Шрифт:
Не просись в Пeтeрбург. Ещё не время. Пиши Годунова и подобное: они отворят
дверь свободы.
12 апреля 1826 года».
VIII.
14 декабря 1826 года Лев Сергеевич Пушкин проснулся позже обычного. Кстати, и
проснулся он не по собственному желанию. Шум толпы за окнами, несколько отдаленных
выстрелов подвергли его в полное недоумение. По мере того, как отступал сон, приходило
понимание происходящего. Вспомнились разговоры о возможном восстании, готовящемся
в масонских обществах севера и юга.
«Неужто свершилось?» — мелькнуло в Лёвушкиной голове. — Страшно было даже
мысленно заглянуть в то неведомое будущее, которое сулили некоторые горячие головы
из посвящённого офицерства.
Испуганный слуга заглянул в приотворённую дверь: дескать, не поднялся ли барин?
Лёвушка сел на постели.
— Кофию со сливками! Горячий чтоб!
Вслед за немедля принесённым кофием появился тщательно вычищенный мундир, лаковые сапоги, крылатка, отделанная горностаем, перчатки и боливар.
Завершая туалет, не без помощи слуги, Лёвушка уже знал о происходящем ровно
столько, сколько было нужно, дабы не заблудиться в охваченной волнениями северной
столице.
Основательно подкрепившись и прихватив с собой в дорогу фляжку с разбавленным
ромом, Лёвушка, плотно завернувшись в полость, летел через выстуженные проспекты к
Сенатской площади, нещадно браня кучера на каждом ухабе. По мере того, как они
приближались к площади, волнение возрастало. Сначала на дороге попадались небольшие
кучки народа, — всё больше простолюдинов и мещан. Затем они нагнали отряды солдат, продвигавшихся спешным шагом к площади. Кучер хлестнул измученную лошадёнку, и
сани вынесло вдруг на самую середину площади, наполовину заполненную восставшими
полками. Несколько человек стояли чуть поодаль — офицеры и люди в партикулярном
платье. Среди них Лёвушка разглядел своего учителя — Вильгельма Карловича. Завидев
Лёвушку, Кюхельбекер подбежал, выдернул его за руку из саней и обнял, приговаривая:
— Успел, дружок, к самому началу!
Затем он обратился к стоящим поодаль:
— Господа, с нами брат Александра Пушкина! Дайте ему какое-нибудь оружие.
Кто-то сунул в руки оторопевшего Лёвушки кавалерийскую саблю. В это время со
стороны дворца загрохотал первый предупредительный залп из заиндевевших пушек.
Картечь шумно пронеслась над головами восставших. В толпе по краям площади
закричали раненные. Метнувшиеся было в стороны, вернулись в строй и теснее сомкнули
ряды. Кюхельбекер оглянулся, отыскивая глазами ученика, но Лёвушки и след простыл, только на снегу валялась брошенная сабля...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
IX.
Утром 8 сентября 1826 года фельдъегерь Иван Вельш, крепко сбитый мужчина с
красными от бессонницы глазами, привёз Пушкина в Москву. Ссылка в Михайловском
кончилась, поэт чувствовал это, но что ждало его в Москве — помилование, Петропавловская крепость или даже... казнь? Сие было неизвестно и не хотелось думать о
том. На всякий случай он приготовился к худшему. Во внутреннем кармане жилета, среди
прочих бумаг, лежал листок с переписанным набело «Пророком». Если царь унизит его, оскорбит, обольёт презрением, — он сделает свой выстрел, бросив в лицо специально
написаные к этому случаю строчки:
Восстань, восстань пророк России,
Позорной ризой облекись,
Иди, и с вервием вкруг выи
К убийце гнусному явись.
Конечно, за версту отдаёт романтизмом, но чем сидеть взаперти, лучше покончить с
муками разом. То-то взбеленится плешивый щёголь! С такой концовкой и на плаху уйти
не грешно.
Уговорив фельдъегеря завернуть на Собачью площадку к старинному приятелю
Соболевскому, дабы освежиться, хлебнуть чего-нибудь живительного для согрева души и
тела, Пушкин первым выскочил на крыльцо.
— Александр Сергеевич!..
— Сергей Александрович!..
Объятья, поцелуи. Оторопевший Серж, на ходу постигая суть дела и давая прислуге