Егор Саныч ещё раз взглянул в сторону неподвижно лежащего на больничной койке Веселова и не удержался от вздоха. Жалко. Ведь мальчишка совсем, девятнадцать лет. Балбес, конечно, как и большинство парней с нижних ярусов, да только что это меняет? Да и родителям каково — такое узнать. Мать, наверно, с ума сойдёт с горя, хотя… Память Егор Саныча выудила из дальних закоулков сознания всё, что он знал о Веселовых. Не сильно много, но, кажется, мать его умерла… да точно умерла, лет семь назад, рак груди, рядовая история для их мира, чёртова мира, в котором они все выживают. Скрывала до последнего из-за страха перед Законом, а потом уж, когда невмоготу стало терпеть, пришла к нему — они все к нему приходили, словно у него было чудо-лекарство, а он сердился, ругал их последними словами, а они: ты уж чего-нибудь сделай, Егор Саныч, родненький. А что он мог сделать, что? К Анне, на пятьдесят четвёртый, на дожитие отправлял — Анна всех принимала.

А отец у этого Веселова, кажется, потом опять женился. Точно, женился. Они даже родили кого-то. Девочку, кажется. Да девочку, такую же белобрысую и лопоухую, как Лёшка. А Лёшка им совсем стал не нужен, ни отцу, ни молодой мачехе, ну и, как водится, пошёл по наклонной — наркотики, драки и… закономерный финал…

— Егор Саныч, Егор Саныч, — в палату вбежала Машенька. — Слава богу, вы тут! Ещё одного привезли. А Сидоренко в терапию вызвали, там подозрение на аппендицит.

Ковальков поднялся, прогоняя ненужные мысли, сосредоточился.

«Прости, Лёша Веселов, прости», — промелькнуло в голове.

— Что там? — он направился к выходу, Машенька побежала впереди него, к приёмному покою.

— Военные доставили, парень молодой. И снова огнестрел.

«Да что ж такое, — мысленно простонал Егор Саныч. — Что они там, с ума все посходили! Что за день такой?»

Санитары в приёмном покое уже перегружали парня с носилок на каталку. Егор Саныч подошёл, уткнулся в рану — слава богу, предплечье, кажется, ничего важного не задето, хотя… на парне тоже живого места не было — отделали будь здоров, словно одни и те же орудовали, которые и Лёшку Веселова до этого…

— Маша, на рентген его и скажи, пусть готовят вторую операционную. Срочно!

Медсестра выскочила за дверь. Санитары отошли к стене, ждали.

Он стал развязывать повязку — кто-то перевязал рану какими-то тряпками, похожими на разодранную рубашку, и неплохо перевязал, спасибо ему. Кровь почти остановилась. Рана слепая, жизненные органы не задеты. Поборемся.

Егор Саныч перевёл взгляд на лицо парня и с трудом сдержал вскрик.

— Всё готово, на рентгене ждут, операционную готовят, — Машенька вбежала, уткнулась взглядом в побледневшего Ковалькова. — Егор Саныч, вам плохо? Давайте я вам…

— Всё в порядке, Маша, — прервал он её. — Всё хорошо. Везите его на рентген, я буду в операционной.

— Точно всё хорошо? — Маша тревожно посмотрела на пожилого врача.

— Точно.

Этот бой Егор Саныч выиграл. Отбил мальчишку у смерти. Сегодня — один-один. Ничья. Он зашёл в послеоперационную палату, снова сел у койки, на этот раз у другой. И пацан, который на ней лежал, везунчик, что и говорить, потому что будет жить. Несмотря на страшные побои, несмотря на две трещины в ребре… этот — будет.

— Во что же ты опять влип, парень, — пробормотал Егор Саныч, вглядываясь в знакомое лицо.

— Егор Саныч, — в палату опять заглянула Машенька. Она уже сняла халат, потому входить не стала. — Егор Саныч, я, кажется, там документы забыла, у этого, на тумбочке… Он жив ещё?

— Жив, — почему Егор Саныч соврал, он и сам не знал. Словно кто-то в спину толкнул. — Ты иди, Маша. У тебя смена же закончилась?

— Полчаса назад. Мне бы документы оформить ещё, и я пойду. А то у меня отпуск, вы же знаете, на две недели. А если я всё не оформлю, то меня наша старуха…

Егор Саныч улыбнулся. Нашей старухой тут уважительно звали старшую медсестру хирургического отделения, Ларису Викторовну. Та спуску девчонкам не давала. А Машенька — она уже всем уши прожужжала, что у неё отпуск, потому что она замуж выходит, и показывала всем фотографию своего жениха, каждый раз расплываясь в счастливой мечтательной улыбке.

— Иди, Маша, я сам всё оформлю, не волнуйся. И второго тоже. Его документы где?

— А у этого не было документов. Его как неопознанного привезли, — она обернулась, понизила голос. — Мне санитары сказали, что его с какого-то заброшенного этажа вытащили. Там ещё кроме него — целых три трупа. Может, он их и порешил. Вот ужас-то! Такой молоденький, а уже убийца.

«Три трупа!» — ужаснулся про себя Егор Саныч, чувствуя, как внутри всё холодеет.

— Ты не болтай особо, Маша. И беги уже к своему жениху, ждёт небось? А я уж тут сам, у меня сегодня всё равно дежурство, времени много будет. Оформлю обоих, мне по-любому ещё истории болезни заполнять. И военным надо сообщить про огнестрелы. Ты про первого уже информацию отправила?

Какая-то невнятная мысль билась у него в голове, он ещё до конца не понимал, что он хочет сделать, но что-то уже начало складываться, пусть пока и нечётко, начерно.