— Милый, мне восемнадцать! — ответила она тоже почти серьезно.

— А мне двадцать семь, — произнес он с грустью.

— Фи, меня это не интересует, — заявила Чинара, первой обретя прежний игривый тон.

Она откинула голову назад, ее глаза вызывающе блестели.

— А зачем же ты вышла, когда я позвал? Может, я старый и хитрый волк?

— Я не боюсь! Я смелая!

— Ах, вот как! Тогда я тебя поцелую.

— Все равно не боюсь!

Асет наклонился и поцеловал неподвижные прохладные губы. Она не ответила на поцелуй, только засмеялась, будто напоминая, что все, что сейчас происходит, нельзя принимать всерьез.

Они молча пошли по окраинным улицам. Иногда на них с оглушительным лаем бросались собаки, но, сообразив, что этим двоим не до них, отходили, и снова восстанавливалась тишина. Только слышно, как перетирают свою нескончаемую жвачку коровы.

— О чем ты думаешь? — спросил он наконец.

— О вас.

— Хороший я или плохой?

— Ага!

— И какой же я, по-твоему?

— Плохой!

Асет остановился, заглянул в лицо девушки. На этот раз она не улыбалась. Это царапнуло его самолюбие.

— Но почему тогда ты позволила себя целовать? Если я плохой? — спросил он уязвленно.

— Потому что вы мне понравились.

— Ты смеешься надо мной?

— Ага!

Девушка и вправду смеялась.

Они свернули в степь, поднялись на холм, что чернел будто страж на краю аула. У их ног лежали улицы, дома. Ветер донес неразборчивые слова песни, голоса пьяных.

— Ну вот, уже расходятся со свадьбы, — сказала девушка с сожалением.

— Ты хочешь домой? Если тебе пора, я провожу.

— А я не спешу!

— Нет, отчего же! Я провожу.

— Все равно не пойду! Не хочу! Не пойду!

Она вдруг прильнула к его груди, прошептала:

— Дяденька, милый, мне холодно.

Асет обнял ее, стараясь согреть, долго целовал. Она закрыла глаза и отвечала неумело, беспомощно…

— Расскажите что-нибудь, — попросила она потом.

— Что же тебе рассказать?

— Ну хотя бы спросите о чем-нибудь.

«О чем же ее спросить?»- подумал Асет.

— Ты хорошая или плохая?

— Не знаю сама… Наверное, хорошая.

«Милая, наверное, ты и в самом деле хорошая. Я совсем не знаю тебя. Но верю, что ты славная, даже очень славная девушка», — подумал Асет.

— А что скажут люди завтра? Ты не боишься?

— Мне-то какое дело. Но не будем об этом. Давайте поставим точку. Все!

— Голубушка, у тебя есть любимый?

— Нет!

— Почему? Ты такая славная!

— Не знаю!

— А раньше ты целовалась?

— Только раз, когда училась в школе, с одним парнем. И вот теперь с вами.

Ни с того ни с сего Асет заревновал Чинару к тому неизвестному парню, что однажды поцеловал ее.

— Где он сейчас? Этот «один парень»? — спросил он насупившись.

— Служит в армии.

— И вы, конечно, переписываетесь?

— Да.

— И ты его любишь? — продолжал он придирчиво.

— Теперь не знаю… Раньше не любила точно, даже терпеть не могла, когда он был здесь. Ходит все, ходит, никак не отвяжется. Потом он уехал, и я стала скучать. Наверное, так нужно: кого-нибудь ждать, скучать по ком-нибудь, — проговорила она задумчиво.

«А ведь ты нравишься мне все больше и больше. Увидел тебя, и все во мне будто перевернулось. Что и говорить, я влюбчивый человек — стоит появиться красивой девушке, и уже голова кругом идет. Но ты совсем другая, Чинара, особенная. Смелая, независимая», — произнес он мысленно.

— Я замерзла, — сказала Чинара.

— Но что же я могу поделать? У меня тоже зуб на зуб не попадает…

— Погодите… Я придумала… Вон там, на крыше сарая, есть сено, я знаю. Давайте заберемся туда, а? — прошептала она заговорщически.

— Отличная идея! Пошли.

Он помог ей забраться на крышу, потом залез сам. Они зарылись в мягкое сухое сено. Сено шуршало, его горьковатые запахи щекотали ноздри. В горле запершило. Асет сморщился, чихнул. Наконец они освоились, пригрелись.

— А здесь чудесно! — заявила Чинара. — Правда?

— Здесь великолепно!

— Представьте: открываются кавычки, а потом «бу-бу-бу», и кавычки закрываются. А теперь угадайте, что я сказала.

— Итак, кавычки открываются, и ты говоришь: «Я никуда не пойду отсюда. Буду здесь спать». Кавычки закрываются. Не так ли?