– Понял, – уныло кивнул я.

Придется пять лет в армии казенные сапоги стаптывать.

– Вот оно, новое поколение, – расстроился от моей реакции лейтенант. – Нихрена Родину защищать учиться не хочет. Ничего, ты просто молодой, – тут же простил. – Вот срочную отслужишь, потом возвращаться не захочешь, контракт подпишешь. Чего тебе на «гражданке» делать, если ты, считай, обнулился? А там – настоящая мужская работа с перспективами. Но это только если не дурачок, а ты же не дурачок? Вон коэффициент интеллекта какой насчитали, – потыкал пальцем в папку. – У меня, скрывать не стану, поменьше, так что перспективы у тебя есть, – он поднялся со стула и протянул мне руку, снабдив рукопожатие улыбкой и советом. – Выбирай службу по контракту, Андрей, Родина тебя не забудет!

– А… – попытался спросить я.

– Сейчас опекун твой приедет, можешь тут подождать, – перебил он, направляясь к двери.

– Спасибо, – от всей души поблагодарил я.

– Насиделся в камере-то? – сочувственно спросил лейтенант.

– Насиделся, – поморщился я.

– Больше не попадайся, – гоготнул он и закрыл за собой дверь.

Давящее ощущение неизвестности впервые после момента «попадания» пропало, избавившаяся от гнёта душа взлетела к потолку, по всему телу пробежали приятные мурашки. Меня не будут держать в лаборатории до конца моих дней! Меня не разберут на кусочки, силясь постичь природу «попадания»! На меня вообще всем, кроме военкомата, плевать! Армия? Нет, на контракт я не хочу, а срочную пять лет потерпеть будет даже полезно – сейчас в приемной семье поживу, чуть освоюсь в этом мире, а потом вообще, считай, в тренировочный лагерь, где знания о мире будут вдалбливать по уставу. Демобилизуюсь и пойду работать, параллельно получая заочное образование. А дальше – по старому плану, в деревенскую школу! Хуже, чем в моей реальности – пять лет жизни выпадает – но все еще вполне рабочая стратегия.

Мама…

Настроение полетело в помойку – даже не представляю, насколько им с сестрой сейчас плохо. К черту – мне-то явно хуже: они хотя бы в своем мире, они могут друг друга поддержать, а я – приемный ребенок в чужом мире. И мне что, почти год болтаться без дела? А мне хоть какую-то бумажку о том, что я вообще-то одиннадцать классов на медаль закончил, дадут? Я же сейчас по документам вообще неграмотный!

Дверь открылась без предварительного стука – невежливо вообще-то! – и в кабинет зашла одетая в ярко-оранжевое, расписанное подсолнухами, закрытого фасона платье, повязавшая на голову белую косынку, седая, очень старая бабушка. Долгая жизнь оставила на ее лице «грустные» мимические морщины, но в противовес им на щеках пролегли следы доброй улыбки. Улыбается бабушка и сейчас, глядя на меня снизу-вверх – немножко сутулится – сохранившими живой блеск, явно не нуждающимися в очках, светло-зелеными глазами.

– Здравствуйте, – поздоровался я первым.

– Здравствуй, Андрюша, – выцветшим от времени голосом откликнулась она. – Я опекунша твоя, Зинаида Матвеевна.

– Извините, что так вышло, – покаялся я.

– Что ты, глупый! – улыбнулась она еще шире. – Я старая, мне помощник нужен – вот ты и сгодишься! А я тебя кормить-поить и в меру сил одевать буду, договорились?

– Договорились, – кивнул я. – А вы не знаете, мне аттестат дадут?

– Тю, так вот же, дали уже, – она залезла в потертую, тканевую сумочку и достала оттуда набор документов. – Аттестат, ИНН, страховое, – перечислила. – Приписное и паспорт тебе отдали?

– Отдали, – подтвердил я.

– На вот, – она вручила мне перечисленное и добавила кожаную папку с молнией. – Документы пусть у тебя будут – учись ответственности, в нашей стране все бумажки важные, неважных чай печатать не станут.

– Спасибо, постараюсь не терять, – упаковав документы в папку, я сразу ощутил себя увереннее – теперь не непонятно кто, а полноценный гражданин!

В аттестате четверки и пятерки. Два дня назад я пять часов подряд решал тесты по всей школьной программе в кучу. Видимо, результата хватило на вот это. Очень удобный «экстерн» получился. Ладно, с такими оценками на заочное после армии точно возьмут, а значит все хорошо.

– Идем, – бабушка взяла меня за руку и прокомментировала мой «больничный» наряд. – На вахте тебе одежду отдадут – пронести не разрешили. Тапочки я купила. Остальное дома найдется – у меня сын взрослый, после него кое-что осталось, сгодится тебе на первое время.

Походим в обносках, чего уж теперь. Бабушка, похоже, из «божьих одуванчиков», и это гораздо лучше наполненного настоящими беспризорниками детдома.

Мы вышли в увешанный плакатами гражданской обороны (в случае образования пробоя в пространстве немедленно эвакуируйтесь!) коридор, прошлись по нему до лестницы, спустились вниз и попали в фойе – последний раз я видел его, когда меня сюда привезли. Вахтер в виде лысого деда в толстых очках выдал мне бело-розовые полосатые «семейники», белую футболку, синие – не джинсовые, типа-спортивные – штаны и носки. Все чистое и выглаженное. Бабушка указала на черные резиновые шлёпки – обещанные тапочки. Подхватив все это, я спрятался под лестничным пролетом – тут широкая колонна – и переоделся под ехидное вахтерское «смотри какой, стесняется!». Вахтеру я снятое с себя казенное и отдал.

– Все? – уточнила Зинаида Матвеевна.

– Все! – кивнул я. – Давайте я вашу сумку понесу?

– Такая ноша не тянет, – отмахнулась она.

Обидно – не доверяет что ли?

– Идем, а то на электричку опоздаем, – поторопила она меня и неожиданно бодрым шагом направилась к выходу.

Я пошел за ней и немного залип на крыльце – какое хорошее, пронзительно-синее, безоблачное небо! Как ярко светит давно не виденное солнце! Как приятно чувствовать на лице его лучи и теплый, пахнущий землей, автомобильным выхлопом, теплым асфальтом – словом, городом! – ветерок.

– Засиделся в Центре-то, – догадалась бабушка, взяла меня за руку и потащила к воротам. – Ниче, в деревне надышишься.

– В деревне?

– Поселок Липки, – кивнула она. – Я там всю жизнь прожила, а тебе на год сгодится.

И я шестнадцать лет в Липках жил – в другом мире. К черту, мне нужно взять себя в руки и сконцентрироваться на происходящем здесь и сейчас. Мечты о возвращении – это просто мечты, а реальность с ними редко сочетается. Придется учиться жить в новом мире, и сожаления и депрессия мне здесь не помощники, а значит – пошли вон из моей головы! Прости, мама, прости, Таня, но, если я не научусь здесь жить, значит никогда не найду способа попасть домой. Не переживайте сильно, мы обязательно встретимся!