Вот как вопрос стоит. Так ещё знаешь, что он мне сказал? Мы, говорит, может, с Россией ещё и воевать будем. Ты представляешь? И это генерал. Я когда-то гордился тем, что под его знамёна служить иду. Я ему: «Товарищ генерал, вы понимаете, что вы говорите?» Ну, он психанул и выгнал меня. А вслед кричит: «Рапорт на увольнение и в отпуск, или я тебя без пенсии выгоню!»

Фёдор как-то неуверенно качнул головой, потянулся к бутылке, наполнил рюмки.

– И что, ты и рапорт написал?

– Пока нет, вот домашним объявлю об увольнении, а в понедельник напишу. А что делать?

– С жильём как?

– Да никак. Я уже два года в очереди стою, движения нет. Всё одно оставаться на Украине не планирую. В родные края вернусь. Всё же родина есть родина. Ну, а ты что? Украинскую мову начнёшь изучать, или как?

– Не знаю Олег, не знаю. Мне, думаешь не противно смотреть на всё это? Но пока буду служить. А уж совсем достанут, уйду. Однако мне проще, через полгода двадцать пять календарных настучит, да и жильё есть. Маловато конечно две комнаты на четверых, но жить можно, а уж дальше… Посмотрим, одним словом. Что, ещё по стопке и по домам?

– Давай.

Стопкой дело конечно не обошлось. Они за разговорами ещё грамм по сто пятьдесят накатили, и уж потом домой побрели.

«Бывай, дружище, – Федор приобнял Олега, ладошкой похлопал по спине, – ты уж Маринку с порога не пугай, ей и так достаётся. Пока».

Олег улыбнулся, махнул рукой и медленно побрёл к автобусной обстановке. В голове лёгкий пьянящий шум. Веселья от выпитого не было, были только думы. Думы тяжёлые, навязчивые и неприятные: «Ну, хорошо, вот придёт он домой, сбросит шинельку, улыбнётся, на кухню пройдёт, сядет на своё мужнино место, она на него с улыбкой посмотрит. Вроде всё хорошо? А в глазах тревога, он это знает, эту тревогу он ежедневно видит. И как её не понять. Трое детишек, последыш – двухгодовалый парнишка, страдает эпилепсией, причём в тяжёлой форме. Почти каждый приступ сопровождается частичной потерей памяти. Для них, а особенно Марине, эти приступы как нож в сердце. Ребёнка надо лечить, хорошие врачи нужны. А где они? Нынче бесплатно и аппендицит не удаляют. Старшие тоже внимания требуют, и не только внимание, им дай хотя бы своё местечко для занятий, а его нет. На кухоньке их съемной квартиры детишки и едят и учатся. Всю эту ежедневную головную боль никакой водкой не зальёшь».

Придя домой, Олег не рискнул рассказать жене о предстоящем увольнении в запас и разговоре с генералом. Уж больно мирная обстановка была нынче дома. Вовка с Алёнкой в морской бой играли, Марина с младшим возилась: мир и порядок в доме, зачем их нарушать.

Не трогал он эту тему и в выходные.

В понедельник к восьми тридцати он как штык был на кафедре. Обычного для начала недели совещания сегодня не было. Кафедральный народ шушукался, поглядывая в конец длинного коридора их этажа. В воздухе витало напряжение. Фёдор Коваленко, знающий все новости, ещё до их появления, нюх на это дело был у него отменный, подскочил к товарищу.

– Платоныч, комиссия нагрянула, говорят, передавать нас в округ будут, из Киева понаехало чиновников, мама не горюй. Так что радуйся, не до тебя генералу, его самого сейчас крутить начнут.

Ветерком прошелестело: «Идут, идут…»

И действительно, по коридору от массивной лестницы, что идет от главного входа корпуса, в сторону училищной администрации, двигалась группа генералов и офицеров. Людей этих Олег не знал, ракетчиков среди них явно не было, а потому он чуть развернувшись, изучал расписание занятий, вывешенных на доске информации кафедры. У него сегодня первая пара, надо было уточнить аудиторию.

– Товарищ Добров, Олег Платонович!

Кто это его? Олег покрутил головой и взглядом нашёл знакомое лицо. От группы проверяющих к нему улыбаясь, шёл полковник.

– Никак Чуприй? Тарас Сергеевич, ты ли это?

– Узнал? А я-то думал, совсем забыл сослуживца. Молодец, узнал!

Чуприй, подойдя, обнял Доброва.

– Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Как живёшь, старина? Вижу, выглядишь прилично, и седины почти нет. Значит, супруга хорошо смотрит! Маринка, не ошибаюсь, да?

– Конечно Марина. Постой, Тарас, а ты какими здесь судьбами?

Чуприй, взяв Олега под руку, отвёл в сторонку.

– Я, то? Я в комиссии. Сейчас на заслушивании вашего начальника идём. Освобожусь, часов в шестнадцать. Ты подожди меня внизу, у входа, я в четыре точно буду. Надо пообщаться. Столько лет не виделись. Добро?

– Конечно, я буду ждать.

Чуприй быстрым шагом пошёл вслед удалявшейся группы проверяющих.

Встретить здесь человека, с которым начинал армейскую службу, с кем дружил, Олег не ожидал. Некогда в 1975 году они вместе прибыли в полк. Олег осенью был рекомендован политотделом для избрания секретарём комитета комсомола полка. Избрание состоялось. В этот же период в полк на должность помощника командира дивизиона по инженерно-технической службе, прибыл и старший лейтенант Чуприй. О Тарасе говорили, дескать, у него «большая лапа», а как иначе понять назначение старшего лейтенанта на майорскую должность – только некой поддержкой сверху. Офицеры сдружились. А сблизило их соседство в офицерском общежитии и жёны. Жёны как-то уж очень быстро сошлись. Но это вполне нормально и Олег и Тарас только рады были этой женской дружбе. Все праздники теперь они отмечали вместе, то в одной семье, то в другой. Детишки кочевали из комнаты в комнату. Маринка в магазин – дети у Татьяны, Татьяна в парикмахерскую, своих к Маринке тащит.

Но один случай свёл их особо крепко.

Как-то, это было ближе к Новому году, командир полка нашумел на Чуприя за бардак на территории дивизионной скважины: кессон захламлен, не крашен, вентиляция не работает, на территории скважины много мусора и ещё по мелочам надавал ему. Командир жёстким мужиком был, чуть что, шумит: «Уволю!», «С должности сниму!» Угрозы, конечно угрозами, боязни быть наказанным у Чуприя не было, однако командир прав: бардак на скважине. Тарас немедля организован уборку территории и покраску кессона. Вызвал командира взвода, отдал распоряжения, установил срок устранения недостатков и ушёл, забот у помощника командира выше крыши. Дальше всё развивалось чисто по-армейски. Прапорщик ставит на покраску двух бойцов, выдаёт краску и уходит в гостиницу отогреваться. Старший по призыву солдат, отправляет работать молодого, – «Давай спускайся в кессон и крась, а я подойду через часок», – и бегом к складу, там земляки собрались.