— Ты не можешь просто предполагать, что все такие, как ты, — раздраженно ответил Джулиус. — Ты говорил мне, как много она значит для тебя, и все же твои действия говорят об обратном. Ты мог убить ее сегодня, Магнар. Ты понимаешь это? И все потому, что ты злишься на нее за то, что она не может контролировать!

— Фабиан Бельведер все еще дышит из-за этой отметины у нее на руке. Я позволил ему жить ради нее. Я не мог дать ей большего доказательства своей преданности…

— И все же, когда она попыталась объяснить причину, по которой ей пришлось просить тебя об этом, ты злоупотребил доверием, которое она оказала тебе, когда ты являлся ее старейшиной, — возразил Джулиус.

— Ты же знаешь, что я никогда не хотел, чтобы она оставалась снаружи в такую бурю, — прорычал Магнар. — Тебе кажется, что я недостаточно раскаиваюсь из-за этой ошибки?

— В этом-то и проблема: ты не должен был совершать подобную ошибку. Тебе никогда не следовало быть ее старейшиной. Твои чувства к ней все слишком усложняют. Ты вообще помнишь, что бы отец когда-нибудь подвергал тебя опасности одним из своих приказов? Или как мать подвергла опасности меня? Ты связан с ней всего несколько дней, и тебе удалось сделать это дважды.

— Я знаю, но… — Голос Магнара понизился, и я пропустила то, что он сказал дальше.

— Ну, если это так, то тебе нужно это исправить. Ты нужен ей сейчас, и я, честно говоря, не знаю, как ты собираешься разгребать эту кашу.

Воцарилась тишина, и я взглянула на Монтану, гадая, слышала ли она их тоже. Она чем-то наполнила металлическую кастрюлю и была занята помешиванием, не подавая виду, что подслушивала разговор братьев.

— Я буду жалеть, что позволила тебе готовить для меня? — Я поддразнила ее, когда она заметила мое внимание.

Ее попытки готовить для нас в Сфере часто заканчивались чем-то слишком похожим на древесный уголь. Папа часто говорил, что она могла бы поджечь воду, если бы у нее был хоть малейший шанс на это.

— Ты и сама знаешь, что это несправедливо, — запротестовала она, указывая на меня липкой ложкой. — Это были всего лишь запеканка и омлет…

— А еще суп и макароны. И я почти уверена, что однажды ты угостила меня яблоком, которое явно отдавало дымком…

— Заткнись! — Она швырнула в меня ложкой, и я рассмеялась, когда часть ее кулинарного творения забрызгала мой рукав. Я собрала это на палец и слизнула.

— Хммм, — сказала я, распробовав вкус овсянки. — На вкус… подкопченная.

— Это не так. — Она снова рассмеялась, разливая ложкой овсянку по тарелкам, и я не смогла удержаться от улыбки.

— Я скучала по этому, — сказала я, когда она передавала мне переполненную миску с торчащей из нее ложкой. — Я имею в виду, я скучала по таким мелочам, как эта. Кто бы мог подумать, что я буду мечтать спать на полу или притворяться, что не слышу, как папа будит нас по утрам… или о плохо приготовленной еде.

Я тяжело вздохнула, когда потеря нашего отца снова навалилась на меня, но я игриво улыбнулась ей, поднося ложку ко рту. Тьма не могла завладеть нами прямо сейчас; я просто хотела искупаться в радости от того, что она вернулась, а не погрязнуть в печали нашего горя.

Мне пришлось подавить желание застонать от удовольствия, когда овсянка скатилась к моему животу. Я отказывалась от еды, которую предлагали Бельведеры во время моего пребывания у них, и не ела почти два дня.

— Я тоже по нему скучаю, — тихо сказала Монтана. — Я все еще не могу поверить… Я имею в виду, я это видела, но это просто кажется нереальным. Как он мог взять уйти?

Я проглотила комок в горле и потянулась, чтобы взять ее за руку, когда слезы, с которыми я боролась несколько дней, хлынули через край. Она придвинулась ближе ко мне, и я притянула ее в свои объятия, когда ее горе встретилось с моим, и мы заплакали по мужчине, который вырастил нас.

Я больше никогда не хотела ее отпускать.

Все это, с того момента, как ее забрали у меня, каждая вещь, которую я делала, вплоть до данной мной клятвы, было ради этого. И вот она снова здесь, со мной, там, где ей самое место. Я не знала, как мы будем жить дальше, куда мы пойдем и что нам потребуется, чтобы построить новую жизнь, но я точно знала, что никогда не позволю нам снова расстаться.

Джулиус громко откашлялся, когда они с Магнаром вернулись в комнату. Я отстранилась от Монтаны, поспешно вытирая слезы со щек.

Я на мгновение взглянула на Магнара, пока он колебался у двери, затем опустила глаза к своей еде и сосредоточила на ней свое внимание.

— Я думаю, этим двоим нужно прояснить ситуацию, девица, — мягко сказал Джулиус, и Монтана ощетинилась рядом со мной.

— Я никуда не уйду, — сказала она, ведя себя как мама-медведица из-за своей сестры, потерпевшей кораблекрушение.