Мама лишь отмахнулась.

— Пожила на полном обеспечении Архарова, вот и научилась.

В её словах сквозила обида. А учитывая то, что мама батрачина на старуху и потрошила рыбу для продажи, могу предположить, что в лучшем случае её обеспечивали продуктами, а готовить их приходилось самой. Если это полный пансионат от моего папаши, то как же она жила раньше? Гаврилов достал пачку сигарет и спички, запихнул в рот папиросу, но напоролся на наши с мамой строгие взгляды.

— Что не так? — возмутился было он.

— Зля я тебя подлатал. Всё лавно подохнешь от кулева, — покачал я головой и запихнул в рот последний кусок тыквы.

— Если хочешь курить, то кури в окно, а лучше на улице, — строго заявила мама.

— Неженки, — фыркнул капитан и отправился открывать форточку.

Я же посмотрел на маму. Она выглядела отлично. Да, немного устала, не мешало бы сходить в баньку помыться, но было в ней какое-то величие, что ли. Это и заставило меня задать вопрос, который ранее вечно был не к месту.

— Мам, а какая у тебя девичья фамилия?

— А это важно? — тут же помрачнела она.

— Елизавета Максимовна, мне тоже интересно. А то ваш образ не слишком-то вплетается в родовые черты Архаровых. — Гав чиркнул спичкой и, подпалив сигарету, затянулся.

— И какие же у них черты? — хмыкнула мама.

— Ну-у-у. Такие. — Капитан взмахнул в воздухе тлеющей сигаретой, нарисовав окружность, как будто это что-то объясняло.

— Округлые? — прыснула со смеху мама.

— Что? Нет. Я хотел сказать, хладнокровные, решительные.

— А я, стало быть, нерешительная? — нахмурилась мама.

— Я такого не говорил, — тут же встал в защитную позу капитан, но тут понял, что с ним играют. — Да ну вас, Елизавета Максимовна.

— Да ну меня — куда? — усмехнулась мама, стрельнув глазками.

— Гхм. Вообще-то я тут. Если хотите устлоить блачные иглища, то дождитесь, пока я выйду из-за стола, — подал я голос.

Услышав это, мама удивилась и метнула в меня полотенце. Я с лёгкостью уклонился.

— Станислав Карлович, вы слышали, какой у нас тут умник?

— Да, Елизавета Максимовна. Сдаётся мне, что утренняя тренировка была слишком лёгкой, вот у него и остались силы, чтобы чушь молоть. — Гав затянулся и выпустил в окно облако дыма. — Ну ничего, это мы исправим, — просипел он.

— Эй! Что началось-то? Нолмально же общались! — воскликнул я, вскочив из-за стола.

Мама тут же залилась звонким смехом, а капитан на неё тайком посмотрел и улыбнулся.

— Ой, Мишка. Развит ты не по годам, конечно, — сказала мама, вытерев рукавом навернувшуюся слезу. — Фамилия моя Багратионова.

Гав, стоявший у окна, присвистнул.

— Хрена себе! — Капитан тут же замялся и добавил. — Извините. В смысле, вы последняя из почившего рода князей?

— Скорее всего, последняя, — с грустью в голосе сказала она. — Если бы мой отец решил бросить Кёнигсберг и отступить, то выжил бы весь род. Да, мы бы жили на птичьих правах, на чужих землях. Но жили бы. В итоге, своей выходкой он спас другие рода, но наш род уничтожил подчистую.

— Теперь понятно, почему у Михаила такие задатки в два года, — хмыкнул Гав и, не докурив, выбросил бычок в окно. — В вашем роду было три абсолюта, а подобным в империи мало кто мог похвастаться.

— Вот именно. Было три абсолюта… — Мама замолчала и с тоской уставилась в окно.

— А что случилось, почему дед умел? — спросил я, но от мамы ответа не получил. Она мыслями улетела куда-то далеко.

— Было расширение аномалии. Тогда погибло много славных бойцов. К примеру, мой отец. — Гаврилов потянулся к пачке сигарет, достал ещё одну папиросу, подумал секунду и засунул её обратно. — Пойду подышу.

Капитан вышел из дома, а я погрузился в раздумья. Это что выходит? Я из княжеского рода? Забавный выверт судьбы. Я сын княгини без княжества, и в то же время, баронский сын, живущий жизнью детдомовца. Впрочем, жаловаться мне не на что.

Тем более, что благодаря маминому рассказу, я понял одно. Дед до последнего сражался за свой дом, а значит, в Кёнигсберге должны были остаться родовые артефакты. Однажды я туда попаду и отвоюю наше с мамой княжество. Да, звучит амбициозно для двухлетки, но вы уж извините. Я, на секундочку, хочу остановить войны на всей земле, а освобождение жалкого княжества — это даже не цель, это средство.

* * *

Тюмень. Резиденция графа Малышева.