— Федора Егоровна, простите. Я буду стараться лучше, — устало ответила мама и заметила меня.

Её брови взметнулись вверх от удивления, и тут в калитку вошел Гаврилов.

— Елизавета Максимовна, собирайтесь. Вы переезжаете, — сухо сказал он, придавив Федору Егоровну взглядом.

— Э! Дылда, тябе кто на мой двор разрешил залязать? Кше отседава! — замахала старуха руками, стараясь выгнать сурового незнакомца.

— Архаров разрешил. Константин Николаевич, — стальным тоном ответил спецназовец, и бабка мгновенно умолкла, услышав имя барона.

— Эта, я пойду что ль. Курей гляну. А то там пятух наседок топчить, того и гляди растопчить. Хы-хы, — нелепо засмеялась старуха, кивнула каким-то своим мыслям и скрылась за домом.

Тем временем я подбежал к маме и обнял её.

— Опять в Ирбит? — спросила Елизавета Максимовна.

— Когда приедем, узнаете, — Гаврилов осмотрел двор в поисках того, кто может подслушивать. — Собирайте вещи.

— А мне особо и собирать нечего. Все мои вещи уже на мне, — иронично улыбнулась мама. — Сейчас, руки помою, и можем отправляться.

Она бросила нож в таз с рыбой, свернула за дом, послышался плеск воды. А через пару мгновений она вернулась и крикнула на последок:

— Федоровна! За эту неделю можешь не платить! — вытерла руки о платье и спросила. — Едем?

Судя по лицу мамы, она была рада тому, что снова я рядом, и плевать, куда нас везут. Главное, что до новой встречи не придётся ждать целый месяц. Мы вышли за калитку и сели в машину. Гавр, не теряя времени, завёл автомобиль и тронулся с места.

— Значит так, ввожу в курс дела. Грядёт большая война, и Архаров не хочет, чтобы вы пострадали.

— Пффф. Что за чушь? Война может и грядёт, зная нрав Архарова, но чтобы он о нас заботился? — со скепсисом сказала мама.

— Елизавета Максимовна, приказ звучал однозначно «сохранить жизни Михаила и его матери любой ценой».

— Ну понятно. Он даже имени моего не называет. Мать Михаила, — обиженно фыркнула мама и сложила руки на груди. — Видать, он просто боится потерять перспективного наследника.

— А это имеет какое-то значение? — спросил Гаврилов и посмотрел в зеркало заднего вида.

— Нет, — коротко бросила она. — А почему вы одеты по-граждански? Где броневик и куча солдат? Не так я себе представляла обеспечение безопасности.

— Всё это лишнее. Мы едем в Михайловск. Да, малой, в честь тебя город назвали, — усмехнулся спецназовец.

— Ага. Назвали ещё до моего лождения, — улыбнулся я и покачал головой.

— Типа того. Будем жить в моём старом доме. Никому не говорите о том, что вы родственники Архарова, это может быть опасно в случае, если у Черчесова или Малышева есть люди на наших землях.

— О-о-о. Теперь я не только изгнанная жена, а ещё и шпионка, — хмыкнула мама, но на её лице появилась улыбка. А ещё я заметил, что она с интересом посматривает на Гаврилова.

— Именно так, Елизавета Максимовна. Шпионка. По легенде вы — моя жена, а Михаил — мой сын. — Гав обернулся и подмигнул мне. — Здорова, сынуля.

— Папаша, смотли на дологу, — сказал я, так как машину повело в сторону кювета.

— И что мы будем делать в этом Михайловске?

Гаврилов пожал плечами и ответил:

— Жить.

После этих слов в салоне автомобиля наступила тишина. Мама прижала меня к себе и смотрела то в окно, то на Гаврилова. Гаврилов же сосредоточился на дороге, которая петляла через лес. Наконец Серовский тракт закончился, и мы свернули направо к городу Первоуральск.

Как только мы попали на его улицы, Гав снова вспотел. Вцепился в руль и старался ни в кого не врезаться. Оно и понятно, на пустынной трассе ехать куда проще, чем в оживлённом городе. С горем пополам мы выбрались из Первоуральска и двинули дальше.

Пока ехали, я отсидел пятую точку и лёг маме на колени, потом отлежал бок и перевернулся на другой. А мы всё ехали и ехали. Дорога казалась бесконечной, но наконец-то мимо окна мелькнула вывеска «Михайловск». Я подскочил и прижался лицом к стеклу в надежде увидеть что-то прекрасное. Наивный…

Визуально город делился на две части рекой Серга. Первую часть я лицезрел когда мы въехали в город. Сотни покосившихся от старости домов, все как один одноэтажные. Глазу зацепиться было не за что, кроме как за клубы дыма, поднимающегося в воздух с противоположной стороны реки.