Болото прошли в мокроступах практически без проблем. На той стороне разведчики обнаружили несколько пулеметных точек и … и все. Фрицы верили своим картам, где болото Бридский мох был заштрихован сплошными линиями – считалось непроходимым.

После захода в одну из полусожженых деревенек - Раковичи, разведчики решали, куда идти дальше, в район Чернина или Селища. Решили искать удачу на дороге Чернин – Паричи. Быстро прошли около километра до очередного болота, потом 500 метров по болоту, по-пластунски по открытому пространству до дороги, пересекли дорогу и нырнули в лес. А на поляне… земляники видимо – невидимо, и это в конце мая! После небольшого отдыха к Сережке подошел Овчаренко.

– Серый, тут такое дело… - то ли смущенно, то ли хитро улыбнулся старшина, подавая вещмешок. –Дальше пойдешь в открытую, по дороге. Мы подстрахуем. Как появится стоящий язык – будем брать. Вот тебе вещи, переодевайся…

Сережка снял маскхалат, гимнастерку, галифе, достал вещи из вещмешка...

– Вы чего, издеваетесь? Это же девчячье!

– А чего издеваемся? Ну, девчячье… - начал старший лейтенант Миленкин.

– А что, мальчишечьего ничего не нашлось? – продолжал возмущаться Серый.

– А ты что, не слушал, что в хате говорили? А, ты же в охранении был! Слушай! Фрицы зачистили все деревни в округе: одни каратели сожгли, в других всех парней от 14 лет и мужчин угнали. Так что… будешь девочкой. – констатировал старший лейтенант.

– Не буду я девчачье одевать!

– Серый, ты хочешь операцию завалить? Хорош ломаться, не пряник! Тоже мне форья! – выдал старшина Овчаренко.

– А что такое – форья? – не понял Сережка.

– Форья? Ну, вроде ругательство… Ну… это как девка, которая ломается, вся такая из себя «фифа». Ну, вспомни фильм «Цирк»! Там к Орловой американец клинья подбивал, она ему «от ворот поворот», он ей в лицо тряпки дорогие кидает и кричит: «Форью, Мэри!»

– А-а-а! Фор ю, Мери!
– дошло до Сережки, который начал безудержно смеяться. – Форья! Это кто ж додумался!? Форья!!!

– Ну-у, не знаю, у нас в деревне все так ругались!

– Хорош ржать, давай, переодевайся, - остановил Сережкину, почти истерику, старший лейтенант. Нахмурившийся сережка стал переодеваться.

– А че, щаплая (красивая) девчуха получается, правда калявая (стройная) слишком… Платочек не забудь, на лысоту-то… - чисто глумился один из бойцов.

– Да пошли вы… - не выдержал Серый.

– Младшой! Хорош бузить! Дело делаем. Лес идет вдоль дороги метров 300, только там никто не остановится, партизан побоятся. Значит идешь дальше – вот тебе туесок с земляникой. Ты идешь в Рудню, продать ягоду, купить хлеба… - придумывал на ходу Миленкин.

– Да меня первый полицай за шкирку возьмет… с такой сказкой! Вы мне еще красную шапку дайте!

– Так ты на полицаев не выходи, выходи на легковушку! На немцев! Уверен, поведутся на ягодку! – продолжал импровизировать старший лейтенант.

– Так поведутся на «ягодку» или на ягодки? – хмуро переспросил Серый, чем вызвал очередной «тихий ржач» разведчиков.

– Серый, хорош хохмить, а то я не выдержу, - почти плакал Овчаренко.

– Дядь Вань, кто в роте про это расскажет кому, я тому в постель теплого чая налью, пусть в желтых кальсонах походит, скажу, что он обоссался! – выдал угрозу Серый.

– Мужики, -перестал смеяться Овчаренко. – А вот это уже серьезно! Он если обещает – делает.

«Девочку», идущую вдоль дороги, догоняли легковая машина и мотоцикл. В машине ехал интендант гауптман Вольф На мотоцикле с пулеметом была его охрана, два солдата. Партизан гауптман, конечно, побаивался, но зимой в округе была проведена карательная операция, несколько деревень сожгли, несколько выселили, всех лиц мужского пола от 14 до 65 лет отправили на работу в Германию. Партизан загнали в леса и болота.

– Клаус, останови вон у той девочки! – приказал Вольф водителю.

Около девочки затормозила машина. Дверь открылась и, поставив правую ногу на придорожную пыль, немецкий офицер поманил девочку – босую, маленькую замарашку, в платье не по размеру, пальцем:

– О! Медхен, ком… Ком! Девочек, иди сюда…

Девочка, сжавшись почти в комочек, прижимая к груди туесок, сделало один нерешительный шаг, второй, приблизилась к машине.

– О! Erdbeere (земляника)! – немец взял у девочки туесок. Попробовал. Покачал головой сверху вниз. – Гут, зер гут!

Притарахтел мотоцикл с охраной.

– Клаус, посади девочку в машину, она поедет со мной!

– Слушаюсь, герр гауптман!

Девочка попыталась поупираться, но водитель дал ей легкий подзатыльник, дернул за руку, показал, что нужно сесть в машину.

– Сидеть! Ферштейст? – водитель закрыл дверь за севшей на заднее сидение девочкой.

Мотоцикл двинулся. Гауптман улыбнулся, думая о чем-то приятном. Водитель обошел машину, сел за руль..

– Нихт бевеген! (не двигаться!) – совсем неожиданно произнесла «девочка» грубоватым мальчишечьим голосом, и Клаус увидел, что та положила правую руку с зажатой «лимонкой» на погон гауптмана, на пальце левой рукой покрутила выдернутое кольцо. – Сидеть! Вашу мать! И не дергаться!