— Интересно, бывает такое состояние, когда ты не хочешь есть?

Доктор оторвался от своих картин.

— Теоретически, — добавил он, видя ответ на возмущенной физиономии Фомы.

— Да я не ел сегодня!.. Практически!

— У тебя наряду с алкоголизмом еще и булемия.

— Это от нервов, Док, все от нервов, вы меня вымотали!

— Хорошо, — вдруг согласился Доктор. — Посмотрим, что там за кустами, и пообедаем. Они нам, кстати, и скажут, где это можно сделать.

— Доктор! — в восхищении заорал Фома, но тихо: только до кустов, за которыми шла какая-то таинственная беседа.

Возле воды, под огромным, дремучим и кряжистым дубом, сидел дед такой же старый, высохший и корявый, как исполинское дерево, словно они с дубом были родственники и росли из одного корня. Рядом с дедом нетерпеливо приплясывал мальчишка, лет двенадцати. Дед ему что-то наставительно выговаривал, удерживая за руку. Одеты они были, по мнению Фомы, в стиле самого распоследнего гранжа: все рваное, какими-то собаками драное — дыра на дыре.

— Как думаешь, знают такие оборванцы, что иногда надо кушать и что для этого бывают специально отведенные места? — поинтересовался Фома у Доктора, подозрительно разглядывая аборигенов, явно не принадлежащих к поколению трехразового питания.

— Я, например, сильно сомневаюсь! — резюмировал он. — Это же припомойное прет а порте! Дети Короленко и Бичер Стоу!

Старик и мальчик были действительно невероятно живописны в своих отрепьях. Мало того, что их лохмотья были разорваны вдоль и поперек и непонятно, как держались, так старик был еще в такой страшной шляпе, словно ее использовали в качестве пыжа в праздничном салюте. Мальчик держал то ли прут, то ли удочку, и платье на нем было настолько просвечивающе ветхим, что казалось рыболовной сетью с заплатами, которые хлопали на ветру, а мальчик — попавшим в нее новым Ихтиандром.

От всего этого веяло такой пронзительной нищетой, что не будь Фома так голоден, он бы обязательно погладил мальчика по голове, как хармсовский граф Толстой, писатель. Рядом со странной парочкой стояло ведро, больше похожее на стоптанный башмак, оно было мято-перемято и общей люмпен-гармонии не нарушало.

— Нет! — прошептал Фома, вконец разочаровавшись в действительности. — Эти заплаты семафорят мне, что их обладатели не едят и даже не кушают, они перехватывают, Доктор! Больше всего я не понимаю людей, жующих на ходу, без трепета животного и вдумчивости парнокопытной. Очень у меня к ним большой вопрос, Доктор, зачем они живут?.. И вообще, что они делают?

Доктор молчал, покусывая травинку.

— Кроме того, они еще и рыбаки, уй! — догадался Фома. — Утро — самый клев!.. Как бы не заплакать при вашей встрече!.. Ну, тогда мы точно про обед ничего не узнаем, рыбаки же сумасшедшие: не едят совсем! Стоят целый день по… — Фома подумал. — По край рубахи в воде и горя не знают.

— Я рыболов, а не рыбак, — веско ответил Доктор.

— Ну, так давай подойдем и поговорим, раз здесь столько рыболовецких мужчин.

— Сначала посмотрим-послушаем, потом, может быть, подойдем, а потом, возможно, даже и поговорим.

— Какой же ты нудный, Апомедонт Максимович!.. Всего боишься, словно Кунктатор перед Ганнибалом! Включай громкость!..

— Деда, а розовые круги это хорошо? — спросил мальчик.

— Да, как же! Хорошо!.. Сто лет назад было хорошо! — проворчал дед и ткнул рукой вперед, указывая на какое-то место в реке.

— Бросай камень, тетеря! — приказал он; мальчик бросил. — Теперь жди, сейчас пойдут… Ну, соня, пошли что ли?

— Пошли, деда, пошли!

— Какого цвета?

— Голубого.

— Отлично, сынок! Точно попал! Я их три дня уже жду, да вот рука не та…

Старик даже встал от нетерпения, покряхтывая. Он оказался довольно высок, хотя и сгорблен слегка, и не так дряхл, как казалось на первый взгляд, когда ему можно было дать лет сто. Живой еще был старичок.

— Теперь что, зачерпывать?

— Зачерпывай, паря, зачерпывай!.. Внимательно! Первые десять-двенадцать голубые будут, а дальше муть пойдет. Ну!.. Скорее, сынок! Да зачерпывай же, тетеря!

Он подошел вплотную к мальчишке. Тот прутиком боязливо подталкивал что-то на воде к себе. В другой руке у него было ведро.

— Отслаивай!.. Эх, где мои руки!.. Тащи и сразу отслаивай, говорю! Вот так! Вот и ладненько. Сколько поймал?

— Восемь штук, деда!

— Ничего, ничего. Молодец! Пока и этого хватит. Голубые по хорошей цене идут.

— А розовые?

— Розовые — нет! — отрезал дед, и толкнул мальчика в воду.

— Нет, это не Вологда, — вздохнул Фома, и мальчик повис над водой.

Доктор обернулся на Фому, Фома выпучил глаза и зашептал:

— Гадом буду, Док, не хотел!..

Тот укоризненно качнул головой.