Собственно, никто и не искал ту самую родню.

И все же… Не радовал меня этот сундук. В памяти навсегда осталась та ночь, пылающий дом, лай Токи и безликий мужчина, срывающий брачный браслет с моей руки.

Порой он являлся мне в кошмарах и раз за разом оставлял меня умирать.

Видела я и Оуэна. Его последний взгляд. Ладони, скользящие по траве…

Тосковала ли я по своей родной семье? Никогда! Я забыла их. Стерлись лица. Время забрало их.

Их, но не Оуэна.

Порой я была даже благодарна тем разбойникам, что убили моего отца. Да, это жестоко и неправильно. Но их руками был отомщен тот, кого я до сих пор любила.

Мой Оуэн.

Именно поэтому я так противилась самой мысли, что у меня появится жених. Мне не нужен был никто. Мне хорошо и одной.

– Айла, ты только посмотри, что сотворил твой Токи! Да за что же мне послано это исчадье недр земли! – Сквозь сон ко мне навязчиво пробирались крики матушки. – Все! Его место на улице.

Клацанье когтей по полу.

Четвероногое бедствие нашего дома замерло за дверью и поскреблось.

Моя бровь приподнялась, хотя глаза я так и не открыла.

– Дорогая, – дверь напротив моей комнаты отворилась, и послышался заспанный голос папы, – если он будет жить на улице, то, боюсь, мы никогда не добудимся наших детей. Вытащить их ранним утром из постели способен только Токи.

Одобрительный лай! Застонав, я засунула голову под подушку.

Расшумелись.

– Но, Захария, за что мне это! – не унималась мама. – Шерсть по углам, грязь. С чего он вообще взял, что кость вкуснее естся на чистом ковре?

– Как за что, Халима? – усмехнулся глава нашей семьи. – Ну должен же у нашей девочки быть недостаток. Вот считай, что это Токи.

Тихий шлепок.

Кажется, сердечко моего пса не выдержало таких жестоких слов, и он пал к моим дверям. Держу пари, там еще и язык набок.

– Выдам ее замуж, и пусть забирает эту косматую зверину с собой, – не унималась матушка.

– Да не отдашь, – осадил ее папа.

– Чего это?

– Ну я-то знаю, где он взял кость.

После этих слов я приоткрыла один глаз и немного напряглась.

Каюсь, грешна. Но еще ни разу за этим делом не поймана.

– На что ты намекаешь, дорогой?!

– На то, что ты балуешь его, когда думаешь, что мы не видим, – выдал папа.

Я усмехнулась. Выследили маму, выходит. Да она только и занималась тем, что откармливала моего пса все эти годы. Уж я-то знаю, какие там жаркие почесушки за ушками происходили на кухне.

Повернувшись на другой бок, сладко зевнула.

– Но я не позволяю тащить еду на половички. – Мамочка пыталась выбраться из щекотливого положения.

Что-то стукнулось об мою дверь.

Похоже, там Токи изображал предсмертные голодные судороги.

– Халима, этот пес – страж нашего дома. Благодаря ему ты всегда бдишь за чистотой и не расслабляешься. Сейчас должен прийти управляющий, нужно дать ему последние указания по кормлению Токи. Надеюсь, пес не сильно заскучает. Все же я за то, чтобы взять его с собой.

Открыв глаза, я закивала соглашаясь.

– Только через мой труп! – Категоричный женский голос за дверью убил всю надежду. – Недостаток моей дочери останется в этих стенах, и жених о нем узнает, уже будучи мужем.

– Чувствую, он останется здесь навечно. – Засмеявшись, мой отец пошел вниз. Я отчетливо слышала отдаляющийся стук каблуков его сапог.

Дверь в мою комнату резко открылась. Кто-то шумно, как-то даже возмущенно прошел до окна и распахнул тяжелые шторы. Яркие лучи солнца ослепили, проникнув в щель между матрасом и подушкой.

– Ну мама! – простонала я, натягивая одеяло на лицо.

– У тебя десять минут до завтрака, Айла, – строго отчеканила любимая родительница. – Не успеешь – поедешь голодной.

– Рань такая! – Я не сдавалась.

– Токи! – пропела мамочка, что-то тяжелое подскочило с пола, и раздался громкий лай. – Где хозяйка? Где Айла? Искать!

– Мама!

Через мгновение на меня приземлилась неподъемная мохнатая зверюга и принялась лизать лицо.

– Ой, фу! – заверещала я, стараясь выбраться из-под одеяла. – Да встаю я. Встаю! Мама!

– Токи, – ее голос сделался мягче и нежнее, – косточка у Ульви. Найти!

Мне разом стало легче дышать. Эта любвеобильная, вечно голодная туша соскочила с меня и умчалась в соседнюю комнату, клацая когтями по деревянному полу.

Скрипнула дверь. Тишина и одинокий отчаянный вопль: