Аркет, я облажался.

Думаю, что тебя это не удивит и даже повеселит, но чувствую я себя последним дерьмом. С этим изоратзовым[1] приютом дело обстоит гораздо сложнее, чем мы думали. Побег Цилаф тут не единственная проблема, поверь мне, здесь смердит какой-то совершенно арротзовой[2] тайной. И чем больше я узнаю об этом месте, тем сильнее мне хочется задержаться именно тут и всё выяснить. Директриса и две приближённые к ней воспитательницы исчезли, отследить портал мы, конечно, не успели, потому что об этом каскарровом пожаре узнали из газеты, и я появился тут слишком поздно, когда все следы уже замели. Мне повезло, что останки погибшей девочки зачистили не слишком хорошо, то ли торопились, то ли сработали по-дилетантски. Вот только дух к таким останкам прилетел неохотно, и допросить его толком не удалось. «Они лишили меня магии», – вот и всё, что я получил, понимай, как хочешь.

Девочек в приюте систематически морили голодом, запирали в холодильной камере и применяли другие насильственные методы «воспитания».

По предполагаемому следу Цилаф работают мои люди, но чую, что её мы не найдём. Сам я в окрестностях приюта её след не уловил.

Итак, а теперь о причинах, по которым мы вряд ли сможем найти Цилаф. Первое, что я могу сказать: выданная приютом характеристика девушки – просто подтирка, можешь использовать её по прямому назначению. «Эгоистичная, высокомерная, склонная к истерикам»? Основного свидетеля я толком допросить не могу, но выводы можно с лёгкостью сделать даже на основании показаний остальных: изобретательная, внимательная, умная, осторожная. Не болтливая, но если говорит, то её слушают. При этом порядочная, борющаяся за справедливость и самоотверженная. Главная свидетельница, её подруга Виола, тут вознамерилась костьми лечь и молчать под пытками, но секретов Аливетты не выдавать. Смешно, конечно, но оцени само стремление.

Теперь об этой свидетельнице, Виоле. И здесь я прокололся, она ничего мне не рассказывает, а силу применять я не буду. Видит Хаинко, я честно хотел её подкупить, когда не получилось, решил зайти с другого бока, растормошить девчонку, шокировать, немного надавить, припугнуть и получить результат. Но то ли я устал, то ли повело от её запаха, но всё пошло вкривь и вкось, а потом она потеряла сознание у меня в руках прямо во время допроса.

Так сложилось (и тут исключительно рабочие интересы тому виной), что мы в этот момент были оба мокрые и неодетые, я не понял, что произошло и немного запаниковал, когда мой целебный аркан не помог привести её в чувство. Рванул в камеру к их приютской целительнице, но эта старая грымза лишь буркнула, что Виола притворяется. А она не притворялась!

В общем, я в одних штанах с бессознательной девчонкой на руках двинул прямо к городскому лекарю, потому что на третий портал подряд сил уже не хватило. Ты бы видел глаза, которыми меня провожали. Весь город будет гудеть, что гайрон насмерть затрахал человечку. И это они ещё не сложили два плюс два. Когда дойдёт, что я дознаватель, то припишут, что я не просто затрахал, а ещё и запытал. Итак, я вломился в кабинет лекаря, выгнал оттуда какую-то бабку с её чирьем и предъявил врачевателю завёрнутую в покрывало Виолу.

И знаешь, что сказал этот старый лысый хрыч? Ехидненько так, с издёвочкой посоветовал своих любовниц хотя бы иногда кормить, а не только «это самое». Он так и сказал: «это самое». Я в тот момент хотел ему эти слова обратно в глотку затолкать, но сдержался. Решил, что он мне ещё может пригодиться, а нос я ему и перед отъездом могу сломать. В общем, оказалось, что это голодный обморок. Голодный обморок! Я трижды переспросил. Мне аж самому чуть нюхательные соли не понадобились, когда я всю эту ситуацию осознал. В итоге оставил Виолу у лекаря и двинул обратно в гостиницу, где поселили девочек. И тут выяснилось, с момента пожара их не кормили. А знаешь почему? «Распоряжения не было». Двое суток сорок восемь детей голодали, притом последние сутки – находясь фактически под моим попечительством.

Конечно, после этого «распоряжения» получили все. Всех воспитательниц, которых я к тому моменту счёл виновными в жестоком обращении с подопечными, публично высекли на площади тем же утром.

Виолу от лекаря я забрал. После всего случившегося допрашивать её с применением силы я не смогу, брат. Просто не смогу, и любой приказ на эту тему можешь заранее свернуть трубочкой и засунуть себе под хвост. От воспоминания, как она потеряла сознание от голода у меня на руках, до сих пор потряхивает. И ведь не попросила поесть! И я хорош – об этом даже не подумал.

А допрашивать Виолу с применением зелья я не могу, она для этого пока слишком слаба. Кроме того, вести допросы несовершеннолетних таким образом – незаконно. И ещё одно соображение – Цилаф должна быть клинической дурой, чтобы идти в то место, о котором знает подруга, поэтому она либо изначально ничего не рассказывала, либо поменяла планы после побега, потому что впечатление у меня сложилось такое, что юная наследница Цейлаха достаточно умна, иначе мы бы её уже нашли.

Что касается остальных детей… Надо написать матери, что воспитывать её внуков я пока категорически не готов. А чтобы она больше не зудела на тему моего брака, я вышлю ей сорок семь чудесных девочек разных возрастов и расцветок, пусть занимается их воспитанием, а не нашим. Как считаешь?

Теперь к делу, я отправил запрос на приютские списки из канцелярии. Всю информацию о том, каких магессочек сюда направляли, когда, в каких количествах. Чую, что девочек в приюте должно быть больше сорока девяти. Виола говорит, что маленьких магесс из приюта куда-то переводили, но куда? И выпускницы тоже не дают о себе знать. Ещё я истребовал утверждённую гражданским министерством приютскую программу обучения для магесс. Хочу кое-что сличить.