Присаживаюсь рядом с Юркой. С другой стороны на лавку падает Ирка и тут же берёт под руку, прижимаясь ко мне боком.

– Что с Киром случилось? Даже меня позвал. Не переживай, я за всех заплачу, вы только придите. Говорит, обижусь, – затараторила Ирка. – Я в пятницу на днюху к подруге иду. Если ещё в субботу к Киру, то я труп.

– Меньше пей и не будет больна, – хохотнул Юрик, намеренно исказив окончания слова. – А вообще, я бы наживать неприятности не стал и пошёл. Демидов злопамятный, как чёрт. Я иду, чего бы не повеселиться на халяву.

Я понимала: лучше согласиться. Слышала, Демидов просто сказал громко: приходите все. А кого-то, как меня, позвал лично, упомянув, что в случае неявки обидится. Козёл.

Последняя лекция подкралась незаметно. Мы с друзьями по привычке сели в первый ряд. Раньше у меня было плохое зрение, я носила очки, только этим летом мне сделали лазерную коррекцию.

Двери хлопнули. Я посмотрела на парня, входящего в аудиторию. Внутри всё задрожало и где-то в животе появилось томление. Как же он хорош собой, высокий, подтянутый, правильные черты лица, чёрные как смоль волосы. В бежевом костюме, белой рубашке и галстуке он выглядел настоящим аристократом из девятнадцатого века. Парень поднялся на сцену, и я залипла на его лицо. На вид ему было двадцать шесть лет и, судя по телосложению, парень занимался спортом, этого даже пиджак не скрывал.

– Доброе утро, студенты. Меня зовут Святозар Францевич Адельберг. Можно просто Святозар, поскольку я аспирант, а не преподаватель. Меня попросили прочитать лекцию взамен заболевшего профессора Полева. Я не буду с вами знакомиться, сразу начну лекцию. Надеюсь, что профессор быстро поправится.

У парня был сильный, красивый тембр голоса, с едва заметной хрипотцой. Когда он говорил, по коже пробегали приятные мурашки, а в животе резвился пресловутый рой бабочек. Какой же это нереальный человек, он словно зашёл к нам из параллельного мира, где существует волшебство. Я слушала его с открытым ртом, боясь даже громко дышать. Сердце отстукивало ритмы латины, то затихая, то бросаясь в бой. На душе чёрным облаком назревала горечь. Она зарождалась где-то внутри тела и оседала в горле, мешая дышать. Этот мужчина никогда не полюбит такую, как я, – сломанную куклу, девушку, по прихоти злого рока родившуюся с изъяном. Вокруг полно нормальных людей, красивых женщин с их грацией и неоспоримой привлекательностью. Кто-то даже в серых мышках находил своё счастье, но на меня всегда смотрели с насмешкой.

Вечер проходит, как обычно, я прячусь в своей комнате, делая вид, что усиленно занимаюсь. Вдруг раздаётся крик. Что случилось? Несусь на первый этаж. Оказывается, скандал в комнате деда. Я хотела ворваться в его спальню, но, услышав своё имя, притулилась к стене рядом с открытой дверью.

– Ты с ума сошёл, папа! – орала мама. – Восемь миллионов Катьке отписал! Зачем ты вызвал нотариуса без моего ведома?!

– Да, я завещал Кате эти деньги. Ты вообще фирму целиком получаешь. Тебе мало? Возможно, внучка захочет открыть свой бизнес, – тихим, но грозным голосом парирует дедушка.

– Папа, ну зачем ты так? Я люблю свою дочь и не борюсь с ней за наследство. Она будет работать со мной на фирме, а потом я подпишу завещание на неё, больше всё равно некому оставить дела. Сейчас ты ей даёшь эти деньги, а она всё профукает. Да, возможно, откроет бизнес, но прогорит. У меня свободной наличности только пять миллионов, остальные деньги в деле. Если что, мне стройку из-за неё приостанавливать? Вызовем нотариуса, и ты перепишешь завещание.

– Ты уже и хоронишь меня, да?! – кричит дедушка, но тут же закашливается. – Пошла вон отсюда. Фиг тебе, а не новое завещание. Будешь настаивать – я его перепишу, только в этом случае ты получишь дырку от бублика. Всё отдам внучке – и счета, и фирму. Привыкла гнобить её, будто не сама родила ни любви, ни ласки. Уйди, видеть тебя не хочу.

Я залетаю на цыпочках в уборную и слышу топот ног, мать уходит из комнаты деда. Он оставил мне наследство, а она недовольна. Разумеется, приятнее всего держать меня под своим каблучком, командовать, указывать, говорить, что я никчёмная.

Слёзы наворачиваются на глаза. Быстро умываюсь, останавливая их. «Соколовы не плачут» – так всегда повторяла мама с тех пор, как мне исполнилось семь лет. Если что-то было не так, и я начинала реветь, она грубо одёргивала: «Чего нюни распустила, ты Соколова или кто? Тебе не стыдно вообще, а?»

Мне было ни капельки не стыдно, наоборот, обида душила. Девочек так не обижают, а меня гнобили везде, даже дома.

Ещё мне хотелось бантики, как у красавицы класса Юльки. Помню линейку на первое сентября, её катал старшеклассник на плече, а она звенела колокольчиком и улыбалась. Шикарные банты украшали косы, а красивое платьице привлекало взгляд и вызывало зависть. Я хотела себе это платье, и бантики, и туфельки, и даже косички. Вместо красивого наряда, на меня напялили классический костюм для женщин, только в сильно уменьшенном варианте, а волосы украсила серебряная заколка с фианитами. Мама стояла рядом, улыбалась, говорила, что я среди девочек самая красивая. Ещё бы, только на меня умудрились напялить наряд от известного европейского модельера.

Снова плещу на лицо водой и хриплю, накатывает фантомное удушье. Нервы совсем ни к чёрту, я так устала от всего, теперь ещё и любимый дедушка масла в огонь подлил. Мать никогда не позволит, чтобы я далеко ушла от её юбки, так и будет помыкать мной, пока не помрёт.

Успокаиваю себя и выхожу в холл. Плетусь в комнату деда, тот смотрит телевизор, поворачивает голову на мои шаги.

– Как ты, дедушка? – спрашиваю ласково.

– Вот только ты приходишь и сразу интересуешься самочувствием, а не завещанием, – усмехается он.