Только помня о том, что у меня еще есть родной человек в этом городе, я находила в себе силы идти дальше.

Ванесса жила в самом убогом районе городе. Я заходила к ней в гости всего однажды, и то не одна – за мной приглядывал помощник папы. В тот день я не могла не навестить подругу: все-таки Новый год, а она совсем одна и без подарков. Ванесса выгнала меня почти сразу и, чуть не плача, попросила больше не приходить. Я почти обиделась, но потом она объяснила, что находиться в ее доме мне совсем небезопасно.

Тогда я ее послушала, а сейчас мне у нее было бы куда безопаснее, чем на улице.

Я остановилась за поворотом от дома Ванессы и стянула с лица раздражающую вуаль, прикрепила один ее конец к шляпке. Дождь тут же оросил мое заплаканное лицо, остудил пылающие щеки, и я вздохнула чуть свободнее. Папа одумается, я уверена. Уже завтра он пошлет своих людей на мои поиски, и уже тогда я смогу снова поставить ему условие: я или Бранда. Он выберет меня… наверное.

Неподалеку жалобно взвыла голодная собака. Встречаться с ней я совсем не хотела, а потому поспешила пересечь темную улицу и нырнуть в арку между кособокими домишками. Шмыгнула носом, молясь, как бы не простудиться, и занесла руку над прогнившей от сырости дверью.

Интересно, что скажет Ванесса, увидев меня в таком виде? Пустит ли в дом или снова прогонит?

Дверь скрипнула, и на пороге, с фонарем в руках появилась моя подруга. С короткой стрижкой, в брюках и рубашке. Мой отец, увидев женщину в мужской одежде, наверняка сошел бы с ума и обозвал умалишенной нищенкой.

– У меня всего два вопроса, – негромко проговорила Ванесса, всматриваясь в мое лицо, – но задам я тебе их позже. Проходи скорее.

Со вздохом я двинулась за подругой по пыльному коридору. Она подала мне руку, чтобы я не разбилась на кривой скрипящей лестнице, зацепившись каблуком за щель в ступени. Молча мы миновали подвал, еще одну лестницу, и оказались в просторной теплой комнате, где большую часть своей жизни Ванесса пряталась от охотников.

Я в очередной раз прикинула, не вернуться ли домой, но искусственный огонь в углу помещения окатил меня теплом, и я передумала.

Ванесса оставила масляный фонарь на столе среди кучи “ценного” хлама. Она каждую жестянку называла ценной, и мне было не понять почему, до тех пор, пока я не узнала, что именно из этого хлама можно сотворить. Например, огонь: уж не знаю, как он работает, но печь с искусственным пламенем, обвивающим длинную проволоку, помогала Ванессе не замерзнуть и в то же время не выдать ее местонахождение снопом дыма.

– Сюда садись, – подруга кинула какое-то тряпье на кособокий табурет и указала мне на него. – Зуб на зуб не попадает, продрогла вся.

– Ага, – шмыгнула я носом. – Холодно.

– Где твое пальто?

– У меня его больше нет. Ничего нет, кроме того, что на мне.

Тоска по родному дому вновь затопила сердце. Я смахнула слезу со щеки и попыталась улыбнуться. Мама всегда говорила мне, что нужно улыбаться, несмотря ни на что, и тогда судьба будет к тебе благосклонной. Я не улыбалась, пока шла к Ванессе, и судьба забросила меня в свалку, которую подруга называла своим домом. Я бы в этой сплошь заваленной железяками комнате и дня не прожила!

– Чая нет, – Ванесса сунула мне в руки керамическую кружку. – Кипяток поможет согреться, а потом ты расскажешь мне, почему шатаешься по улицам в таком виде.

– Спасибо, – кивнула я, с благодарностью принимая кружку.

Пока я приходила в себя, Ванесса подвязала края рубашки на талии, натянула на голову пилотные очки и склонилась над столом. В ее руках что-то скрежетало, свистело, искрило, и я отодвинулась вместе со стулом поближе к печи, во избежание травм. В полумраке комнаты языки пламени казались мне слишком яркими и пришлось повернуться к ним спиной, но так мое лицо было в опасной близости от сверкающей железяки в руках подруги.

– Что это? – спросила я, и своим вопросом заставила женщину прерваться.

– Кое-что, – отмахнулась она, сдвигая очки на лоб. – Долго объяснять, но если коротко: это изобретение перевернет человеческое представление о смерти!

– О твоей? Если ты эту штуковину представишь человечеству, то охотники снесут твою голову с плеч в считанные мгновения.

Ванесса фыркнула:

– Они и без того от меня не отстают, а так хоть будет за что казнить. Давай, рассказывай, что ты делаешь в моем доме поздним вечером в траурном платье?

– Мама все-таки умерла. Болезнь мучила ее все сильнее, и четыре дня назад добила. Сегодня похороны… На которые мой отец привел молодую любовницу. Бранду – если ты помнишь, кто это.

Ванесса сверкнула черными глазами. Ее аккуратные губы вытянулись, но тут же сжались в тонкую линию.

– Ту самую?

– Угу. Не знаю, как папа будет объяснять людям, почему не носит траур, но, видимо, его это совсем не заботит. Что странно: мой отец никогда бы так не поступил. Он будто сам не свой, уверяю тебя.