Я представлял, как она занимается любовью со своим мужем, как его руки ласкают ее спину, ноги, и те раздвигаются. Это стало невыносимо, в моей голове все смешалось, как если бы муж был ее любовником, а я — человеком, которому она изменила.

Наших отношений мне оказалось теперь недостаточно. Мне хотелось делиться с нею какой-нибудь внезапно возникшей мыслью, забавной ситуацией, хотелось, чтобы она ходила со мной к парикмахеру, чтобы мы вместе выбирали мне рубашку. Мне хотелось гулять вместе с ней, мне недоставало тех мгновений, когда каждый, ни слова не говоря, может взять другого за руку.

Мне хотелось так соединиться с ней, чтобы наши жизни слились воедино. В сущности, любовь — это не что иное, как утрата собственного периметра, крушение всех границ. Мне нужна была она вся целиком, все ее время, хотелось услышать, что она только моя, моя женщина и никто другой ей не нужен.

Так пришла мысль взять ее с собой в Верону. Я должен был отправиться в день презентации к Адзолини и подумал, что мог бы поехать туда накануне и провести там ночь вместе с Сильвией. Вдали от всех.

Я позвонил ей и предложил поехать со мной.

Когда она сказала, что да, найдет для этого возможность, я испытал такую радость, какой не припомню за всю жизнь.

ШЕСТНАДЦАТЬ

Утром мы сели в поезд на Верону.

В дороге я работал на своем ноутбуке, а она сидела рядом и читала, положив руку мне на колено. Этот жест выдавал в нас влюбленных.

Я уже придумал, где мы будем обедать, — в одной старинной остерии в центре Вероны, где, как я знал, подавали отличное вино и неплохие сезонные блюда. А ужин я задумал в другом особенном месте — в ресторане с небольшим внутренним двориком, в уединенной, романтической обстановке. Я заранее заказал там один из пяти столиков.

Это должна была быть наша первая ночь вместе, и мне хотелось, чтобы все прошло великолепно.

Я представил, какие она придумала предлоги, чтобы освободиться на целый день, как решила проблему с ребенком и что чувствовала, прощаясь с мужем, прежде чем выйти из дома.

Я не хотел расспрашивать ее об этом, чтобы не испортить наше драгоценное время.

Я взял ее руку, поцеловал пальцы и не отпускал до тех пор, пока не приехали в Верону.

В ресторане мы выпили бутылку вина и взяли еще одну с собой в отель. Едва вошли в номер, я раздел Сильвию, делая это медленно, а потом долго целовал каждый сантиметр ее тела.

Мы столько ждали, когда наконец действительно будем располагать временем, а не всего лишь парой часов, выкроенных в середине дня! И вот теперь она будет принадлежать мне вся целиком до самого утра.

Глядя ей в глаза, я разделся, и мы занялись любовью.

Потом рухнули рядом на кровать.

Я был счастлив, но и сосредоточен. Необходимость сказать ей о моих чувствах не позволяла мне уснуть.

Я лежал, положив голову ей на грудь, и не сомневался, что она испытывает те же эмоции, что и я, поэтому сказал ей в тишине комнаты:

— Я доверяю тебе, — и почувствовал, что ее сердце забилось быстрее. — Никому больше не доверяю, а тебе — да. Должно быть, потому что влюблен.

Играю, что называется, с открытыми картами, вынуждая и ее поступить так же.

Сильвия не шелохнулась, но мне показалось, будто ее тело стало теплее. Она положила руку мне на голову и слегка отстранила:

— В каком смысле?

Из всех возможных ответов этот я ожидал услышать меньше всего.

Она села на край кровати и подняла руки, чтобы поправить волосы. Затем взяла с пола блузку, надела ее и застегнула.

Внезапно обстановка сделалась напряженной. Я потянулся к ней, подцепил пальцем резинку трусиков, потянул, и та щелкнула.

Сильвия обернулась и как-то странно улыбнулась. Я еще никогда не видел такого выражения на ее лице — оно внезапно окаменело.

— Что случилось?

— Ничего.

В этом «ничего» заключалось всё.

— Иди ко мне. — Я попытался обнять ее и привлечь к себе, но она высвободилась.

— Мне пора.

— Как?! — В нашем распоряжении были весь вечер и ночь, наша первая ночь, которую мы могли провести вместе.

Я поднялся и встал перед ней.

— Подожди минутку. — Я положил руки ей на плечи.

Она посмотрела мне прямо в лицо.

— Прости.

И тут я мгновенно понял, что только я один готов перейти границу, которую мы установили.

— Я не могу. Прости, — повторила она.

— Прекрати.

— Что?

— Не повторяй это «прости»!

Я надел трусы и рубашку. Она молча смотрела на меня.

— Все стало сложно, не так, как должно было быть.

Я уронил брюки, которые надевал в этот момент.