— Нет, мы не можем доверять никому в городе, — заявила Мария. — Может, ты права, и не только Комитет этики решает, кого убрать. Но они не спорят. Иначе люди не пропадали бы. Как твоя сестра или девочка из нашей команды, или Х.

Я подумала о безликом мальчике. Что он сказал бы в такой ситуации?

— И что он будет делать, если не вернется?

Мамору ответил:

— Выживать самостоятельно.

— Что? Это тебе не лагерь. Тебе придется десятки лет жить самому.

— Мне тоже не нравится. Но я как-то справлюсь с проклятой силой.

— Как-то…

— Мы справимся, — пришла ему на помощь Мария. — Если человек наберётся опыта, может выжить сам. И он не будет один. Я буду с ним.

— Ты не серьезно!

Моя голова кружилась.

— Мамору не справится один. И мы выбрали друг друга в пару.

Удивительно, но Мамору не согласился.

— Нет, ты должна вернуться. Твои родители будут переживать.

— А что? Ты не хочешь быть со мной?

— Конечно, хочу. И был бы очень-очень рад. Но жить вдали от города будет сложно. У меня нет выбора, ведь там мне не позволят жить. Но ты можешь…

— Не переживай, — она тепло улыбнулась. — Потому ты убежал, не сказав мне. Ты самый добрый в мире. Но теперь нас будет двое. Хорошо? Обещаю.

Мамору молчал, слезы катились из его глаз.

Я вздохнула. Я никак не могла их переубедить.

Той ночью мы с Марией занялись любовью в снежном домике.

— Я не смогу снова тебя встретить, да? — спросила я, прижав голову к ее голой груди.

— Нет, мы еще точно встретимся, — улыбнулась она, гладя мои волосы. — Я люблю тебя Саки всем сердцем. Но я переживаю за Мамору. Никто больше не может его защитить.

— Знаю, но…

— Что?

— Я завидую.

— Глупая, — рассмеялась она. — Мы с Мамору отныне будем бороться за выживание с природой. Я должна тебе завидовать.

— Точно. Прости, — вяло извинилась я.

— Ты прощена, — она отклонила мою голову и нежно поцеловала.

Мы целовались страстно, словно не собирались расставаться.

Это был наш последний поцелуй.

4

Следующим утром я вернулась в деревню одна, снег легонько сыпался с неба.

Хоть я направляла лыжи проклятой силой, мне пришлось преодолеть большое расстояние, так что ноги ослабели от усталости. На разум давили мысли о том, что дальше будут делать Мария и Мамору, как и о неизвестной угрозе в их будущем.

Я добралась до пристани Дубовой рощи. Там было пусто. Даже по воскресеньям тут было несколько человек, но я не стала переживать, а обрадовалась, что меня никто не видел.

Я отвязала лодку и поплыла домой. Я использовала так много сил, чтобы вернуться, что уже не могла сосредоточиться, глаза слипались. Лодка покачивалась, билась о берега.

Я отправилась в Вотервил, но так и не встретила никого по пути.

Мне стало казаться, что что-то не так.

На берегах ничто не двигалось. Казалось, Камису-66 забросили.

Снегопад усилился, большие снежинки собирались на лодке.

Я была потрясена, увидев дом. Родители стояли у причала без зонта от снега, и он собрался на их головах и плечах.

— Простите, — сказала я им, подплывая. — Я не смогла вернуться вчера…

Они слабо улыбнулись.

Наконец, мама сказала:

— Ты голодна?

Я покачала головой.

— Знаю, ты устала, но тебя звали в Отдел образования. Идем со мной, — мрачно сказал отец.

— Она не может хоть немного отдохнуть? — взмолилась мама.

— Нет. Это срочно. Они просили прийти как можно скорее.

— Все хорошо. Я не так и устала, — я старалась звучать бодро.

— Тогда идем в каноэ папы. Саки, ты сможешь отдохнуть в пути.

Каноэ отца он использовал в нерабочее время. Оно было вдвое больше «Хакурен-4».

Мама укутала мои плечи одеялом, и я закрыла глаза, но сердце колотилось быстро и мешало уснуть.

Кто-то ждал нас в Хейринге. Та же женщина средних лет, что встретила нас после летнего лагеря два года назад, но в этот раз она не смотрела мне в глаза.

Я пошла за родителями по заснеженной улице.

Отдел образования был возле библиотеки, где работала моя мама. Он был окружен стеной бамбука, мешающей заглянуть внутрь.

Мы вошли в боковую дверь, и хоть снег еще шел, двор был убран и защищен проклятой силой. Мощена тропа вела к входу, тянулась на тридцать метров.

Внутри был бесконечный узкий коридор. Хоть снаружи здание отличалось, внутри оно было схожим с Комитетом этики.