По всей Европе ходили самые нелепые слухи, а рассказов о девицах, изнасилованных весьма прыткими инкубами, было не счесть. Вошло в легенды описание внешнего вида нечистой силы. По свидетельству одних женщин, у инкубов не было спины, другие же утверждали, что от них рождались уроды и чудовища. Однако нет правил без исключений: например, некоторые люди доказывали с пеной у рта, что «Каин, Александр Великий, Платон, фея Мелюзина, Лютер и вся нация гунов» [792] были отродьем суккубов или инкубов. И подобным нелепым сказкам на протяжении долгих веков верили папы, кардиналы, теологи, монахи, простолюдины и крестьяне. В середине XVIII века Даниэль Дефо, «отец» незабвенного Робинзона Крузо, в своей работе «История дьявола», под которой он так и не отважился поставить свою подпись, привел легенду о том, как Кромвель заключил соглашение с дьяволом, по которому получал титул Протектора, однако нечистая сила отказала в королевской короне, что привело Кромвеля в неописуемый гнев, «и он скончался от гангрены селезенки» [793] .

И в европейских городах, не имевших в то время канализации, к реальному смраду от нечистот и разлагавшихся отходов добавилась воображаемая мерзкая вонь серы. К несчастью, подобный вздор мог привести на костер любого человека, вставшего кому-нибудь поперек дороги, как и многих слегка помешанных или совсем лишенных рассудка женщин.

Самой известной и загадочной жертвой инквизиции, свирепствовавшей до той поры, пока Французская революция не отрубила щупальцы у гигантского спрута, опутавшего все сферы жизни западного общества, была Жанна д’Арк. Ибо епископ города Бове, верховный судья «священного» трибунала Пьер Кошон обвинил Жанну д’Арк в ереси и колдовстве:

«Жанна, объявившая себя Девой, повинна во многих преступлениях против веры: лжи, колдовстве, хвастовстве, призывах народа к мятежу и насилию, связях с демоном, идолопоклонничестве, возведении хулы на Иисуса Христа, раскольничестве, безрассудстве, отступничестве и ереси».

«Взывающая к дьяволам» — вот под каким лживым обвинением продавшийся англичанам и бывший на службе у церкви трибунал приговорил Жанну к костру, так же как раньше другой трибунал вынес приговор Присциллиану. «Что ты сделала со своим мандрагором?» — вопрошал один из судей. Мандрагором назывался считавшийся сатанинским корень, якобы выраставший под виселицей, после того как у висельника происходило семяизвержение. У Девственницы не было и не могло быть такого корня. Она даже не знала, что это такое. Однако один из «дознавателей» на службе у продавшегося трибунала уверял, что Жанна носила «между грудей мандрагор» [794] .

Предъявленное Жанне обвинение может быть приравнено к характерному знамению нашей эпохи: отождествлению с дьяволом всего, что выходит за рамки обычного и общепринятого. Все, что не вписывается в общие правила, объявляется дьявольщиной. Раз Жанна не соответствовала нормам своего времени, значит, была ведьмой. Здесь мы сталкиваемся с аватаром греческого «фоноса» (phonos), согласно которому все, что встречается в природе «в избытке»: слишком большая красота, доброта, ум, храбрость, невинность, — приписывается к дьявольщине. В силу своей обывательской натуры человек не может простить соседу, что у того, например, есть корова, свинья, яблоня или более способный, красивый и рослый ребенок, чем его дети, и он обвиняет соседа в заключении пакта с дьяволом. Вот, пожалуй, в чем состоит самая неприглядная сторона демократии: она не приемлет права человека обладать чем-то лучшим по сравнению с другими людьми. Иными словами, у дьявола была самая что ни на есть плебейская натура и происхождение. В нем воплотилась извечная зависть темного крестьянина, неспособного смириться с мыслью о том, что у соседа в котелке варится больше мяса, чем у него самого. И стоит ли удивляться тому, что в народной среде испокон веков широко распространены всяческие суеверия?

Однако мракобесие пустило глубокие корни и в политике: чтобы заполучить деньги тамплиеров, Филипп IV Красивый обвинил в колдовстве главу ордена храмовников Жака де Моле, который был казнен 18 марта 1314 года после семилетнего судебного разбирательства. Мы не ошибемся, если скажем, что тамплиеры никогда не вынашивали сатанинских замыслов, однако обвинение против них все же было состряпано, и с 1318 по 1326 годы из-под пера папы Иоанна XXII вышли три грамоты, клеймившие «сатанизм» и оправдывавшие судебные процессы. Следует отметить, что на этого папу явно не снизошел Святой дух: в народе его прозвали «Авиньонским банкиром». Недобросовестно относившийся к выполнению своих священных обязанностей, жалкий трус, дрожавший от страха перед королевским престолом с тех пор, как по приказу Филиппа Красивого был похищен его предшественник Бонифаций VIII в Ананьи в 1302 году, папа приговорил к смерти бедных монахов, проповедовавших, что Иисус и его апостолы были бедняками и что алчность противоречит учению Христа. Мы подошли к той поистине удивительной странице в истории христианства, когда глава христианского мира, вместе со служителями церкви, превратился в самого заклятого врага учения Иисуса.

Грамоты папы (буллы) Иоанна XXII были не чем иным, как своеобразной взяткой Филиппу Красивому за то, чтобы он не чинил препятствий коррупции при Авиньонском дворе, названном поэтом Петраркой «западным Вавилоном». «Войдя в комнаты, занимаемые духовными лицами, я увидел менял и прелатов, взвешивавших и подсчитывавших золото, грудами лежавшее перед ними», — писал канцлер Альваро Прелайо, несмотря на то, что всегда выступал на стороне папской церкви [795] . Прелайо только подтвердил слова одного французского священника, однажды разоткровенничавшегося перед Петраркой: «Наши два Климента нанесли церкви такой урон, какой не смогли бы исправить и семеро ваших Григориев вместе взятых» [796] . Оба Климента были пятым и шестым по счету папами, первый из них оказался предшественником пресловутого Иоанна XXII, приложившего немало усилий, чтобы перевести папский двор в Авиньон.

Дьявол был необходим королям, чтобы держать в страхе врагов и оправдывать лихоимство, а папские буллы служили прикрытием творимого повсюду беззакония. Правители использовали дьявола в качестве дымовой завесы, чтобы скрыть тайные замыслы или гнусные намерения. Если бы короли и папы той эпохи хотя бы немного верили в дьявола, то пришли бы в ужас от низости своих деяний. На потребу черни Сатана превратился в пугало, и весь горький парадокс заключался в том, что с помощью этой вымышленной фигуры — Князя тьмы, был завоеван и покорен весь мир. Так же, как в Иране или в Месопотамии, религия оказалась орудием в руках политиканов. Следует ли напоминать, что папство было не чем иным, как преходящей властью?

Сильным мира сего было легче обделывать свои темные дела, когда народ пребывал в невежестве и погряз в суевериях и иррационализме. С самого начала всячески поощрялась пророческая деятельность духовенства, находившегося на службе у власть предержащих, а истинные пророки подвергались гонениям. Политизация веры проявилась в туманном заявлении Реймсского епископа Ремигия, которого мы называем «нашим» святым Реми, ибо он способствовал распространению христианства среди франков, став основателем Теруанского, Арасского и Лаонского епископств, обратив в христианство и короновав Хлодвига в 496 году: