После того, как решением всемогущего рейхсфюрера его отправили в отставку, уволив со всех занимаемых постов и отлучив от общения с верхушкой Третьего рейха, из которой хитрый старикан всевозможными путями тянул необходимые средства для содержания поместья, всё вокруг стало быстро приходить в упадок.

И пусть сейчас это еще не слишком бросается в глаза, но через несколько лет разруха станет видна даже невооруженном взглядом. И если сейчас старику не удастся доказать рейхсфюреру, что все его «сказочки» имеют под собой реальную основу, ему конец. Даже если на старика не обрушится гнев всесильно рейхсминистра, безденежье его окончательно доконает.

Большой и некогда ухоженный сад сейчас тоже представлял собой печальное зрелище. Заросшие сорной травой газоны топорщились неопрятными метёлками репейника и полыни, вымахавшей едва ли не под стать иным деревьям.

Парковая аллея, некогда щедро и аккуратно посыпанная просеянным песком, ныне ощетинилась вылезшими из земли вездесущими корнями и покрылась ямами, выбитыми обильными дождями, пролившимися на бывшую территорию Австро-Венгрии этим летом.

Да и сами деревья за прошедшие годы основательно разрослись, лишенные твердой руки садовника. Местами сад превратился в непроходимую дикую чащобу, вставшую по обеим сторонам от аллеи настоящей зеленой стеной. Теперь, чтобы навести здесь порядок, потребуются значительные усилия, и целая бригада садовников. А для этого нужны средства, которых у Карла не будет, если сегодняшний эксперимент с треском провалится. Да и без треска тоже.

Наконец, в конце запущенного сада показалась каменная ограда родового кладбища Виллигутов. Карл привычно направился к распахнутым настежь воротам погоста, который, похоже, тоже находился в таком же критическом состоянии, как и все поместье.

Сторож, который как помнил Рудольф, всегда встречал их у ворот, тоже отсутствовал. То ли был разжалован из-за отсутствия средств у бригадефюрера, то ли просто помер — он, на непредвзятый взгляд профессора, был в весьма преклонном возрасте. А нового нанять было, по всей видимости, не на что.

Зайдя на территорию «вселенской скорби и вечного покоя», Виллигут повел высокопоставленных камрадов из СС вдоль древних могил его предков по мощеной диким камнем «тропе». Причем эта тропа вела не к центральной части кладбища, где виднелись монументальные надгробные памятники, которые легко могли поспорить с иными могилами европейских монарших семейств, а куда-то в самый дальний и неприметный угол родового погоста.

Когда искусные творения средневековых мастеров сменились на обычные каменные плиты, непритязательные на вид, покрытые мхом и наполовину вросшие в землю, Виллигут остановился у маленького и неприметного склепа, сложенного без особых изысков из больших замшелых каменных блоков.

Вход в последний приют какого-то древнего родича старика перегораживала массивная деревянная дверь, местами изъеденная древоточцами и проклепанная проржавевшими полосами кованного вручную металла. Даже невооруженным взглядом было видно оставленные на металле следы тяжелого молота кузнеца.

Эпитафия, выбитая над самым входом в склеп, частично заросла мхом, а частично была сбита варварским способом — просто раздолблена вдрызг ударами какого-то тяжелого и тупого предмета. Кто-то явно не хотел, чтобы потомки старика получили это послание из прошлого.

Но остаток надписи Рудольф все-таки умудрился прочитать, хоть она была и выполнена на каком-то особо архаичном диалекте германского языка. Вырванный из контекста кусок эпитафии гласил: «…путь они удавятся и обосрутся от страха…».

«Недурственное послание потомкам, — мысленно усмехнулся Рудольф, „расшифровав“ древнюю надпись. — А это предок Карла был еще тем шутником».

— В 16-ом веке наш замок был захвачен врагами рода Виллигутов, — пояснил бригадефюрер, заметив заинтересованный взгляд профессора. — Эта эпитафия на склепе благородного рыцаря Гуго Виллиготена. Но он был не просто рыцарем, а древним Фюрстом[2], основавшим и построившим нашу семейную твердыню. Но врагов у нашего древнего рода всегда хватало, поэтому Гуго и распорядился выбить подобную эпитафию на собственном склепе, чтобы потомки не расслаблялись, а враги скрежетали зубами. Там были перечислены имена его заклятых врагов. Но пойдёмте же скорее… — Заторопился старик, вытащив из кармана большой медный ключ с очень сложной и фигурной бородкой, покрытый зелеными окислами патины.

Вставив его в огромный навесной замок, Карл с трудом провернул широкую головку ключа. Дужка распахнулась, и замок открылся.

— Помогите мне, мой юный друг, — попросил Рудольфа Виллигут, указав на болтающийся в петлях замок. — Боюсь, в моих руках уже нет той былой силы, чтобы его удержать.

— Давненько же ты не был здесь, Карл, — произнес, улыбаясь Гиммлер, пока Левин вытаскивал замок, действительно оказавшийся непомерно тяжелым, и распахивал скрипучую дверь склепа.

— Каждый поход в эту скорбную обитель, Генрих, лишь добавлял мне седых волос, — печально ответил, ступая на растрескавшиеся от времени каменные ступени, ведущие куда-то в кромешный мрак подземелья. — Знать, что сила где-то рядом, и не иметь возможности ей воспользоваться — тяжелое испытание, друзья…

— Я надеюсь, что все твои беды, как и разочарования целой вереницы твоих благородных предков сегодня закончатся, — весьма серьезно произнес рейхсфюрер.

И Левин понял, что этим Гиммлер давал старику понять, что, если его ожидания рухнут, бед у старого генерала станет еще больше. Виллигут тоже об этом догадывался, поэтому и спешил провести «ритуал познания силы», явно надеясь на чудо.

— Осторожно, камрады! Ступеньки местами разрушены! — Донесся из темноты дребезжащий голос несостоявшегося колдуна. — Сейчас я зажгу факел…