Не станет его – и всё застопорится.

Потому вся мелочь, которая вылезет из разлома после, и не будет мне мешать заниматься самим разломом, хлынет за периметр, прорывая его и разбредаясь по округе для дальнейшей охоты.

В лучшем случае большую часть мутантов остановят те же псионы, но среди одарённых наверняка найдутся особо одарённые, которые попытаются что-то мне сделать. Большая личная сила, к сожалению, смывает всякие рамки в разумах владеющих ею людей, и чужой опыт, – сколько таких недальновидных погибло от моих рук? – не останавливает их от свершения откровенных глупостей.

А иногда на такие глупости людей толкает их же лидеры, которым кровь из носу как к месту было бы от меня избавиться. Ситуации бывают разные, но выйти из них без крови я не имею права как Лжебог. Даже в отношении самого себя, дав добро жалости, я рискую подсесть на эту, безусловно, приятную во всех отношениях иглу даже не чужого одобрения, а собственного всесилия и покровительственной помощи слабым.

Я уже единожды почти вляпался в такую ловушку, «взяв под крыло» Ксению и намереваясь позаботиться о Лине. Уже тогда я подсознанием зацепился за крючок, но помог случай, и я разорвал всякие отношений с, как казалось тогда, хорошо знакомыми мне людьми. Всё же бытие человеком накладывало свой отпечаток, и субъективные годы, проведённые рядом с кем-то, и те эмоции, которыми я насыщался, компенсируя собственную неспособность их полноценно испытывать, построили в моей голове некое подобие воздушного замка.

Очень красивого с виду, но шатающегося, возведённого на ненадёжном фундаменте подобия основательной постройки.

Теперь, по прошествии достаточно большого даже по объективному времени срока, я разобрался с этими ментальными вывертами, и смотрел на себя-старого как на идиота. Тогда всё можно было сделать совсем иначе, и куда лучше для всех… но время не отмотать назад, ибо оно, в отличие от пространства, моим манипуляциям не поддавалось, и вряд ли когда-нибудь поддастся.

Воистину неизменная величина, что, в общем-то, было логично.

Так или иначе, но чужое одобрение для меня не играло роли. Иначе я бы вряд ли смог на протяжении трёх лет через боль и кровь менять человечество вопреки его собственному желанию, концентрируя на себе весь гнев и всю ненависть, на которую только были способны люди.

Впрочем, в последнее время акценты оказались смещены раскрытием вредоносности Пси и того, что, оказывается, мои действия не были направлены на бесцельное уничтожение всего и вся с попранием основ цивилизации…

Но сейчас я, вернувшись на «свою» сторону разлома и выжидая подходящего момента, пока инсекты-мутанты, преодолевшие периметр, разрывали людей на части, должен был сыграть совсем другую роль.

И этот момент, наконец, настал: на нашей стороне вокруг разлома собралось порядка восьмидесяти процентов всех мутантов, которые могли прибыть «в моменте».

Периметр ОМП при таких раскладах никак не удержали бы, так что моё вмешательство сохранило немало жизней и материальных ресурсов.

Люди, даже прожжённые военные, заматеревшие в борьбе с мутантами и террористами, дрогнули, развернулись и побежали от колоссального столба закручивающейся согласно моей воле плазмы. Кое-кто намеревался остаться на своих позициях, но небольшое ментальное внушение всё исправило, и совсем скоро, когда я сжал плазму и направил в разлом, ненадолго прикрывая саму возможность перемещения с его помощью, ближайший наблюдатель находился на расстоянии в полтора километра от меня. Авиация, пострадавшая даже не от самой плазмы, а от мощнейших потоков раскалённого воздуха, лишившего вертолёты управления, держалась и того дальше: «птички» в связанных с мутантами вопросах зачастую начинали считать себя неуязвимыми, и потери в десяток бортов разом воспринимали очень болезненно.

Я же, раскинув руки в стороны, занялся первой частью экспериментов, сопровождая всё «спецэффектами»: разряды электричества в воздухе, потоки мощнейшего ветра, грохот и ряд излучений в разных спектрах делали детальную запись происходящего принципиально невозможной. Я не недооценивал силу гения человеческой цивилизации, и не собирался давать ОМП даже призрачную возможность разобраться в, в общем-то, не уникальных манипуляциях, посредством которых я влиял на пространство.

Потому что даже в моих руках, в руках сверха, способного просчитать последствия своих действий в десятки тысяч раз точнее и быстрее, чем любой другой псион, заигрывания с пространством приводили порой к катастрофам. И если небольшой разлом при таких манипуляциях мог просто схлопнуться вместе со всей материей в радиусе километров так пяти, то «катастрофа»…

Тут даже не город будет жалко, а планету, для которой такие дела не пройдут бесследно. И раз уж я поначалу ошибался столь часто, что два с половиной года назад люди даже начали всерьёз считать, что «аннигиляция» разломов и прилегающей к ним территории – новая естественная аномалия, – тогда я действовал скрытно, – то об обычных людях в таком ключе можно и не говорить. Сколько разломов они угробят, и как скоро, добившись относительных успехов, перейдут к «рыбке побольше» со всеми из этого вытекающими?

Нет: пока я сам не продвинусь ещё дальше, чтобы, в случае чего, исправить их ошибки, ни о каком пространстве для человечества не идёт и речи.

А по разлому тем временем пробежала слабая, едва заметная визуально волна, которую, тем не менее, я ощутил вполне себе ясно. Пытаясь управлять пространством нельзя не ощущать это самое пространство, так что сейчас, после того, как я «отщипнул» у разлома небольшую его часть, сбросив излишки высвободившейся энергии в небо, по которому пронеслась дуга неясной природы, собравшей в себе сразу несколько естественных для природы явлений, перед моим взором предстала весьма цельная и настраивающая на положительный лад картина.