Шрифт:
– Нет, это лишнее, – отказался я. – Мне нужно поговорить с заключённым наедине.
– Ну что же… тогда прошу вас.
Мужчина убрал с двери массивный засов и, не торопясь, открыл ключом два внешних замка. Хрустнули запорные механизмы, в потолке зловеще пророкотало эхо.
– Заходите, мистер Ринг. Только помните о правилах. Не приближайтесь к заключённому. Как только завершите допрос и решите выйти, то воспользуйтесь колоколом у двери.
– Понял. – Взяв у одного их охранников лампаду, я переступил порог карцера.
Начальник тюрьмы и два его помощника остались за массивной дверью. Вся суета осталась там, в тусклом и гулком коридоре: звуки, запахи, люди. А вот сам карцер больше напоминал могилу: воздух здесь остекленел в неподвижности и темноте.
Я прошёл дальше и приподнял лампаду, освещая тесную камеру.
Она делилась надвое полосой белой краски. Слева, в клетке с толстыми прутьями, содержался заключённый, а справа стоял один-единственный стул.
На стуле сидела Хлоя.
***
Её больничный халат пятном выделялся в тюремном мраке и совсем не вписывался в обстановку. На ногах девушки, оголённых до середины бедра, темнели шрамы. На щеках блестели дорожки от слёз.
Рунная ведьма сидела с револьвером в вытянутой руке.
Ствол она направляла на клетку с заключённым, но когда я вошёл в камеру, девушка даже не пошевелилась и не повернула головы в мою сторону.
Казалось, она не воспринимает реальность и ничего не слышит. Просто сидит, замерев в оцепенении и уставившись на клетку.
Я посмотрел туда же.
Херефорда держали как зверя. Руки распяли в цепях, ноги заключили в колодки, из одежды на заключённом оставили только оборванные штаны.
Могучий торс Херефорда пестрел ожогами и порезами, хотя бескровные раны уже затянулись и засохли струпьями. Раскуроченное выстрелами лицо выглядело почти нормальным. Нормальным для чёрного волхва: серокожего, лысого, большеглазого, безносого, с мерцающими полосами между нижними веками и подбородком.
Херефорда с ног до головы окружал дериллий: цепи, колодки, прутья, ошейник. И штыри, вбитые в грудь и спину рукой Софи. Они в нём так и остались.
Распятый и обессиленный, волхв не шевелился. Стоял с закрытыми глазами и опущенной головой. Лишь приподнимающаяся грудь говорила о том, что заключённый ещё жив.
В гробовой тишине я подошёл к Хлое, поставил лампаду на каменный пол и положил ладонь на ствол револьвера. Потом медленно-медленно отвёл руку девушки вниз.
Почувствовав моё прикосновение, Хлоя вздрогнула и подняла на меня глаза, яростные и злые.
– Он убил Джо, – прошептала она. – Убил Габриэль. Он убил почти всех, кого я знала.
Продолжая молчать, я вытянул револьвер из её ослабевших пальцев, отжал курок и сунул оружие в карман кителя.
Вот теперь можно было и поговорить.
– Ты его всё равно не убьёшь, – негромко сказал я. – Только себя обнаружишь. И придётся тебе потом в соседней камере сидеть за то, что ты в тюрьму проникла.
– Именно, – внезапно подал хриплый голос Херефорд.
Он так и не открыл глаз и не поднял головы.
– Скажи этому милому созданию, Рэй, что зря она сюда пришла, – добавил он. – Ну сколько можно пялиться на меня. Лучше бы себе руку долечила.
Услышав его голос, Хлоя вскочила со стула и кинулась через разделительную полосу к клетке. Правда, добежать не успела – я бросился следом, ухватил её за локоть и отдёрнул обратно, прижав к себе и крепко обняв.
– Хлоя, не лезь к нему. Не надо.
– Ненавижу его! Ненавижу! – выкрикнула Хлоя, ударив меня по плечу рукой. – Отдай мне револьвер! Я буду всаживать в него пулю за пулей, потом вытаскивать их из его тела и снова всаживать! И так до бесконечности! До бесконечности!
Девчонку затрясло от бессильного гнева и ненависти.
Я не стал дожидаться, когда её выкрики услышат в коридоре, и решил, что надо бы прекратить истерику сильной успокаивающей руной.
Одной рукой я прижал голову Хлои к своей груди, а второй быстро нарисовал на её шее рисунок.
– Ты совсем… – Хлоя успела сказать только это.
В следующее мгновение она обмякла в моих руках, её ноги подкосились. В карцере из дериллия даже такая сильная рунная ведьма ничего не смогла мне противопоставить.
Я приподнял Хлою и усадил её безвольное тело на стул – так, чтобы она не свалилась и не повредила руку ещё больше. Разумеется, моя забота вряд ли хоть как-то меня оправдает. Потом всё равно придётся выслушивать претензии на тему, какой я циничный подонок и бессердечная сволочь.