И правда, что?

Амилу Фабрикасе обвинили и осудили за потопление яхты. В полиции нашли улики того, что та умела обращаться со взрывчаткой, и заявили, что она ее и подложила в машинное отделение Даны перед тем, как сойти на берег. О чем, по-видимому, даже не задумывалось следствие, так это о том, кто вывел яхту в открытое море. Сделать это можно было только будучи на борту.

Предположим, Леон Паркер подвыпил и после ужина решил выйти в море. Предположим, он забыл включить огни и радиосвязь – но даже так посетители ресторана на крыше заметили бы его за рулем. Однако они никого не заметили. Один свидетель видел одинокую фигуру на палубе, но сказал, что стояла та пригнувшись, будто крадучись, словно пряталась. Обставили все это под шумок.

Амилу выследили, обыскали, допросили и завели на нее дело. К состоятельным семьям никто не присматривался.

Полиция обделила вниманием и Леона, который пригласил своих детей и распустил команду, заплатив им наличными. Тот самый Леон, который мог и отдать швартовы, и вывести яхту в море. Леон, который отдал распоряжение капитану, чтобы ужин накрыли в парадной гостиной, на средней палубе, и это теплым июльским вечером, когда логичнее всего поужинать на верхней. Никто не задавался вопросом, вдруг это Леон убил свою семью. Полиция сосредоточила внимание на Амиле.

Леон тогда совсем недавно женился на наследнице весьма влиятельной семьи. Члены ее известны тем, что сторонятся прессы и имеют большие связи. Быть может, это они попросили полицию не заводить дело на Леона? Быть может, просто намекнули, что полиции следует поискать в другом направлении?

Я поставила подкаст на паузу. Я знала, что речь шла о моем Леоне. Моем друге Леоне.

Сердце подскочило к самому горлу. Я взяла телефон и открыла главную страницу подкаста.

На обложке было изображение Даны, висящей на стропах в сухом доке. Искаженная линзой фишай, яхта надвигалась красно-белым носом на зрителя, как дружелюбная собака, норовящая обнюхать камеру. Лакированная деревянная палуба поблескивала на солнце. Небо позади нее было бодряще-голубым, зимнее небо Лазурного берега.

А сбоку были расположены папки, и каждая помечена по номеру серии, к которой она относилась. «Эпизод 1», «Эпизод 2». Они были нарисованы в виде стопок документов, вид сверху, которые как будто скинули на стол. Только не на стол, а на фотографию яхты.

Я нажала на «Эпизод 1», и из папки выпала и развернулась на экране серия фотографий.

Вот и он: Леон Паркер.

Леон с широкой щербатой улыбкой, слегка постаревший.

Он обхватил за плечи двоих холеных детишек, долговязого светловолосого парнишку в безразмерной футболке и прелестную девушку в зелено-золотом шевроновом платье. Она ухмылялась, а на груди у нее красовалось увесистое бриллиантовое колье. Она касалась его средним пальцем, будто бы показывала фак на камеру. Для фото все трое поднимали тост с бокалами шампанского.

Леон Паркер погиб. Боже, как же печально. Я не видела его много лет, но когда такие люди умирают – это настоящая потеря для мира. Леон Паркер был одним из этих людей.

За эти десять лет он почти совсем не постарел. Он был высокого роста, под метр восемьдесят, в талии широковат, но тем не менее привлекателен для мужчины за сорок. Седина еще немного припорошила ему волосы, все такие же длинные и вьющиеся, растрепанные от соли приморья. Вихры седых волос на груди курчавились из-под широкого ворота рубашки, контрастируя с загорелой кожей. Он улыбался во весь рот, и видно было, что за резцом не хватает зуба. Он выглядел счастливым.

Я перевела взгляд с голубого неба позади, детей и бриллиантового колье на тонюсенькую самокрутку, тлевшую в руке Леона. Крутил Леон сам. Я видела, как он это одной рукой делал.

На фотографии он обнимал детей обеими руками, но предплечье отвел в сторону и держал сигарету поодаль, как будто не хотел, чтобы на них попал дым. Я буквально ощущала запах этого дешевого табака, тепленького, как подливка, и слышала его смешок в конце рассказа, который он наверняка сто раз пересказывал.

Мне не хотелось слушать дальше, но я решилась. И нажала «плей». Мне нужно было выяснить, что с ним стряслось.

Леон Паркер был тот еще персонаж. С этим никто не поспорит. Несмотря на все свои изъяны, повеселиться он уж точно умел. Родился он в семье, принадлежавшей к рабочему классу, из восточной части Лондона, работал на городской бирже, потом открыл свой бизнес. Он частенько ставил все на кон, сколачивал и спускал целые состояния.

После его смерти кто-то откопал коротенькое интервью для «Лондон тунайт». Записывали интервью на улице, в «черную среду» 1992-го, когда рухнул валютный рынок Лондона.