Все участники экскурсии представляли себе поездку гораздо более утомительной, примитивной и опасной. Они не верили, что к семейству львов можно подъехать на расстояние пяти метров в удобных машинах и автобусах и ночевать в настоящем номере гостиницы прямо посреди Серенгети, в окружении зебр. Прочитав о волнениях в Конго или Алжире, они думают, что теперь по Африке путешествовать нельзя.

Мне очень знакомы письма европейцев, желающих поехать в Африку. Они обычно в них спрашивают, нужно ли запастись высокими ботинками от укусов ядовитых змей, не заболеют ли они там сонной болезнью или малярией и можно ли вообще доверять африканцам? Все эти вопросы — результат чтения всяких книжонок об Африке, написанных охотниками за крупной дичью или просто авантюристами. Эти авторы обычно скрывают от читателей, что сегодня турист может спокойно фотографировать и даже стрелять львов и при этом путешествовать с теми же удобствами, как по Италии или Южной Франции. Не будь этих глупых книжек об Африке, в которых рассказывается о том, как неделями там приходится пробираться через кустарники, кишащие мухой цеце, а ночью находить у себя в постели змей, или о том, что в Африке на каждом шагу вас подстерегают удавы или леопарды, массы туристов уже на десять или пятнадцать лет раньше устремились бы в Африку.

Теперь все изменится.

Вскоре после возвращения из Африки первых туристических экскурсий станет широко известно, сколько интересного там можно увидеть и что такая поездка совершенно безопасна и обставлена вполне комфортабельно.

В туристской группе, которая как раз сейчас здесь находится, два врача, причем один из них даже из Франкфурта. Он привез с собой большой саквояж с медикаментами, так как совершенно не ожидал, что в Африке повсюду имеются аптеки и больницы.

Несмотря на то что эта туристская группа еще застала в кратере Нгоронгоро носорогов, она разослала во все восточноафриканские газеты и соответствующим министрам телеграммы, в которых выражался протест против уничтожения этих животных. Им хочется содействовать тому, чтобы и последующие группы туристов также могли бы восхищаться здесь этими толстокожими великанами.

Два дня спустя мне пришлось делать доклад в промышленно-торговой палате депутатов Аруши, прелестного горного городка у подножия вулкана Меру. Прямо во время заседания мне вручили правительственную телеграмму. Новый премьер-министр Танганьики доктор Юлиус Ньерере хотел бы завтра поговорить со мной в столице Дар-эс-Саламе. Через два дня он уже собирается лететь в Бонн для переговоров с федеральным канцлером и немецким правительством.

Итак, я сажусь в двухмоторный самолет компании «East African Airways» и совершаю сложный перелет с пятью промежуточными посадками. Все время то вверх, то вниз, и так до самого побережья. Сзади меня сидит пожилая индианка. Она впервые летит на самолете, и у нее во время каждой очередной посадки бывают сердечные приступы. Два взрослых сына гладят ей руки и стараются ее успокоить, когда она начинает стонать и вскрикивать. Наконец они высаживаются в Танге, где возле маленького здания аэровокзала их встречают другие ее дети в роскошном лимузине.

В Дар-эс-Саламе в этом году я чувствую себя не на высоте. Все европейские и африканские государственные служащие одеты в белоснежные сорочки, белые шорты и белые гольфы. На мне же помятая белая рубашка, которую я извлек из своего чемоданчика, и я, безусловно, невыгодно выделяюсь на фоне столь тщательно отутюженной белизны.

Сначала я беседую с господином О. С. Фундикира, министром сельского хозяйства. Одновременно он является вождем могущественного племени. Учился Фундикира в Лондоне; это интеллигентный и приветливый человек.

Господин Фундикира собирается послать к масаи человека, знающего их язык, для того чтобы их образумить.

Новый премьер-министр Танганьики доктор Ньерере на этот раз принимает меня в новом высотном доме, в помещении, наполненном таким же свежим, прохладным воздухом, как там, наверху, у кратера Нгоронгоро.

Доктор Ньерере — человек с чувством юмора, с ним можно говорить откровенно. Я сказал ему, что буду и в дальнейшем бороться за то, чтобы сохранить в кратере Нгоронгоро и в Серенгети диких животных Танганьики. Затем я сказал ему, что если человек не богат и не является представителем какого-нибудь промышленного концерна или какой-нибудь крупной партии, то он может воздействовать на политических деятелей только через прессу, радио и телевидение. Я ставлю его в известность, что именно этим я и собираюсь заниматься дальше прямо здесь, в Восточной Африке. Он улыбается и, как бы защищаясь, поднимает руки. Его тонкие черные пальцы быстро заносят в блокнот мои предложения в виде тезисов.

Выйдя из искусственно охлажденного помещения в душную приемную, я увидел там делегацию простых крестьян. Интересно, с какими просьбами они пришли к нему. Но будем надеяться, что он не забудет и о моих — в них ведь тоже забота о благе Танганьики.

В Найроби я прилетел на новом самолете, принадлежащем Национальному парку. Возможно, это первый случай в мировой практике, чтобы самолет специально обслуживал только заповедник.

Национальные парки обычно обширны, места там большей частью дикие и труднопроходимые. Для того чтобы установить, куда откочевывают животные, допустим в декабре или июне, или чтобы помешать браконьерам проникнуть на территорию парка и массами уничтожать зебр и антилоп, необходимы сотни контрольных постов. А на это обычно не хватает денег, тем более что содержание служащих становится все дороже. Именно поэтому уже в течение ряда лет я отстаиваю мнение о том, что национальные парки можно охранять только с воздуха, при помощи небольших самолетов (авиеток). Но несчастье, случившееся с Михаэлем, потрясло всех работников заповедников Африки. Все планы на покупку самолетов отставили. Лишь Джон Овен, новый директор национальных парков Танганьики, посетивший меня во Франкфурте перед принятием своей должности, несмотря ни на что, увлекся мыслью о полетах. Он сам и лесничий Серенгети Майлс Тернер как раз сейчас обучаются управлять самолетом.

Я просил их обоих быть чрезвычайно осторожными. Новое несчастье не только лишило бы животных Африки двух их самых верных защитников, но отсрочило бы на долгое время столь необходимые для заповедных территорий полеты. Хотя я и сам пилот, но отнюдь не восторженный энтузиаст-спортсмен. Просто полеты на авиетках стали для нашей работы в Африке столь же необходимыми, как езда на автомобиле для людей многих профессий в Европе.

Из газет я узнал, что уже через два дня после нашего свидания премьер-министр Ньерере послал в Серенгети своего министра Пауля Бонами, которому впервые в жизни пришлось побывать в кратере Нгоронгоро. Этот африканский министр провел беседы с масаи. Правительство обещало вознаграждение в тысячу шиллингов тому, кто найдет скупщика рогов носорогов. Один такой плакат, напечатанный светящимися буквами, мне прислали во Франкфурт. Человека этого в конце концов все-таки поймали.

Несколько месяцев спустя в Арушу съехалось на неделю около двухсот деятелей по охране природы из Африки и Европы. Среди них было очень много африканцев. Этим первым международным съездом в Танганьике руководил министр Фундикира. Я передал ему подарок от Франкфуртского зоологического общества — двадцать три тысячи марок на постройку молодежной туристской базы в Серенгети. Пусть школьники Танганьики получат возможность ознакомиться с изумительной фауной своей родины: ведь девяносто пять процентов из них еще не видело живого льва или носорога — в отличие от детей в Европе, где есть зоопарки.