенант, чай есть?

— Найдется, — кивнул Валентин. — Он как раз вскипел.

Эксперт сходил в темнушку и разлил по чашкам кипяток из модного заграничного электрочайника.

Затем достал шоколад в обертке с незнакомым мне названием на английском, товар будто из ассортимента сети магазинов «Березка».

— Угощайся, — Валентин разломил плитку по кубикам.

— Неплохо живут криминалисты, — хмыкнул я и взял на пробу шоколад.

Он оказался ничего так, но ничуть не лучше нашего советского.

— Что?

— Я говорю, чайник у тебя красивый и шоколад редкий.

— А-а, ты про это! — устало отмахнулся Загоруйко. — Это все мама… Сколько раз ей говорил, что мне ничего не надо, но нет… Что-нибудь да приносит.

— Вот ведь какая у тебя мама непослушная, — поддел я его.

Нашел, на что жаловаться эксперт.

— Она никогда ко мне не прислушивается, — на полном серьезе выдал Валентин, не уловив моей иронии.