Мы не работали, боясь ослушаться Ажибека, но и не подчинились ему до конца, продолжали стоять.

— Ну и стойте, если не жалко ног, — махнул рукой Ажибек.

В таком положении нас и застал Нугман. Он остановил своего неторопливого мерина и спросил:

— Э, что с вами ребята? Еще издали вижу: стоят. Подъехал — тоже стоят.

— Мы обиделись, — пояснил Ажибек. — До обеда вон сколько сделали. А потом у нас пропало всякое желание трудиться.

— А что случилось? Кто вас обидел? — забеспокоился Нугман.

— Ну, во-первых, в похлебке не было мяса. Сплошная вода. А во-вторых: старик Байдалы не дал мне обеда. Я голоден как волк. И даже сильнее.

— То есть как не было мяса? — нахмурился Нугман. — Я же выделил для вас целую ляжку барана.

— Если не верите мне, честнейшему из честных, спросите у них, — оскорбился Ажибек.

Мы подтвердили, что Ажибек не ел, а в похлебке не было и кусочка мяса.

— Ладно, я разберусь, — пообещал Нугман. — Ажибек, а ну-ка садись позади меня, поедешь со мной. А вы, ребята, беритесь за дело. Я вашего бригадира долго не задержу.

Мы не успели и глазом моргнуть, как наш предводитель очутился на лошади председателя. Лицо его сияло, от недавней злости не осталось и следа.

— Дабай, дабай за прополку! Сколько можно повторять! У-у, лентяи! — закричал он привычным командирским тоном.

Нугман тронул лошадь, и они уехали в ту же сторону, куда отправился с обедом Байдалы, в бригаду косарей.

Вернулся Ажибек действительно скоро, часа через полтора. Мы сбежались к нему со всего поля.

— Очень большую проделал работу. И похлебки наелся. И снял с должности Байдалы, — сообщил Ажибек, важничая. — Это он запретил кормить нас мясом. Не заслужили, говорит. Председатель пристыдил его при всем народе. «Они дети», — говорит. В общем, разнес старика Байдалы. «Снимем, говорит, тебя с бригады. И за это самоуправство, и за другое. Сегодня у нас общее колхозное собрание, говорит, вот мы тебя и накажем. Мы, говорит, никому не позволим оскорблять Ажибека!»

К вечеру у меня с непривычки болела спина, дрожали от усталости ноги. И у других ребят вид был не лучше. Возвращаясь в аул, мы только и говорили о том, как бы добраться до постели. Но, завидев у колхозного клуба толпящийся народ, тотчас вспомнили о собрании, о котором говорил Ажибек. И усталость нашу как рукой сняло. Чтобы такое важное событие обошлось без нас? Нет, такого еще не бывало! Ведь не каждый день снимают с должности старика Байдалы!

Мы проникли в тесный зрительный зал, расселись на соломе за спиной у взрослых, в дальнем углу, и, пока собирались колхозники, шумели, боролись, срывали кепки с головы друг у друга, в общем, разве что только на руках не ходили.

— Эй, там, в углу! Ребята, это я вам! Если уж вы сюда попали, соблюдайте тишину! — одернул нас председатель Нугман, и собрание началось.

Поначалу колхозники обсудили предстоящий сенокос, а потом перешли к «организационным вопросам». И тут поднялась страшная перепалка. Люди кричали на старика Байдалы, говорили, что он ни с кем не считается в бригаде, вершит дела один, точно бай. Старый бригадир не сдавал, говорил, что делает это для общего блага и будет так вести и впредь. Тогда собрание рассердилось вконец, и сняло старика Байдалы с бригадирства, а на место его назначило мою маму. Для нее такой поворот оказался полной неожиданностью. Она растерялась, замахала руками.

— Что вы, что вы! Я не справлюсь, — залепетала мама.

— Справишься! Справишься, Багила! — зашумел народ и поднял руки, голосуя.

Кто-то сжал мой локоть. Я обернулся. Это был Ажибек.

— Молодес! — шепнул он по-русски.

Я не понял, кого Ажибек назвал молодцом. Маму или меня за то, что я был ее сыном.

Из клуба я вышел вместе с матерью и председателем колхоза.

— Нугман-ай, — сказала мама, — и все-таки напрасно избрали меня. И опыта нет, да и здоровье после смерти мужа подорвалось. То сердце болит, то спина. Ох, не справлюсь, боюсь.

— Женгей-ай, — почтительно сказал председатель, — кто работает от избытка здоровья? Для нас с вами лучшее лекарство такой труд, когда и о болезни подумать-то нет времени. Так что не бойтесь, с людьми ладить вы умеете, а опыт к вам придет.

Вскоре мы втянулись в работу. Мышцы привыкли к тяжести серпа. Не иссяк и наш азарт, — мы с прежним неистовством набрасывались на полчища сорняков, подзадоривали друг дружку, хвастались, кто сколько уничтожил фашистов, пололи зло и весело. Глядя на нас из своего шалаша, Ажибек постепенно пропитался завистью и однажды, когда мы расходились после рабочего дня, сказал Кайрату небрежно:

— Вот что, принесешь завтра два серпа.

И, чтобы никто не подумал, что он сдался, уронил свое бригадирское достоинство, добавил:

— Хочу показать вам, бездельники, на что способен серп в руках умелого человека.

Председатель Нугман частенько навещал нас, хвалил, осмотрев очередной прополотый участок:

— Хорошо!.. Молодцы!.. Вот и вы внесли свою долю в нашу победу над врагом! Милые мои ребята, это тоже называется гражданским долгом! Да, да, вот такая скромная, на первый взгляд, работа тоже!