Шрифт:
– А то его сожрут дикие животные!
Ангел с причиндалами притворялся до последнего. Его голова болталась, когда Абаз нес на ладони его тело. Он даже пустил посмертную слюнку для правдоподобия. Его недвижимое тело уложили в ямку, и Абаз уже намеревался укрыть его вечным одеялом, подняв камень над головой, как трупик вдруг разразился матерной бранью!
– Вы, пидарасы, мучаете меня! Ишь, блядь, заковали в цепи. И что тут? Подумаешь, козу трахнул – кто там без греха, уебаны?!
– Предлагаешь бросить в тебя камень? – уточнил Абаз и напряг мышцы.
– Прости, меня великодушный! – вскочил бородатый ангел и приник к ноге Абаза, гладя ее своим маленькими кривыми ручками. – Не вели казнить, гимн сердца моего, оставь жизнь! Попутал я тут с христианством! – кружил вокруг ноги будто вокруг пилона мерзопакостник.
– Ты же вечный! – засмеялся Абаз.
– Но боль чувствую! А каково это – камнем с двух метров!.. Садист!..
Абаз оборотился к Протасову:
– Времени мало. Эти, – он указал на воркующих ангелочков, – и этот… Короче, отпускаю вас! Летите, куда вам положено. Все, что вы могли сделать, уже сделано!
Парочка безмозглых вспорхнула и тут же растворилась в воздухе.
– Сними цепь, варвар! – взмолился скотоложец.
– Потерпишь! Или под камень?
Ангел тяжело оторвался от земли, с трудом набирая высоту, вскричал «ебать-колотить!», а потом, как и двое предыдущих, исчез в теплом воздухе, а цепь с тяжелым замком рухнула с высоты.
– Ух ты, – удивился Протасов.
– Туда даже носки взять не получится!.. – сказал Абаз. – Коня твоего, вернее тушу его, оставим здесь, так как яму рыть времени нет. Мы и так опаздываем. И зверь покормится какой…
Они оказались возле протасовского дома, и тотчас подошла и врач-гинеколог.
– Подведете меня под статью! – злилась врачиха. Но после получения пачки долларов решилась окончательно.
Абаз тронул губки новорожденного, чтобы тот невзначай не заплакал. Они тихо вошли в дом, пока совсем не рассвело. Она спала на спине, обнимая свой живот, и улыбалась. Абаз и ее губы потрогал пальцами, но коротко прикоснулся. Акушерка раскрыла сумку и вытащила из нее все необходимые инструменты. Из бутылки с амниотической жидкостью она полила ее простыни и еще вокруг на полу. В небольшом термосе хранился чужой послед – вдруг понадобится для реалистичности эпизода. Мужчины вышли во влажное утро и покурили бы, если бы курили.
А потом она закричала, словно взвыла от какой-то ужасающей беды, и из дома завопила врач:
– Товарищ! Товарищ санитар!.. Прошу скорее сюда! А папаша остается на улице!
– Ах да, – спохватился Абаз и вошел в дом, где она прижимала дите к груди и шептала, что он не дышит и не кричит… Молодой человек склонился над тельцем новорожденного и пощекотал его в подмышке. Тот тотчас заорал и пустил струю.
Она смеялась и плакала одновременно, и пока детеныш присасывался вантузом к груди, акушерка все давила ей на живот и приговаривала:
– Давая, милая, сдувайся! Сейчас еще последик родим. В нем клеточки стволовые. Мы их заморозим на будущее.
И она старалась изо всех сил. Ощущение счастья стерло ее прошлую жизнь, будто бездарный короткометражный фильм. Она надавливала на грудь, пытаясь выдавить из нее каплю молока для сына.
– Рано еще, мамаша! – объясняла акушерка. – Пока только молозиво. Все встанет на свои места… А вот и последик вышел!
Когда Протасов вошел в дом, она даже не взглянула на него.
Все как положено, решил молодой отец, держа себя в руках. А через минуту люди с раскосыми глазами, в калпаках, привезли целый грузовик цветов. Только одни розы не получилось привезти. Во всем городе такого количества не имелось, но разбавили гладиолусами, ромашками, тюльпанами и всем чем было можно! Сгрузили прямо перед дверью, чтобы ей видно было, и она заулыбалась многоцветию, вторящему ее салюту эмоций.
Она увидела его, разглядела рубленное топором лицо, битую мятую лысую голову и прошептала одними губами:
– Спасибо.
Он отвернулся и впервые в жизни слезы текли из его глаз полноводными реками, а он не мог их удержать, даже не пытался. И текла вместе со слезами его предыдущая жизнь, со всполохами воспоминаний, пока не вытекла и глаза не высохли. Сделать человека счастливым, не требуя того же для себя, тоже серьезный поступок. Безусловная любовь…
– Я ухожу! – выдернул Протасова из рефлексий, смешанных с каким-то болезненным счастьем, Абаз. – Ты тут во всем сам разберешься. Просто не будет!
– Почему не останешься?
– Дела. Да и зачем? Вам без меня плохо?
Он ушел через сад, сорвав на прощание медовую грушу. Казалось, что фигура его растворилась в наступившем утре, будто он сам, как его ангелы, куда-то переместился в неизвестное.
Они остались вдвоем. Он достраивал железную дорогу, а она вскармливала маленького Сашу.
16.
Нинка расставалась с инженером со скандалами. Она так орала на него, так унижала, словно он собирался уничтожить планету. Сердце обманутой женщины, либо разбивается навеки, либо становится тверже алмаза.